БОЛЕВАЯ ТОЧКА
…Чтобы войти в социокультурную среду
Через три года высшее образование в России должно быть перестроено в соответствии с Болонскими соглашениями, предполагающими создание единой Зоны европейского высшего образования. Наша газета уже обращалась к этой теме («Получить диплом – и… в Париж», «ЛГ», № 20 и «Окно в Болонью», «ЛГ», №38, 2006 год). Сегодня предоставляем слово известному культурологу, профессору, кандидату филологических и доктору исторических наук, главному научному сотруднику РГГУ Георгию Степановичу КНАБЕ.
КАК СОЦИОЛОГУ СТАТЬ КРОВЕЛЬЩИКОМ
– Георгий Степанович, есть такой античный афоризм: «Не для школы, а для жизни мы учимся». Давайте попробуем определить, для какой же жизни следует сейчас готовить выпускника высшей школы.
– Существует некий кризис мирового университета, вызванный изменившимися условиями рынка труда. Огромное количество трудовых мест теперь связано не с производством как таковым, а со сферой обмена, торговли, финансов, средств массовой информации и консультированием этих сфер.
Для определённого круга специальностей следует сохранить, конечно, жёсткую специализацию. Это, например, медицина, военно-технические профессии – те сферы, где очень высок фактор риска. Там должна остаться специализация как главная цель. Но следует иметь в виду, что огромное количество выпускников российских вузов – от 70 до 90 процентов – не работают сейчас по той специальности, по которой их готовил вуз.
Такая же ситуация и в Европе. Приведу один пример. Сын моего коллеги и приятеля, немецкого профессора, сменил ряд профессий, потому что устойчивой связи интересов, квалификации и высокой зарплаты в большинстве случаев сейчас нет. Он окончил сельскохозяйственную школу, потом, поучившись на курсах, поступил социологом в авиационную компанию, завершил же карьеру… кровельщиком. Ему нравится эта работа, да она сегодня в Германии и весьма выгодна. Женат он на кандидате музыковедения и вместе с ней ходит на концерты классики и рок-музыки. Это то, чего требует время.
Ещё несколько лет назад наш министр образования и науки, выступая по ТВ, сказал, что задача высшей школы состоит в обучении трём вещам: иностранным языкам (двум-трём), владению компьютером на значительно более высоком уровне, чем у обычного пользователя, и главное – умению ориентироваться в социокультурной среде. Последнее абсолютно необходимо специалисту при продолжающемся теперь всю его жизнь уточнении рода занятий.
Процессы глобальные. Нужно найти выход, единый как для Европы, так и для нас, что и выразилось в принятии самих Болонских соглашений и в том, что Россия поставила под этим документом свою подпись.
– И как вы оцениваете – насколько мы сейчас готовы к вхождению в единое европейское образовательное пространство?
– На ваш вопрос есть два ответа. Одна проблема тут имеет практический характер – владение иностранными языками. Подготовка тут, конечно, сдвинулась в лучшую сторону по сравнению с советскими временами, но ещё очень далека от желаемого. По Болонскому соглашению студенты и преподаватели, получая возможность продолжать образование (и преподавание) в европейских университетах, конечно, должны свободно владеть языком. Нравится нам это или не нравится, но языком международного общения стал английский. В какой степени эта задача решена? Думаю, что в недостаточной.
Тут очень многое зависит от финансирования. Сегодня преподаватель иняза получает 7 тысяч рублей. Никто из выпускников хороших современных вузов за такие деньги работать, думаю, не будет. В остальном почва подготовлена. В стране есть очень хорошие лингафонные курсы – и отечественные, и импортные. Есть парк компьютеров и компьютерное обеспечение. Это даёт возможность самостоятельно работать над произношением, овладевать лексикой.
АНТИБОЛОНСКАЯ ОППОЗИЦИЯ
– Переход на обучение в соответствии с Болонскими соглашениями встретил мощную оппозицию в лице педагогов. С чем это связано?
– С одной стороны, есть вечное: «Мы привыкли, это налаженный путь, вроде неплохо мы это делаем, что ещё надо?» Есть второй ответ, состоящий в том, что задачей вуза мы привыкли считать только подготовку к профессии. Я регулярно интересуюсь, есть ли вузы, которые следят за трудоустройством своих выпускников. Реальных, компетентных, обоснованных выводов о судьбе выпускников – нет, я не встречал.
Есть английский термин further education – дальнейшее образование. В современных условиях это один из ключевых вопросов. Вот вышел человек из вуза. Его хорошо подготовили и дали возможность ориентироваться в социокультурной ситуации. Предложили ему пристойное место с перспективой роста. Но это требует от него применения полученных знаний к открывающимся новым областям. Как это делать? И здесь необходимы постоянная курсовая система, система заочного обучения, наличие частных и получастных школ, которые обслуживают людей работающих, вполне устроенных, но с прицелом на дальнейшее развитие и рост.
Вот сижу я с женой – а это был 1999 год – в аудитории Тюбингенского университета, в группе, которая занимается санскритом и санскритской культурой. Преподаватель объясняет ритуальный смысл древнеиндийского танцевального искусства. Стоит большой телевизор, на экране видно, как реализуются эти па. По окончании занятий я спрашиваю у педагога, с чем связан интерес студентов к его предмету. Сейчас между Германией и Индией, отвечает он, идут переговоры о целом ряде инвестиций немецкого капитала в индийскую промышленность. Эти ребята понимают, что знание санскритских танцев не продвинет их ближе к обслуживанию немецких заводов на территории Индии. Но оно создаёт ту атмосферу, ту ауру, пригодность к вхождению в культурную систему координат, которая становится предпосылкой для приспособления полученных знаний к реальным условиям. Мне кажется, что это модельная, хрестоматийная ситуация.
– Одно из сильных, с моей точки зрения, возражений против двухступенчатого образования – отсутствие чёткого понимания, кто такие бакалавры. Кто-то приравнивает их к выпускникам средних специальных учебных заведений, кто-то говорит: нет, это люди с законченным высшим образованием. В каких областях наши бакалавры смогут работать?
– Во всех, если будет решена коренная проблема, состоящая в сочетании и взаимопроникновении специальной подготовленности и грамотной социокультурной ориентации. Нужно выработать такие формы учебного плана, такие программы, которые соответствовали бы идеалу всякой педагогики – соединить пригодность к жизни с высокими критериями в подходе к ней. Научить человека трудиться, зарабатывать себе на жизнь – и в то же время быть человеком культуры, горизонта. Это и есть то магистральное направление, которое востребовано нынешней жизнью.
Вот вышел человек из вуза как, допустим, технический редактор – было такое отделение в полиграфическом институте. Я знаю людей, которые его оканчивали. Они тут же положили свой диплом в самый дальний ящик стола и стали работать в торговле, в сфере услуг. Это – отрицательный результат. Но жизнь диктует его.
Люди, которые критикуют предстоящую реформу, просто закрывают глаза на то, как жизнь корректирует их позицию. Они не хотят знать того, что три четверти их выпускников не работают по специальности. Мы с вами формировались в привычке к скромным потребностям. У поколения, которое вступило в жизнь сейчас, такой привычки нет. Зарплата должна расти и расти.
– И ещё одно соображение. Противники «болонизации» говорят: когда мы полностью перейдём на такую систему образования, студенты просто убегут из страны.
– Да, это важное соображение… Вот, например, что происходит в Латвии… Молодое поколение – почти всё – уехало из страны. Чтобы закрепиться на более оплачиваемой работе, они живут в Англии, в Швеции – где угодно. Но западный рынок – тоже не бездонный. Уже сейчас он готов принимать в основном на нижние этажи. Устроит ли это наших выпускников – вопрос.
ГРУЗ ТРАДИЦИЙ
– Болонские соглашения – это не полная инструкция к действию, а лишь схема. В каждой стране она должна наполняться собственным содержанием – исходя из национальных традиций и условий, которые различаются в разных странах довольно существенно. С вашей точки зрения: что ценного из системы российского высшего образования должно быть сохранено, а что безусловно отвергнуто?
– Думаю, что, безусловно, может быть сохранена – по форме – советская вузовская традиция сочетания специальной подготовки и общественно значимых культурных форм обучения. Это была очень неплохая модель. Тридцать процентов учебного времени были посвящены предметам общеобразовательного цикла. В ту пору в них входили партийно-политические и социально-экономические дисциплины и – в меньшей мере – предметы общегуманитарного цикла, которые с 1986 года включали историю религии, философии, семиотику культуры и т.д. Можно вернуться к этой модели. Но содержание этих программ должно соответствовать той текучей изменчивости условий жизни и рынка труда, в которых мы находимся.
Опыт такого рода есть – например, в химико-технологическом институте города Иваново. Но существует и другой путь. Он состоит в насыщении учебного плана такими предметами, которые ставят специальность, осваиваемую студентом, в очень широкий современный контекст. Скажем, я читал курс семиотики культуры на нашем факультете истории, политологии и права. Он даёт возможность ориентироваться в многообразии жизненных амплуа в современном российском обществе, а следовательно, и в спектре рабочих мест. На Западе, как я понимаю, эта проблема решается более прагматически, без интереса к семиотике.
– Георгий Степанович, а как вы относитесь к новым способам оценки знаний студентов и выпускников? Могут ли сочетаться с ними наши традиционные зачёты, экзамены, сессии и т.д.?
– Возможно – и очень желательно – совмещение того и другого. Контроль, устный и письменный, во время обучения необходим. Но и тут дело упирается в финансы. Сейчас я читаю курс лекций для восьми магистрантов. Я начинаю лекцию, кто-то задал вопрос, завязывается дискуссия, в ходе которой объясняется материал, выясняются позиции и оценивается объём знаний. Стирается грань между лекцией и семинаром. От меня это требует углублённых разъяснений, а от студентов понимания того, что каждое их выступление – это ответственный отчёт, который постепенно складывается в отметку.
Но когда перед вами сидит сто пятьдесят человек, возможность диалога преподавателя и студентов исчезает. Чтобы его осуществлять, надо прежде разделить этот поток хотя бы на десять групп. Но это означает, что нужны ассистенты, которые бы вели беседу, проверку, предлагали контрольные вопросы и т.д. А им нужно платить зарплату, значит, надо увеличивать и финансирование соответственно в десять раз. Какой же вуз это выдержит?..
Есть заявка общества на решение очень трудной, вечной, требующей большой квалификации и интеллектуального напряжения проблемы соединения социокультурной ориентации и приобретения специальных знаний. Научить выпускника вуза при необходимости переходить от одного аспекта специальности к другому, от одной специальности к другой – это главная и очень трудная задача.
– Мне приходится постоянно переключаться из одной сферы совершенно в другую. И если это происходит десять раз на протяжении одного дня, очень сложно жить… Советская система меня как-то к этому не очень подготовила…
– Ну, это и есть то, о чём мы с вами говорим! Может, современным студентам будет легче. На то и реформа.
Беседу вела