Олег Севрюков
Мысли, которые надобно уничтожить, – это и есть ложные различения. Поэтому говорят: когда они, различаясь, возникают, – это болезнь, а когда не возникают, они – лекарство. Ещё говорят: если мысль возникает, пойми её, если поймёшь её, она уничтожится. <…> На самом деле нет ни одного лишь сознания, ни одних лишь предметов.
Собрание песка и камней
(«Сясэкисю», конец XIII в.). Т. 1. Свиток IV, рассказ 1. Перевод со старояпонского
* * *
…Где я? И что – я? Думается, неважно. Не это главное. Впрочем, и не второстепенное. Сложение – вычитание, умножение – деление – приложимо ли это к деяниям человеческим? Кто-то ответит утвердительно, кто-то отрицательно. Кто-то подумает, кто-то промолчит (возможно, и не подумав даже). А надо ли вообще об этом размышлять? И, поразмыслив, рассуждать?
Надеюсь, что, прочитав эти и нижеследующие отрывочные записи, вы составите собственное мнение. Каким оно будет? Лично мне хотелось бы, чтобы оно просто было. Почему? Да потому, что жизнь человека не арифметика. И даже не высшая математика. В ней есть, конечно, всё, относящееся к вышеозначенной области. Нет только мнимых величин. Ибо каждый отдельный человек – это не просто единица. Он (она) включён (включена) в сложную систему взаимодействия, в которой пересекаются, перекрещиваются, накладываются друг на друга, отталкиваются, дробятся, сливаются самые различные силы. Материальные и духовные, поту- и посюсторонние, видимые и невидимые, понятные и непонятные. Несть им числа!
А ведь так хочется свести всю эту умонепостигаемую совокупность к чему-то простому. Типа: «дважды два – четыре». Не получится, однако. Особенно в моём положении.
…На кедровой шишке, что лежит передо мной в качестве украшения к Новому году (прошедшему или будущему – не знаю, да и вряд ли узнаю когда-нибудь. Если вообще ещё смогу что-либо узнавать!), на каждой чешуйке наклеен маленький разноцветный шестиугольник. Наверное, символизирующий собой снежинку. Так вот, если смотреть на эту снежинку под разными углами, можно остановить взгляд на том цвете, который тебе нравится. Из «радужного» спектра – красный, оранжевый и так далее, по известной считалке «каждый охотник желает знать, где сидит фазан». И получается, что я свободен выбирать то, что мне по душе?! Но если немного изменить угол зрения? И это сделает кто-то другой, а не я. Или вообще отберёт у меня эту шишку. Что станется с моей свободой? Она останется со мной или её тоже этот «некто» обнулит? Хочется думать, что останется! Но как же так – свобода у меня есть, а шишки нет! Значит, свобода – беспредметна, существует сама по себе. Тогда и я ей не нужен. Но это же чушь! Здесь что-то не так, мы не можем жить порознь – свобода где-то там, а я где-то здесь. Отсюда вытекает необходимость её, эту свободу, с чем-то соотнести. Ежели нет материального объекта, которым я обладаю хотя бы зрительно, нет и этой самой свободы. Нету шишки – нет и свободы!
…Однако меня занесло в такую дебрь, откуда без посторонней помощи не выбраться. А кто может помочь? Даже и не предполагаю. Ибо обстоятельства не то что сильнее меня – я в них ощущаю себя ничтожно малой величиной. Никак не влияющей ни на что. Тем более на меня окружающее. А что меня окружает? Воздух – да, стены – да, какие-то среднебытовые предметы – три. Но ещё что? Ах, да – мои мысли. Мне кажется, что они отделяются от меня и живут своей жизнью. Но они же мои! Стало быть, коли я их породил, я их могу и уничтожить. Когда они надоедят мне. Но как? Если они уже отделились и кружатся, кружатся, кружатся… Некоторые из них я ловлю и заправляю обратно. И когда их количество уменьшается, становится немногим легче. Но вся беда в том, что те, которые я не поймал, начинают размножаться! Сами по себе. Без моего участия. Чёрт его знает, как это происходит! А может, как раз чёрт и знает? Надо справиться. Наверное, здесь есть библиотека с разными умными и хорошими книжками. Надо попросить. Только как понять, что нужно? Надо подумать. Ведь порой какие-то из мыслей, которые я ловлю и загоняю обратно, явно не мои, а порождение «мыслесовокупления и мыслерождения». Как и эта мысль о свободе. Ну не моё это, поверьте, не моё! Уж я-то знаю. Или нет? Может, всё не так, как я думаю? (Правда, я не уверен, что это думаю я, а не кто-то другой.) Что эту «свободную» мысль занесло сквозняком в приоткрытую дверь, когда ко мне заходил… заходил… А может, и не заходил? Да нет, точно заходил! Вчера. А может, и не вчера? Впрочем, это неважно. Главное, что есть клубок. И теперь надо отыскать кончик нити, из которой он смотан.
Ну хорошо, я её размотаю. До конца. Или начала? А это как посмотреть! Что знает только Тот, Кто этот клубок смотал. Ведь изначально нить была нитью, сама собой. Её можно было растянуть прямо, свернуть в кольцо, сложить в петли… Но сделали почему-то клубок. Фу ты! Запутался совсем! Прямая, кривая, изогнутая – не всё ли равно? Итог-то один – клубок! Вот и сиди над ним и думай!
…Опять мысли закружились, полетели… Не буду их ловить, пусть полетают на свободе!
…Снова эта свобода! Далась она мне! В самом деле – сколько можно об одном и том же? И всё потому, что никак не могу понять, что я могу? Ведь понимать – это одно, а мочь – это совсем другое. Можно ли что-то мочь, не понимая? Замкнутый круг. А если пойти от сегодняшнего дня к завтрашнему? Но через вчерашний? Кажется, что-то начинает проясняться. Чувствую, что ещё немного – и я пойму происходящее. Или произошедшее. Или то, что произойдёт…
Так вот. Завтра, как мне сказали, я должен буду ответить на ряд уточняющих вопросов. Касательно вчерашнего. Не буквально – случившегося вчера. Недавно. И не только со мной. Но и с другими.
Стало быть, завтра я с необходимостью перейду из дня сегодняшнего (если завтрашний день считать уже наступившим) во дни прошлые. То есть я совершу противное здравому смыслу – а где он, этот здравый смысл? – перемещение во времени.
А учитывая то, что свершившееся ранее произошло в другом месте, то и в пространстве. Иными словами, я овладею способностью управлять временем! Каково, а?
Но я отвлёкся. До завтра ещё надо дожить. В чём я не вполне уверен. Почему? Мне так кажется. Кажется – и всё тут! И это «кажущееся» представляется мне более реальным, чем «видимое». Хотя и ещё не существующее. Почему-то.
И пришли мне на память строки давно прочитанного некоего философского труда одного из вождей мирового пролетариата о понятиях «кажимость» и «видимость». Их тождестве и различии. Но память – штука весьма коварная! Иногда подсовывает такое, что только диву даёшься. И откуда, скажите, пожалуйста, вдруг вылезла эта «кажимость»? Из какого такого уголка, кладовки, чуланчика? Конечно, психоаналитик с «учёным видом знатока» брякнул бы что-нибудь о детских страхах, комплексе Харона, либидо и тому подобном. Посмотрел бы я на него, будь он в моём положении! Беспредметном – нет даже зубной щётки. Почему-то «не положено». И много чего ещё «не положено». А вот металлическая сетка на окне – положена. Или поставлена? Не суть важно. Она мне не мешает. Вспоминать.
Между прочим, я, не вставая с кровати, отчётливо вижу всё, что происходит снаружи. Как бы «с высоты птичьего полёта». Вот через двор от одного куста сирени к другому крадётся кошка. Стайка воробьёв внутри куста оживлённо обсуждает её манёвры. Охранник вышел покурить. Присел на ступеньку. Два санитара, жестикулируя, что-то доказывают друг другу и никак не могут прийти к согласию. Судя по мимике и тому, как они размахивают руками. И я вижу всё это, хотя для того, чтобы выглянуть в окно, нужно встать на стул. Но стул, как и стол, наглухо прикреплён к полу…
А может, и впрямь сознание моё после того, что произошло, получило способность отделяться от тела? И жить своей жизнью? Но всё-таки я ещё пока осознаю, что я – это я! Зеркала в комнате нет. Но руки – мои. Ноги – тоже. Родинка на правой щеке имеет место. Я её могу потрогать. Что и делаю иногда. Так, на всякий случай. Значит…
А что это значит, я попытаюсь объяснить. Начать, однако, придётся издалека. Вернее, из далека. Потому что «издалека» мне кажется не соответствующим моему (нашему с вами – не отвертитесь, как ни старайтесь!) погружению в прошлое. Слишком коротко. «Из далека» означает – вы отодвинули прошлое на такое расстояние от себя сегодняшнего, что, разглядывая его, вы рискуете потерять из виду некоторые детали. Может быть, весьма существенные. Определяющие, так сказать. Из минувшего – будущее. Но с другой стороны – «Лицом к лицу / Лица не увидать. / Большое видится на расстояньи» – сказал поэт и как припечатал. Пригвоздил, так сказать!..
…Точного количества прошедших лет назвать не могу. Но, думаю, не меньше пяти. Или семи. Может, меньше, может, больше. Скорее больше. Впрочем, неважно.
Итак. Жил-был учёный человек. Это я. Причём не просто учёный, а человек с мировым именем. В достаточно узкой области его интересов и работы. Таких, как он, было на «весь крещёный и некрещёный мир» (если мне не изменяет память, в чём я в данный момент не уверен) человек восемь-десять. Половина «у нас», остальные «там». Где конкретно, меня не интересовало. Мы встречались на конференциях, симпозиумах, конгрессах и т.д. с завидной регулярностью. Печатали статьи в малопонятных для широкой публики журналах. Переписывались. Задавали друг другу вопросы. Отвечали на них. Иногда вместе, иногда порознь. Круг этот был узок не в силу зоркого и старательного оберегания нашего мирка. Нет. Просто то, над чем мы работали, носило настолько экзотический характер, что только очень и очень немногие могли пробиться сквозь созданную за десятилетия многослойную систему понятий, представлений, экспериментальных данных и теоретических выкладок. Зато мы, которым это удалось, ощущали себя в этом непостижимом для других хаосе свободно и независимо.
Но, как оказалось, – до поры до времени. Задним числом (над смыслом понятия «заднее число» ещё надо поразмышлять когда-нибудь) я теперь думаю, что любая небольшая замкнутая система на самом деле не изолирована, а встроена в одну (!) общую, законы функционирования которой достоверно установить не представляется возможным. Тем более свести к двум-трём постулатам. Из которых «рациональные умы» безальтернативно выводят (как им думается!) всё сущее. А потом с невероятной силой и энергией навязывают эти «законы» остальным. Иногда довольно успешно и надолго. Но в какой-то момент Система начинает сопротивляться, исправлять и изменять содеянное. И тогда возникает ощущаемый всеми сбой. Последовательности действий и деяний нарушаются. Возникают и развиваются неконтролируемые (кем, как?) процессы. Но на самом деле это просто изживается инородное, привнесённое извне. Каким образом? А вот к этому я и подхожу. Показываю, так сказать, на собственном примере. Может, и другие со своими примерами подтянутся, а?
Ну ладно, отвлёкся. Продолжаю.
Время настало то ещё. Вроде бы всё можно, но одновременно нельзя. Можно, потому что – бери что хочешь. И у кого хочешь. Нельзя, потому что желающих брать было великое множество. А умеющих взять – единицы. И эти «умельцы» создали особую Систему. В которой и можно, и нельзя. И они же решали – кому позволительно, а кому – нет. И завертелось такое!.. (Господи, опять меня отнесло течением куда-то в сторону! Хорошо бы в какой-нибудь затон. Где можно лежать без движения, раскинув руки, и думать, думать…)
…Да, мне, однако, повезло. Не затянуло в водоворот «всё можно». Не вышвырнуло на камни «ничего нельзя». Как-то само собой получилось, что я мог плавать внутри несущегося неизвестно куда потока совершенно свободно. И по течению, и против. И помешать мне было некому. Потому как те, кто «там», отгородились от тех, кто «здесь». А из тех, кто был «здесь», практически все перебрались «туда». И образовалась профессионально заброшенная пустота, которую начал заполнять и в конце концов заполнил я. Почему я сам никуда не делся? Не знаю, так уж вышло. Жалею ли я об этом? Думаю, нет. В моём нынешнем состоянии ловлей мыслей, покинувших голову, и водворением их обратно можно заниматься в любое время и в любом месте. И никто мне в этом помешать не может!..
Но я опять отвлёкся. Короче. Род моей деятельности в то «смутное» время позволял мне делать то, что я умел и хотел. А это, в свою очередь, давало возможность не только продолжать работать, но и жить. Удовлетворять все потребности. Практически без усилий с моей стороны. Ибо для того, кто распоряжается многим, всегда найдутся те, кто за падающие со стола крошки обеспечит ненавязчиво комфорт и удобство. На бытовом уровне. Которые никто не отменял и, думаю, отменить не сможет. Даже сейчас, когда я представляю собой нечто иное…
А тогда… В моём «поместье» – так я называю свою загородную усадьбу – было всё: и аллеи, и пруд с беседкой на острове посредине, и дом с фронтоном а-ля восемнадцатый век. Только с начинкой века нынешнего. Досталось мне это хозяйство от разорившегося (или кем-то и зачем-то разорённого?) бизнесмена первой волны массового дележа в режиме «можно всё». Неизвестно, откуда вынырнувшего, но известно, куда нырнувшего. Туда, откуда не возвращаются. Получил я и это, и многое другое легко и без особого напряжения. Скорее, не так – какие-то усилия, конечно, имели место. Но поскольку процесс генерации мыслей есть процесс непрерывный (не у всех!), то и процесс реализации умственных «эманаций» тоже можно сделать непрерывным. Что мне и удалось в известной мере. Отсюда и возможность делания без оглядки на «могу – не могу». Это сейчас отпускание мыслей на волю, затем ловля и водружение обратно стало для меня трудной, но увлекательной игрой. Не более. А тогда…
Тогда я ощущал себя Демиургом. Ни больше ни меньше! Способным создавать, разрушать, вновь создавать. Творить. Пере- устраивать, -делывать, -сматривать. Хотел добавить «-летать», но это было не нужно. Всё шло без явных усилий. Если не считать, конечно, непрерывного «мыслепроизводства». Свободно и радостно рождались они (мысли) в моей голове, достигали совершеннолетия, соединялись в брачном союзе, давали столь же совершенное потомство (тогда ещё у меня внутри, а не вовне!). Естественно, приходилось с ними нянчиться, кормить, терпеливо воспитывать, иногда быть строгим. О, это было чудесное время! Я упивался свободой (опять, опять эта тёмная сущность!). Во всех её смыслах. К сожалению, сейчас мне трудно сформулировать, в каких именно. Но отчётливо помню, что ограничений я не испытывал. Например, я подарил карликового слона нашему городскому зоосаду. Возможно, до сих пор на домике, где содержится этот самый слон, висит памятная табличка: «Слон Митрич получен в дар от почётного гражданина нашего города такого-то и находится под его патронажем». Почему имя слона Митрич? А чёрт его знает! Может, потому что у него под нижней губой рос пучок волос, напоминавший растрёпанную бородёнку хитроватого весёлого мужичка? Да и вообще, он был весь какой-то морщинистый. Я бы сказал – «дедовидный». Подозреваю, что наши с «назывателем» слона впечатления совпали. По крайней мере, я так думаю сейчас. А что я думал тогда – сегодня неведомо.
Ну, бог с ним, со слоном. Хотя, надо сказать, наблюдая за реакцией моих сограждан на это событие (процесс дарения был обставлен соответствующим образом), я понял, что могу управлять поведением достигшей некоторой критической массы внешне разнородной толпы. И пришло мне в голову (сейчас я бы сказал – залетело) провести некий социально-психологический эксперимент. По выявлению этой самой «критической массы». Узнать, когда (как учили философические классики) «количество перейдёт в качество». Эксперимент этот, кстати, вписывался – и причём весьма органично – в контекст некоей уже разрабатываемой мной проблемы (с неплохой, и даже очень неплохой по тем меркам материальной поддержкой), направленной на создание модели управляемого поведения отдельного индивидуума в массе Человеков. Безотносительно к социальному положению, профессиональной ориентации, гендерной стратификации. Работа шла, но немного туговато, поскольку приходилось иметь дело с добровольцами. Коих во времена начала разрушения относительной устойчивости было немного. Но вот когда всё «завертелось, закружилось и помчалось колесом», открылись возможности, от которых дух захватывало…
И захватывало. Так захватывало, что я оказался в том положении, в котором оказался. А что? Кормят хорошо, раз в неделю баня, если необходимо – стрижка, бритьё. Комната, конечно, маловата, да и обставлена не в пример моему кабинету. Ну и что? «Дух дышит там, где хочет». Окно, правда, забрано сеткой (кроме форточки). Мешающей моим мыслям вылетать за пределы сего ограниченного пространства. И тем не менее иногда это им удаётся. И когда они возвращаются ко мне и я помещаю их обратно, мир внешний открывается мне ещё с одной стороны...
Продолжение – в следующем номере «ЛГ»