«Мелиховская весна» прошла в девятый раз
«Приезжайте ко мне в Мелихово в мае, когда сады распускаются», – писал гостеприимный и хлебосольный хозяин этого имения своим добрым знакомцам. Наблюдательный художник знал, что говорил: лучшей поры года для этого живописнейшего уголка Подмосковья, наверное, не существует. Для служителей же Мельпомены всякая конкретная привязка ко времени и месту, высказанная тем, кто уже столетие по праву считается в мире драматическим писателем № 1, носит, надо полагать, характер прямого «режиссёрского» указания. Вот уже девятый раз подряд по весне сценические коллективы из Москвы и Московской области, из других регионов России и из-за её рубежей собираются на несколько дней в небольшой географической точке, в одном из сёл Чеховского района, известность которого, впрочем, простирается далеко за пределы «здешнего уезда».
И благодаря коллективным усилиям, а также, конечно, сумме талантов этого братства, название «Мелихово» всё прочнее ассоциируется сегодня не только с материями литературной и музейной, но и со стихией игровой, не только с понятием мемориального, но и с самым «живым» из всех родов художественного творчества, всякий раз рождающегося здесь и сейчас, прямо на наших глазах. Вовсе недаром, отнюдь не для красного словца Галина Ратникова, министр культуры областного правительства, в своём приветственном обращении на страницах фестивального буклета говорит о том, что «в последние годы Музей-заповедник «Мелихово» стал местом театрального паломничества». А на соседней странице её мысль развивает и расширяет председатель Союза театральных деятелей России (выступающего, наряду с минкультом Подмосковья, в качестве главных учредителей уникального форума) Александр Калягин, называющий Мелихово «одним из самых святых театральных мест», выйти на сцену в котором для каждого артиста одновременно и огромное счастье, и огромная ответственность, ибо «в чеховской атмосфере – по меткому замечанию председателя – не допустимы фальшивые ноты, пошлость и безвкусица».
Стоит отметить, что, несмотря на столь внушительный общественно-государственный статус акции, фестиваль «Мелиховская весна» умудряется быть предприятием с особой, абсолютно домашней, атмосферой, где даже официальные церемонии могут заслужить упрёк разве что в некоей милой безалаберности, но никоим образом – в заорганизованности. Да, с точки зрения так называемой логистики (или, проще говоря, транспортной и прочих проблем повседневного жизнеобеспечения) фестивалю, что называется, есть куда расти. Но, опять-таки, все проколы по этой части, вызванные, в первую очередь, практически полным отсутствием в Мелихове и окрестностях приличествующей событию подобного уровня инфраструктуры, ассоциируются, скорее, с отфиксированной Антоном Павловичем родимой «недотёпистостью», с бессмертным образом конторщика Епиходова по прозвищу «22 несчастья», и потому не столько раздражают, сколько умиляют.
Вообще, такое красивое понятие, как «гений места», имеет к селу Мелихово и одноимённому музею самое непосредственное отношение. Это касается и амбулатории, находящейся в том самом домике, где в своё время вёл приём больных доктор Чехов, и продолжающей действовать в наши дни. И, в какой-то степени, дорожного указателя у самого въезда в усадьбу, незамедлительно вызывающего в памяти «Письмо к учёному соседу» и другие остроумные миниатюры молодого Антоши Чехонте: «Дом-музей им. А.П. Чехова» гласила изначально надпись на табличке; потом, надо полагать, подумали, почесали в затылке и приняли единственно правильное решение – буквы «им.» закрасить белой краской. Однако же они предательски проступают в качестве своеобразного памятника неизбывным «расейским» головотяпству и административному восторгу.
Всё это, конечно, сугубые мелочи (хотя колоритные, нет слов) и полная, используя чеховское словечко, «ерундистика» по сравнению с тем, что уровень собственно искусства на «Мелиховской весне» тоже не иначе как не обходится без вещей «трансцендентальных», без содействия свыше – со стороны человека, прожившего в имении семь насыщенных лет и оставшегося его вечным хозяином. Вашему корреспонденту доводилось бывать на множестве самых разных театральных смотров, и – прошу поверить на слово! – констатирую с полной мерой ответственности: такой высокий процент художественного качества, столь высокую плотность по-настоящему хороших спектаклей в фестивальной афише редко когда доводилось наблюдать. И это притом, что в настоящее время ставят Чехова на всероссийских подмостках, как известно всякому театралу, чаще чем кого бы то ни было, а эмоции, рождаемые очередным «Дядей Ваней» или «Вишнёвым садом», бывают куда как далеки от восторга. Недаром театральные критики в своих кулуарах всё чаще высказывают шутливое (а в каждой шутке, стоит ли напоминать, есть доля…) соображение в том смысле, что неплохо бы взять да объявить мораторий на публичное исполнение драматургических сочинений Антона Павловича лет эдак на десять.
Ещё раз подчеркну, что гостям девятой «Мелиховской весны» подобная мысль, убеждён, показалась бы сущей крамолой. Спектакли здесь были на любой вкус, базирующиеся как на «больших» пьесах классика, так и на прозаических его текстах, порой совершенно неожиданных с театральной точки зрения. А к участию в фестивале изначально допускались исключительно постановки Чехова либо о Чехове – это единственное, но свято соблюдаемое условие мелиховского «формата».
Были спектакли, сделанные в относительно традиционной манере, и, напротив, с подчёркнутыми претензиями на новаторство, на новое прочтение хрестоматийных произведений, на новое видение (а как без них на берегах того самого «колдовского озера», где произносила монолог о «мировой душе» Нина Заречная, где витийствовал о необходимости «новых форм» Костя Треплев, – прообразом места действия «Чайки» послужило именно Мелихово, и флигель, где была написана «комедия в четырёх действиях», резко изменившая все последующие пути и судьбы мировой драматургии, стоит до сих пор; вот только жалко и странно, что в фестивальные дни на дверях его красовался внушительного вида амбарный замок).
Были постановки густонаселённые и с «богатым оформлением», ради которых фестиваль в этом году впервые за время своего существования был вынужден покинуть мелиховские пределы и двинуться караван-сараем в соседний Серпухов, где существует, оказывается, новое, прекрасное и вместительное здание музыкально-драматического Гортеатра. Были, конечно же, и камерные, для которых вполне довольно скромной (но, как принято говорить в закулисной среде, «намоленной»), импровизированной по сути, сцены Театрально-концертного зала ГЛМММЗ А.П. Чехова – основной фестивальной площадки. Игрались представления и «на пленэре» – это одна из главных здешних традиций, восходящая и к Заречной с Треплевым, и к неосуществившимся мечтам Чехова («Если б у меня был театр!..» – вздыхал он в своей подмосковной усадьбе), и к тому, с чего, собственно, всё началось: почти 30 лет тому назад, в 1982 году, режиссёр Липецкого театра драмы Владимир Пахомов впервые показал «Чайку» под мелиховским небом и стал фактическим зачинателем идеи фестиваля, а потом и его основателем. С тех пор Липецкий театр драмы являлся неизменным участником всех без исключения «Мелиховских вёсен».
…Пахомов скончался минувшей осенью, но его последний спектакль – «Три сестры» – по праву открывал программу фестивальных показов 2008 года, задав всему событию верный тон, соединяющий в себе ноты печальной элегичности и мужественного приятия жизни и смерти как трагической неизбежности, но вместе с тем и главного жизненного события, на которое мы обречены. Одним словом, чеховского мироощущения, чеховской оценки земного бытия.
И ещё одно всепоглощающее и роднящее столь различные по жанру и степени «выделки» сценические творения, прибывшие в Мелихово из Краснодара и Львова, Москвы и Санкт-Петербурга, Красногорска и Мытищ. Это – любовь. К своей профессии, к великой русской литературе. Любовь к одному-единственному конкретному человеку, которой посвятил Чехов столько бессмертных проникновенных страниц, и любовь к Человеку как таковому, к человечеству, которой насквозь пронизано всё его творчество. К этой любви неизбежно приходит всякий артист и режиссёр, обращающийся к наследию гениального писателя-гуманиста всерьёз, в попытке живого, внимательного диалога. Пускай даже и не всегда выдерживая этот высочайший духовный уровень, но в любом случае – будучи вознаграждён в итоге звенящей тишиной и ощутимой почти что на физическом уровне сосредоточенной работой мыслей и чувств в зрительном зале (с завидным постоянством повторяющейся на спектаклях «Мелиховской весны»).
«Пять пудов любви»… Те самые, о которых писал начинающий драматург Чехов как об одном из центральных содержательных мотивов своей будущей пьесы под названием «Чайка». Пять пудов любви… А если их нет (перефразируем одну из реплик в пьесе), то лучше ничего не нужно.
Одним из самых ярких событий фестиваля стал удивительный – во всех смыслах слова – «Вишнёвый сад», поставленный в Мытищинском театре кукол «Огниво» белорусским режиссёром Олегом Жюгждой. Уникальному коллективу фантастическим образом взаимодействующих на сцене живых и «одушевлённых» героев удалось найти в хрестоматийной пьесе какие-то новые обертоны и прирастить текст современными смыслами. А роль «первой скрипки» в этом процессе по праву следует отнести на счёт исполнителя роли Фирса, создателя и худрука «Огнива» Станислава Железкина (на фото – в центре)
Статус «международного» фестивалю в этом году придал единственный спектакль – «Ионыч» Львовского национального театра им. Марии Заньковецкой. Над этим можно было бы поиронизировать, если бы не тончайшее и неожиданное режиссёрское прочтение давнего друга «Мелиховской весны» Аллы Бабенко и не безупречная по отточенности работа артистов Александры Люты и Юрия Чекова (почти что Чехова)