Выпускной концерт Академии хореографии показал: московская балетная школа не отступает даже под натиском «друзей»
По долгу службы я слежу не только за балетом, но и за его друзьями. Кто они? Или – вернее – что это такое? «Друзья балета» – это чуть менее чем полностью анонимный интернет-форум, где посетители преспокойно травят неугодных артистов. Не им лично неугодных, а как-то избранных. Недавно главной мишенью «друзей» была Анжелина Воронцова, сегодня лишь некоторые продолжают упорствовать в оскорблениях. Столь же бессмысленных, сколь и безнаказанных. Неприятно всегда, но отвратительно, когда понимаешь, что обсуждаемые артисты – дети.
По горячим следам выпускного концерта МГАХ, предметом разбора стали: выпускницы Джой Аннабель Вомак, Анастасия Лименько и малое число великорусских имён среди выступавших. Грешен, мне самому нравится, когда русский балет представлен именами Воронцова и Александрова (а он ими представлен достойно!), но и против иноземного присутствия возражать не стану.
Справедливости ради скажу, что кто-то из авторитетных «друзей» осудил «балетный национализм», но сделал это, к сожалению, неловко.
Беда не в том, что главным событием концерта стали наряду с Анастасией Лименько Джой Вомак и Марио Лабрадор, стажёр академии. Беда в том, что никто не видит русского интереса в обучении иностранцев в России.
Да, национальная гордость требует, чтобы выпускницы уровня и типа Воронцовой появлялись стабильно, но ум должен признать, что стабильность может иметь разную периодичность. Сегодня – Вомак. Завтра – Рыжкова.
Итак.
Сам концерт показал всё, на что способна московская школа. Множество вариаций «Пахиты» позволили продемонстрировать личные качества танцовщиков в «командной игре», «Миллионы Арлекина» – умение работать единой цельностью. Отдельные номера – триумф индивидуализма в разных проявлениях: от классической «Сильфиды» до современной хореографии.
Были недочёты? Как не быть – ведь люди, более того – дети! Однако говорить о них в тоне «друзей балета» недопустимо.
Возьмём Джой Вомак. Американка вызвала разные чувства в зрительской среде, «друзья балета» исключением не стали. Мне понравилось в ней даже то, что ей ставят в вину, – чрезмерная статуарность и недостаток выучки. Про специальные навыки говорить не стану – оставлю на долю педагогов, но замечу, что даже среди специалистов по поводу манер и техники Вомак нет единого эстетического мнения. Кто-то склонен прощать огрехи ради целого, кто-то нет. И спор этот настолько серьёзен, что ему необходимо посвятить несколько строк.
Избыточность – если говорить о силе – не есть признак упадка, но вот внимание к детали – всегда. Избыточность – это молодость, на смену которой приходит строгость – атрибут взросления. Не всегда дисциплина побеждает стихийность, но именно во взаимодействии меры и буйства формируется высший человеческий тип, взывать к которому призвано аристократическое искусство – балет. Благородный танец – не цирк, где каждое движение драматизируется с целью вызвать у публики сочувствие. Благородство балета – в скрытности «пота» и в утайке опасности бытия, каковая просто есть. Можно представить грубого аристократа, похваляющегося силой, но двух воинов, выясняющих отношения в «техничном» переплясе, – почти невероятно. Такое – из жизни утончённых и безоружных натур, из арсенала цирка, ярмарочного балагана. При этом деталь, заслоняющая целое, а главное – любовь к ней, есть признак деградации и искусства, и зрителя.
Вопрос: должно это присутствовать в балете?
Ответ парадоксален: да, поскольку здоровье – в симбиозе дионисийского и аполлонического в жизни вообще и сценической в частности. Лишать балет одной из составляющих – преступление. На которое «друзья» идут легко, если цель требует. Когда нужно принизить Джой Вомак, вспоминают о мелкой технике и виртуозности, а когда приходит мысль обидеть Настю Лименько, говорят о недостатке величавости.
Скажу сразу, что мне Джой Вомак понравилась. И не только торжественностью позировок – по-человечески тоже. Я приветствую американскую девушку, влюблённую в Россию, мечтающую стать русской. Вот в чём главная цель обучения иностранцев в России: они влюбляются в страну и становятся позже нашими агентами влияния. Марио Лабрадор – тоже один из возможных. Я рад, когда в Мариинку приглашается Кинан Кампа, когда, по слухам, в России остаётся Джой: чем дольше иностранки у нас, тем больше пользы принесут в перспективе. Наконец, красивы они. А балет? Переживёт! Тем более когда есть такие девочки, как Настя Лименько.
Анастасия удачно дополнила собранность и даже некоторую жёсткость манер и характера Джой юношеским пылом танцевальности. Они вдвоём с американкой выступили тем, что поклонник древней китайской мудрости назвал бы «инь и ян балетного искусства». При этом в «девчачьем» Лименько легко выделить мальчишеское, а «мужественное спокойствие» Джой покоится на бесконечно женственном.
Сравнительно недавно я видел и Настю, и Джой в «Тщетной предосторожности». Если преображению американки я не удивился – Пахита ей даже «по размеру» более подходит, чем Лиза, то Настя озадачила: кто она? Простушка из комедии Гертеля? Или ребёнок, уже почувствовавший себя женщиной, child in time, стоящий над пропастью, отделяющей детство от взрослой жизни, и готовый совершить опасный, но необходимый прыжок? Да, именно такой показалась мне Анастасия Лименько в па-де-де из «Щелкунчика», не раз виденном отрывке, разным год от года, раз за разом открывающем нам новых звёздочек Академии хореографии.
Поэтому Настя мне понравилась тоже, и не меньше, чем Джой.
Итог.
Выпуск хорош. Он ровный, его лидеры – первые среди равных. Академия не стремится превратить балет в цирк, выпуская девушек и юношей не такими, какими они угодны «друзьям балета», а какими они должны быть с точки зрения сбалансированности по-настоящему зрелого искусства.
Будущее за нами: мой следующий годовой отчёт, хочу надеяться, будет посвящён Ксении Рыжковой. Танцовщице, подобных которой я видел лишь на старых гравюрах. Девушке поразительной красоты, чья стопа – только и видимая часть ноги в «Сильфиде», вызывает трепет. Чья телесность вступает в бой с чахоточным романтизмом. Чьё присутствие на сцене говорит о том, что курс московской школы – единственно верный в совершенствовании нашего далёкого от идеала мира. Который должен быть сильным, по-юношески дерзновенным, по-взрослому дисциплинированным.
Таким должен быть Русский Мир, а остальные пусть заботятся о себе сами.