Октябрь 1990-го, Бонн. Маленькая рейнская столица нового большого государства, чистенький малоэтажный город, заросший старыми каштанами, нежится в золотых лучах осеннего солнца и в эйфории политических побед. У нас же, в университетской аудитории, кипят споры.
«Я не понимаю, что плохого в детских яслях? Благодаря им молодые матери могут учиться или работать!» – убеждает однокурсников студентка из бывшей ГДР. «Жена и мать не должна работать! – сурово обрезает её местная студентка с фамилией, начинающейся дворянским фон. – Это у вас там, на Востоке, матерей принуждали работать! У нас же они три года могут посвящать себя ребёнку!» А её соседка, приехавшая из деревни, завершает: «Вам, с Востока, предстоит ещё очень многому учиться!» Гэдээровская студентка удивлённо смотрит на сокурсников. Что плохого в том, что матери работают?
Я понимаю её удивление. Вот уже месяц я здесь и не устаю удивляться чудесам прирейнского захолустья. Две недели назад объединились ГДР и ФРГ. Группа советских аспирантов, с которой я приехала в Бонн, уже разъехалась по университетам Западной Германии, я же осталась в столице. «Испытываешь ли ты культурный шок от вида полных прилавков?» – хотят знать здешние однокурсники. Нет, мои дорогие ровесники, мой главный культурный шок – от общения с вами и вашими наставниками. Из бурлящего позднеперестроечного Союза я попала в царство застывших форм. У нас Горбачёв ещё вещает об «общеевропейском доме», здесь уже празднуют «победу в холодной войне». В центре «рейнского капитализма», в Боннской республике, застывшей, по меткому выражению историка Плеснера, «в нерешённости между вчерашним и сегодняшним днём», верят стереотипам, выпестованным десятилетиями жизни под могучим американским боком.
И ладно бы старики – но молодёжь! Как дружно напали они на ровесницу из Лейпцига! Но та и не думает сдаваться: «И вам есть чему научиться! У нас! Не забывайте, что мирную революцию 89-го начали мы в ГДР!» – «Так ты – за ГДР?» – следует убийственный по здешним меркам «аргумент». Студентка из Лейпцига возмущённо крутит головой: бессмысленность споров, в которых на соперников клеят политические ярлыки, ей хорошо известна. Против этого она боролась там, а здесь то же самое, только с другим идеологическим знаком!
В ту боннскую осень, первую осень воссоединившейся Германии, мне почему-то верилось, что «осси», как называли здесь восточных немцев, подавленные упавшими на них благами западной цивилизации, кинувшиеся покупать телевизоры, подержанные автомобили, мебель, счастливые возможностью «потреблять», верящие в новые, радостные времена, действительно готовые «учиться», душой открытые Западу, недолго останутся в роли младших партнёров. Слишком могуч их политический потенциал. Они закалены годами реального социализма, они умеют сомневаться, они способны критиковать не отдельных политиков, а всю систему целиком, независимо от того, «правильная» ли это система с идеологической точки зрения или нет. «Осси» начнут сопротивляться, когда поймут, какая волна хлынула на них с благословенных рейнских берегов.
В бывшей ГДР началась структурная перестройка. Не менее важным было достижение «внутреннего единства», преодоление ментальной границы между старыми и новыми федеральными землями. На Восток отправились не только штатные сотрудники политобразования ФРГ, но и всё, что считало себя способным политически миссионировать.
«Они налетели на нас, как гроза», – рассказывал мне в 1991 г. молодой христианский демократ из новых федеральных земель. Его молодёжная группа трепетно готовилась к первой встрече с ровесниками из «Молодого Союза» (молодёжная организация ХДС): разрабатывалась программа, обсуждались темы для конструктивных дискуссий… «А потом приехали они, с Запада, – все на родительских «мерседесах» и БМВ… Они не дали нам и слова сказать. Они рассказали нам, какими мы были «попутчиками режима», объяснили, что нам нужно учиться, заверили, что они нам помогут – и отбыли…» Если шок от «десантов» западногерманских всезнаек терпели даже их идейные сторонники, что же говорить о «рядовых» «осси», терявших работу, становившихся адресатами социальных пособий.
Уже в начале 90-х годов было ясно, что воссоединившаяся Германия не будет старой ФРГ, механически расширившейся на Восток. Новые федеральные земли привнесут в неё свою ноту, а настанет время, возможно, в чём-то и определят её будущее.
Так и случилось.
Двадцатилетний юбилей единства Берлинская республика встречает в сложных условиях. Ушли в прошлое старые угрозы и клише времён холодной войны – на очереди новые опасности и новые вызовы. Германия утверждает свою силу в Европе и соперничает с Францией. Немецкие солдаты защищают «безопасность Германии» на Гиндукуше. Внутри страны крепнет Левая партия, поднимает голову и правый радикализм; особенно силён он в бывшей ГДР. Старые партии настолько видоизменились программно, что не узнают самих себя: «зелёные» давно уже распрощались с пацифизмом, социал-демократы – с верностью рабочему классу. Особенно тяжко христианским демократам – при Ангеле Меркель они распрощались со своей «рейнской душой», а новой, «берлинской души» пока ещё не обрели…
Так что немецкий путь к «нормальности» ещё не завершён…