В залах известного в Петербурге музея Эрарта - выставка тоже весьма известного, но московского художника, член-корреспондента Российской Академии Художеств Ильи Комова.
Художественные взаимоотношения двух столиц всегда были острыми и сложными. Есть устоявшиеся искусствоведческие понятия – московская школа живописи, ленинградская школа графики и живописи. Конечно, «москвичи» - это прежде всего цвет, это колористическая насыщенность, это смелость и даже размашистость художественных форм и приемов письма.
Это Константин Коровин, Игорь Грабарь, Петр Кончаловский, Сергей Герасимов, это «суровостильцы» Попков и Андронов, Никонов и Салахов. У последнего из них Илья Комов как раз и учился в знаменитом Суриковском.
Конечно, академическая школа – это одно из главных достояний отечественной культуры, будь то музыка, балет, театр (где она стремительно утрачивается, точнее – сознательно убивается) и, конечно, изобразительные искусства. Есть такое суждение, что сначала нам довелось блюсти заповеди иконы, средневекового канона, а затем, в бурном и страшном ХХ столетии, уже напротив – принципы реализма. Конечно, русское ХХ столетие – это не только реализм, как бы ни был он укоренен в русской традиции со времен передвижников, как бы искусственно ни насаждался в эпоху соцреализма. Это и великий русский авангард, который впору назвать классическим – в противовес неоавангарду второй половины века, с его во многом тавталогическими навязчивыми повторами находок предшественников, с его стремлением к тотальному воздействию на глаз и ум зрителя, с его – в целом – вторичностью и второсортностью.
Но за пределами даже самой великой школы, подобной русскому академизму, большой талант создает собственную художественную манеру, в пределе – собственный стиль. Так вышло и у Ильи Комова.
Его яркая, темпераментная и ни на кого не похожая живопись сложилась из нескольких составляющих: уже названная русская живописная школа, дающая классическую выучку, русское средневековое искусство, прежде всего фрески Дионисия и московско-ярославской школы ХУП столетия, и, наконец, возможно главное: европейские и русские художники первой половины ХХ века. Впрочем, была еще одна, домашняя школа: он вырос в семье известных художников, скульптора Олега Комова и архитектора Нины Комовой. Талант действительно часто наследственен, но важна и атмосфера искусства, в которой рождается, растет и учится новый молодой талант.
Его картины – яркие плоскости открытого цвета, как в древней стенописи, которую еще студентом Илья Комов копировал, учась у реставраторов средневековых русских фресок. В его картинах – пейзажах, которые доминируют численно, в натюрмортах, портретах – несмотря на обобщенность формы, условность в передаче фигур и предметов всегда сохраняется натурная узнаваемость видимого и осязаемого мира. При первом взгляде на эти сферические пространства внутри картины, на это перекошенные, как у Лентулова, дома и перекрестья улиц, на яркий до яростности цвет хочется сразу окрестить автора авангардистом. Но не тем, прискучившим и приевшимся, ставшим почти мейнстримом выставок в пустых белых залах галерей и «музеев современного искусства». Нет, картины Ильи Комова – живые, теплые, пронизанные светом, привлекающие любовью к пространству, предмету, к самому биению жизни. Будь то фасад классического особняка или купола волжского храма, кораблик с туристами под питерским мостом – яркое пятно цвета и много мелких «пятнышек» на нем – или мазки лодок у берега. Живопись Комова обобщает и упрощает форму не холодно и расчетливо, и не от недостатка мастерства. Это тонкая игра со средой и светом, с очерком предмета и его цветом, и она исходит из самих качеств природного и предметного мотива. Комов работает как средневековый мастер, он сам грунтует свои холсты, и их крупнозернистая поверхность уподобляется стене храма, покрытого фреской.
Илья Комов, конечно, тоже из породы русских сезаннистов, то есть исследователь предметного мира. Иногда за яркие краски и их смелые сочетания его причисляют к русским фовистам. Но все-таки цвет и плоскость, сочетание красок для Комова не самодостаточны. Его виды города и деревни, Москвы или Волги – не только буйство красок, это узнаваемые образы, доведенные до визуальной формулы. Да, цвет, экспрессия, интеллектуальная игра с мотивом – это все живопись Комова, в которой есть и плоскость иконного письма, и грубость народной картинки, и «подкубленное» пространство русского сезаннизма. Все эти желтые здания, красные избы, фиолетовые реки, зеленые мосты и лица – и узнаваемы, и оригинальные до неповторимости.
Илья Комов мог бы заполонить своими работами огромные выставочные залы, наподобие московского или петербургского манежей. Эрарта отобрала для своих небольших залов лишь малую часть его произведений, но достаточно репрезентативную: пейзажи, натюрморты, портреты. Это неклассическое искусство, взращенное прививками европейской и русской классики, в том числе – классики авангарда. Картина жива – вопреки всем печальным или злорадным прогнозам. Картины Ильи Комова просто радуют глаз, и профессионала, и любителя искусств, и даже неискушенного зрителя.
Потому что полны жизни, непосредственны в своих эмоциях и при видимой простоте – исполнены с подлинным мастерством и оригинальностью.
Илья Комов очень по-русски собрал и «переварил» русские и общеевропейские традиции, создав нечто небывалое, новое и своеобычное. Собственно, это и называется – художественная манера, собственный стиль.
Его картины не литературны, как это часто бывает с русской живописью. Но литература оказала на него влияние – прежде всего творчество его друга, петербургского поэта Евгения Мякишева, безвременно ушедшего год назад.
Впрочем, в отличие от извивов и загибов жизненного пути петербургского «проклятого поэта», живописец Комов всегда шел по светлой дороге жизни. И мы все нуждаемся в «солнечных днях» - в жизни и в искусстве.
