Рустем Клупов с детских лет дневал и ночевал в воинских частях, хорошо знал вкус солдатской каши. Отец часто брал его на службу, и, по-видимому, на роду было у него написано, что он станет воином.
...Герой Российской Федерации Рустем Максович Клупов завершил свой ратный путь в звании полковника и сейчас находится в запасе. Пишет прозу и стихи. Много лет уже теснятся у него в душе воспоминания и просятся наружу.
– Сколько лет вы отдали службе в армии?
– 32 календарных года, если не считать льготное исчисление при нахождении в зоне боевых действий, когда день идёт за три.
– Самая большая должность, которую вы занимали во время службы?
– С 2007 по 2009 год – начальник разведки главного штаба сухопутных войск Вооружённых сил Российской Федерации.
– Первая чеченская война началась для вас в конце 1994-го?
– Да, 11 декабря мы перешли административную границу Чечни и в первом же бою у подножия Терского хребта разгромили отряд боевиков из ста человек. У них были орудия и два танка. Я был командиром походной головной заставы. Это временное формирование, усиленная рота, которой придаются танки, артиллерия, и она идёт впереди главных сил. Перед нами стояла задача: выйти к окраинам Грозного и обеспечить ввод в город других частей. На рубеж Нефтянки, небольшой речушки с крутыми берегами, мы вышли на рассвете 28 декабря. И позже за нами на этот рубеж вышел весь 1-й батальон 131-й Майкопской кубанской казачьей мотострелковой бригады. Такому громкому названию бригада отчасти обязана тем, что основная масса солдат и офицеров была из казачьих районов Кубани, Дона, Терека, а также республик Северного Кавказа. Последний день 1994 ода застал нас на подступах к Грозному.
– С вашего разрешения, зачитаю несколько строчек из представления майора Клупова Р. М. к званию Героя Российской Федерации. Сейчас самое время это сделать.
«Во время новогоднего штурма Грозного в 1995 году капитан Клупов возглавил мотострелковый батальон вместо раненого командира.
Организовав круговую оборону, он смог спасти и личный состав, и технику. Несмотря на полученную контузию, Клупов продолжал командовать батальоном и организовал прорыв в район товарной станции. Там он принял командование рассеянными группами из соседней воинской части и вторично организовал прорыв из окружения, а сам с двумя бойцами остался прикрывать отход. Получил ранение в ногу, но выполнил боевую задачу и в ночь на 2 января вышел в расположение основных сил».
И теперь позвольте мне задать вопрос: вам часто вспоминается тот уже далёкий Новый год?
– Он всегда со мной. Это одно из самых ярких событий в моей жизни.
Утром 31 декабря я получил команду войти в Грозный. У меня был очень подготовленный личный состав, я ведь не зря дневал и ночевал с солдатами. До городских построек бойцы были на броне, а в городе все спешились и с автоматами наперевес бежали справа и слева от машин, под окнами домов и могли в любой момент прикрыть броню от выстрелов. А башни боевых машин были подготовлены к перекрёстному огню. Мы входили словно шаровая молния, способная снести всё, что встанет на пути. Но должной подготовки к штурму города, как этого требует Устав, к сожалению, не наблюдалось: не было плана штурма, не было постановки задач, не было разграничения полос наступления....
О своём местоположении я докладывал командиру бригады по радио. Так прошли завод «Серп и Молот», Дом печати. На мои запросы, куда мы идём, командир отмалчивался, и я понял так, что в открытом эфире он не хочет называть конечный пункт движения. Я высунулся из люка своей БМП и стал искать глазами КШМ (командно-штабную машину) комбрига Савина. Увидел командирскую машину позади себя, метрах в ста пятидесяти.
На соседней улице уже вёл бой 81-й мотострелковый полк из Самары. Там было жарко и горело несколько боевых машин. По нам тоже начали стрелять, и это накаляло обстановку. Я решился на крайние меры и, спрыгнув на асфальт, рванул бегом к командно-штабной машине. Все люки КШМ были закрыты, и мне пришлось стучать прикладом по броне. Бойница открылась, водитель меня увидел, открыл люк. Я свесился головой в люк и, стараясь перекричать звук работающего двигателя, заорал: «Здравия желаю, товарищ полковник. Куда дальше двигаться?»
Мой вопрос повис в накалённом воздухе штабной машины. Командир бригады углубился в карту и молчал. А пули уже вовсю цокают по броне, и я чувствую, что к моей заднице уже пристреливаются. Поэтому пришлось пойти на нарушение субординации и обратиться к начальнику оперативной части, который находился рядом с командиром: «Куда дальше, товарищ полковник?!»
«На вокзал!» – ответил коротко начальник оперчасти. «Разрешите идти?! – я заулыбался от счастья, что наконец-то узнал конечную точку движения, и бросился обратно к своей БМП. По моей команде повернули на вокзал. Из частного сектора побежали вооружённые люди, стреляя на бегу в нашу сторону. Головная машина уложила их пулемётным огнём, только двоим удалось скрыться в жилом квартале. Остальные так и остались лежать на холодном, слегка припорошённом снегом асфальте.
За час до полудня мы вышли на вокзал. На привокзальной площади завязался бой. Противник встретил нас шквальным огнём из депо. Несколько моих боевых машин одновременно выскочили на перрон и ударили из всех стволов. Бойцы поливали противника из стрелкового оружия. Огонь дудаевцев был подавлен, и они покинули свои позиции. По нам перестали стрелять, наступила тишина. Захватив вокзал, мы нанесли поражение отряду боевиков, который был застигнут врасплох, и облегчили положение сводного отряда 81-го мотострелкового полка, который закрепился на товарной станции.
– Никого из мирных жителей на вокзале не было?
– Никого не было, ни пассажиров, ни работников вокзала. Мы заняли здание почтамта и вышли на крышу. Это была господствующая высота. Рассредоточили технику. В качестве укрытия использовали привокзальные ларьки и бетонные клумбы для цветов, которые стаскивали тросиками. Тут подъехал комбриг. Поставил задачу командиру 1-й роты капитану Пащенко продвигаться дальше вдоль железной дороги и захватить мост через Сунжу, до которого было около километра. Пащенко вышел к мосту, там его встретили чеченцы, подбили танк, две БМП, и он оттуда драпанул.
А в это время к вокзалу со всех сторон стали подтягиваться элитные чеченские формирования. Мы этого ещё не знали. Во второй половине дня в районе вокзала против нас было сосредоточено полторы тысячи боевиков. Уже потом я узнал, что среди них были батальон дудаевского департамента госбезопасности, полк Руслана Гелаева и хвалёный батальон Шамиля Басаева.
– Сколько у вас бойцов было на вокзале?
– Нас на вокзале было 250 человек, с механиками, с экипажами машин. Батальон, укомплектованный на 50 процентов, нельзя считать полноценным. Командир бригады отдал приказ второму батальону, который оставался на исходных рубежах, выдвигаться на вокзал, но до нас никто не дошёл. Они не стали перестраиваться в боевой порядок, и на марше батальон был полностью разгромлен. К товарной станции смогли прорваться несколько машин, а основные силы были уничтожены, и судьба второго батальона на этом закончилась. Это были главные потери, которые мы понесли на входе.
– Товарная станция была далеко от вас?
– Метров 500, но зрительной связи между нами не было. Мешали несколько пятиэтажек и другие здания, плотно был застроен частный сектор.
– 31 декабря. Вторая половина дня. Улицы в Москве уже пустеют, люди делают последние покупки и готовят новогодний стол...
– А у нас уже идёт бой, и нас начинают поджимать со всех сторон. Комбата Хмелевского тяжело ранило. Командир бригады вызвал меня и приказал принять командование батальоном. У нас уже подбиты многие машины. Восточное крыло вокзала обороняет взвод бойцов под командованием лейтенанта-танкиста Сергея Гринченко. Его танки были сожжены, он принял командование стрелковым взводом, был ранен в голову, но оставался до конца на своей позиции.
В составе этого взвода сражался пулемётчик Завен Оганесян. Невысокий коренастый армянин был несколько раз ранен, но, получив необходимую помощь, снова возвращался к боевым товарищам. Уже было слышно, как боевики кричали: «Рус-Иван, сдавайся!», на что Оганесян с армянским акцентом отвечал: «Русские не сдаются, да!» Рядовой Оганесян так и остался там, он умер, истекая кровью.
– Среди смерти и огня Новый год прошёл, конечно, незамеченным?
– Помню, Костя Михеев, самый молодой мой офицер, который только училище окончил в 1994 году, подбежал ко мне с бутылкой водки, початой, говорит: «Командир, с Новым годом!» Я задаю вопрос: «Сколько времени?» – и смотрю сам на часы: двадцать минут первого. «Откуда водка?» – спрашиваю. Отвечает: «Ящик водки бойцы притарабанили, в кабинете директора вокзала нашли». Я строго-настрого приказываю: «Этот ящик – в санчасть. Увижу кого пьяным – лично расстреляю». После этого глотнул, значит, пару глотков, чтобы офицера не обидеть, проговорил для ритуала: «С Новым годом!» и вернул Михееву бутылку. И была эта кошмарная ночь длиной во много жизней. Бой шёл всю ночь, постоянно, не прекращаясь ни на минуту. Ночь. День 1 января... Спать никто не спал. То наносились удары, то шла перестрелка. Стрельба разгоралась на разных направлениях и с новой силой.
– А где у вас была санчасть?
– Санчасть сделали в комнате матери и ребёнка, и всех раненых стаскивали туда, а погибших – в камеру хранения. К концу 1 января у нас уже не было патронов, медикаменты заканчивались, раненые умирали без медицинской помощи... По усилившемуся огню я понял, что к противнику подошли свежие резервы. Плотность огня достигала такого уровня, что бойцы стали отползать от окон, обращённых в сторону привокзальной площади. Наша оборона трещала по швам… (Клупов умолкает, и на его лице мне почему-то видятся всполохи огня. Потом, как будто через силу, продолжает. – Прим. В.С.) Связь у нас была до обеда 1 января, пока не подбили командно-штабную машину. К нам пробиться никто не смог. Последний приказ, который мы получили от командования, –прорываться самим, своими силами. На основании этого распоряжения комбриг дал приказ готовить отход, прорываться на товарную станцию... На момент отхода у нас было 56 раненых. Ранены были практически все, но 56 – это те, которые были лежачими.
– Вы тоже были ранены?
– Я был контужен взрывом, потом ещё на меня рухнул потолок, правый глаз распух, и я не видел правым глазом. Ранило меня немного позже. Уже при отходе. Командиру 1-й роты Пащенко я приказал оставаться на вокзале до конца, пока не вынесут всех раненых. Мы смогли завести 2 БМП, они уже были подбиты, но их смогли завести, и завели один танк. Все машины были без боеприпасов. БМП укрыли за недостроенным зданием нового вокзала, а танк подъехал прямо по рельсам к перрону. Стали грузить раненых. На БМП погрузили, а возле танка ещё продолжали возиться с погрузкой. В этот момент распахнулась боковая дверь вокзала и оттуда стали выбегать солдаты 1-й роты, устремляясь по перрону в сторону товарной станции. По сути, они перепрыгивали через меня, потому что пространство простреливалось, и я лежал возле бетонного забора, прикрывая раненых. Это было так неожиданно, что я успел среагировать, только когда через меня перепрыгнул командир 1-й роты. Я приподнялся на одно колено и буквально заревел: «Пащенко, куда?!» Он обернулся на ходу и прокричал: «Раненых всех вынесли, на вокзале чеченцы!» Я опять ему кричу: «Стой! Раненых ещё не погрузили!», но он, не останавливаясь, убегает дальше.
Я прицелился ему в спину, но не было ещё во мне столько злобы и обиды, чтобы стрелять по своим. И главное сейчас было – задержать боевиков, успеть отправить раненых. По моей команде несколько бойцов рванули на вокзал вместе со мной. Бой завязался в здании вокзала, и почти что сразу тяжело был ранен командир взвода Дима Аденин. Осколком гранаты у него была перебита кость в области бедра. С Димой было легко воевать, он бесстрашный воин, но у него был большой недостаток: он сам один хотел всех победить. Боевики засели на кухне ресторана. Я кинул в сторону боевиков гранату, следом басистую длинную очередь из пулемёта ПК послал командир 2-й роты Валера Николаев, добавили несколько наших автоматов. В здании вокзала каждый выстрел гулко грохотал, и бил, и бил по барабанным перепонкам. Со стороны боевиков отчётливо послышались крики и стоны раненых. Я решил воспользоваться суматохой, возникшей у противника, дал команду выносить Аденина и грузить на танк. После этого скомандовал отход. Диму Аденина дотащили до танка, уложили на крыло под башней. Надо отдать ему должное: он, с таким тяжёлым ранением, взявшись руками за ствол зенитного пулемёта, сам приподнялся, положил раненую ногу рядом со здоровой, связал обе ноги офицерским ремнём, вколол промедол – и только после этого танк тронулся. Бойцы, остававшиеся с нами, побежали вслед за ним… Задерживать я никого не стал, тем более что не было у них уже патронов, хотя один, пробегая мимо меня, молча сунул в руки полный магазин. Со мной остались капитан Валера Николаев и сержант Майоров, имени не помню, к сожалению. Втроём мы залегли недалеко от здания вокзала и приготовились дать бой, чтобы задержать боевиков. Выждали несколько минут и стали отходить к товарной станции, передвигаясь по железнодорожным путям, всё время останавливаясь в ожидании преследования.
– Это уже была ночь с 1 на 2 января?
– Да. Конечно. На подходе к станции нас громко и отчётливо окликнул часовой. Я отозвался, назвал звание и должность. Солдат из охранения вышел к нам и доложил, что поставлен на пост командиром роты, сам ротный на позиции. Я ему сказал: «Иди, зови ротного, скажи, что комбат с 131-й бригады просит подойти. Иди не бойся, мы посторожим здесь за тебя».
Минут через десять к нам подошёл старший лейтенант, представился замполитом роты, доложил, что они получили команду на отход, заводят машины, у них 3 БМП, командир роты подойти не может, занят техникой. Я попросил его передать командиру, чтобы на технику грузили только раненых, остальные пусть идут пешком. И чтобы выставили передовой дозор, охранение, и прорывались штурмовой группой, а не как на такси. Мы остаёмся здесь и будем прикрывать. Замполит сказал, что всё доложит ротному, и ушёл.
Через несколько минут сержант Майоров громким шёпотом мне прогудел на ухо: «Товарищ капитан, духи идут».
Мы приготовились к бою. Недалеко от вокзала ещё горела цистерна, и на фоне зарева было видно, как в нашу сторону передвигается довольно большая группа людей. Я своим говорю: «Подпускаем поближе, будем бить в упор, наверняка, патронов мало». Мы уже держали их на мушке, когда порывом ветра между звуками отдалённого боя до меня донесло обрывки русской речи, переплетённой отборным матом: «Поднимай, сука, неси, б…, чё бросил, поднимай, сука, поднимай!» Я не знал, что думать, но уже было видно, что, хромая и спотыкаясь о шпалы, раненые несли раненых. Они тем временем подошли ближе, мы их окликнули и помогли перебраться к нам. Это были наши бойцы, среди них не было ни одного офицера, только солдаты. Они нам рассказали, что БМП, на которой их отправили, заглохла, заклинил двигатель, и они насилу добирались сами. Тут из ворот товарной станции выезжают БМП и останавливаются неподалёку. От колонны, спешившись, подбежал солдат: «Вас ждём, товарищ капитан!» Я сказал, чтобы грузили раненых, а я останусь здесь и подожду, возможно, кто-нибудь ещё из наших сюда выйдет.
Раненых погрузили на последнюю машину, и колонна ушла. Мы остались, хотя нас самих здоровыми назвать было нельзя. И тут слышим: летят мины, одна следом за одной, огневым валом накрывают, и этот вал проходит через нас. Мины ложатся всё ближе к нашему укрытию. А мы под шиферной крышей на металлических опорах. Не сговариваясь, начали накидывать на крышу шпалы, три или четыре шпалы кинули наверх и успели уложить накатом. Я говорю своим: «Всё, надо уходить, духи не убили, так свои замочат, видно же, откуда прилетает».
Вал огня проходит через нас, и мы начинаем выбираться. Идём через позиции, которые занимал 81-й мотострелковый полк. Видим: одна БМП, брошеная, разутая, с работающим двигателем, стоит на рельсах, через метров 50 ещё одна, пытались завести, не завели. Но зато набрали лент с патронами для пулемёта ПК. Дальше дорога раздваивалась, и встал вопрос, куда идти. Присели в тёмном местечке, осмотрелись, глухая ночь давала мало информации об окружающем пространстве. Вдруг справа, не так далеко от нас, загорелся огонь, я его хорошо знал по Афгану, это зажигательно-дымовой патрон. Мы стали наблюдать, увидели группу вооружённых людей, потом услышали звук работающих дизелей, разглядели силуэт БТР–Д и вышли к нашим десантникам. Они смотрят на нас удивлённо: «Вы кто?» Я говорю: «131-я Майкопская бригада». – «Во! А мы вас едем выручать».
Я сказал, что выручать там уже некого. Узнав, что мы последние, нас забрали на броню. Приехали в парк Ленина, где меня представили командующему группировкой генералу Бабичеву. Подробный расспрос длился около часа и привёл командование в замешательство. Им не верилось, что пехота, усиленная танками, была разгромлена и отошла. Командующий группировкой обратился ко мне с просьбой: «Отведи мою разведку на вокзал, ты ведь там всё знаешь».
Когда я вышел из КШМ Бабичева, Николаев и Майоров ждали неподалёку. Я им сказал, что возвращаюсь на вокзал, поведу разведчиков. Николаев покрутил пальцем у виска и обнял меня, мы попрощались, и я пошёл искать командира разведроты Мишу Теплинского, который сейчас является командующим ВДВ.
С Теплинским мы очень подробно обсудили наши действия и пошли на доклад к Бабичеву. Командующий выслушал нас очень внимательно, потом спросил у Теплинского, есть ли у него ко мне ещё вопросы. «Никак нет!» – чётко, по-военному ответил Миша. «Тогда пойдёшь без него, а капитану Клупову пришло распоряжение из группировки генерала Пуликовского собрать всех своих из бригады и вывезти из города в район аэропорта Северный».
На прощание генерал Бабичев протянул мне руку. Было около трёх часов ночи. Это уже 2 января.
– Вас хоть накормили?
– Накормили, голову и ногу перебинтовали, но осколки извлекать не стали, сказали – в госпитале сделают операцию.
В колонне, которую мне удалось собрать, было две БМП и несколько бортовых грузовиков, в основном что осталось от тыла, порядка 60 человек личного состава. Ближе к обеду мы начали движение и без особых приключений добрались до места сбора наших частей. А навстречу шли и шли войска, казалось, их было огромное количество, все дороги были забиты, и я думал: «Где же вы были два дня назад, когда Дудаеву и Масхадову удалось собрать на главном направлении свои лучшие силы и похоронить их там вместе с нами».
В этот же день я был эвакуирован. Вместе с другими ранеными меня доставили вертолётом в Беслан... Три дня не спали. Думал, сейчас лягу и посплю. Ложусь, глаза закрываю, перед глазами всполохи огня и взрывы. Не могу заснуть, и так до утра, всю ночь, уже под утро только уснул. Будят. Куда? В госпиталь. В Ростове-на-Дону извлекли три небольших осколка из правой ноги, в области икроножной мышцы.
В конце февраля Грозный был освобождён от крупных формирований, но мелкие диверсионные группы там действовали до конца войны.
– Спасибо вам большое за беседу, Рустем Максович. Израненная чеченская земля живёт сегодня мирной жизнью, и дай Бог, чтобы война на эту землю больше никогда не приходила, чтобы сообща мы воевали против внешнего врага, вместе берегли Россию.