Маяковский требовал «громче, чем скрипачи граммофонную пластинку». Шкловский писал, что «Маяковский хотел объяснить себя голосом».
Я счастлив, что участвовал в возрождении живых голосов поэтов. Ещё в прошлом веке на фирме «Мелодия» вышли две пластинки «гранд», которые я назвал «Реквием и Победа». Открывало сюжет моё «Слово о павших поэтах». Поэты – участники Великой Отечественной войны – читали стихи Майорова, Джалиля, Суворова, Монтвилы, Копштейна, Отрады, Лебедева, Алтаузена, Кульчицкого, Когана, Уткина, Стрельченко, Вс. Багрицкого, Гудзенко.
А вот имена тех, кто читал стихи товарищей: Максимов, Орлов, Сурков, Симонов, Луконин, Лившиц, Жаров, Слуцкий, Наровчатов, Долматовский, Френкель, Поженян, Львов, Межиров и я.
Не знаю, сколько сегодня осталось нас, мужчин, рождённых в 1923 году. Но «в тот день, когда окончилась война» нас, «красивых двадцатидвухлетних» было намного больше. Печальная статистика: из 15 участников «проекта», как теперь модно называть творческую задумку, из тогда ещё живых, читавших стихи павших, остался я один.
Живые (тогда) перед чтением стихов кратко говорили о павших.
Потом я задумал серию «Русская классика в исполнении современных поэтов». В письме к К. Симонову в Гульрипши 18 мая 1971 года я писал: «Я составляю пять пластинок (Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Некрасов, Блок)… Мартынов читает, например, «Блажен, кто посетил…», Винокуров – пушкинскую «Музу», Слуцкий – некрасовского «Цицерона». Кажется, получается любопытно, широко. А Вы, Константин Михайлович? Если нужно подумать, время ещё есть». А уже 25 мая получил ответ: «Дорогой Владимир Фёдорович! Благодарю за письмо. Отвечаю.
1. Прочёл бы стихи Арона Копштейна (это по фронтовой пластинке. Он и прочёл. – В.О.). 2. Прочёл бы кусок из «Валерика» Лермонтова, «День как всегда…» Блока».
Пушкина я прочил Самойлову и Кушнеру, Лермонтова – Антокольскому и Тихонову, Некрасова – Евтушенко, Тютчева – Тарковскому и Винокурову, Блока – Ахмадулиной, Межирову, Вознесенскому.
Делал я эту работу как член худсовета Всесоюзной студии грамзаписи, куда входили кроме меня Гольдвенвейзер, Цфасман, Свешников. Я отвечал за «словесность». По моему представлению в худсовет вошли потом Андроников, Слуцкий, С.С. Смирнов.
В 70-е годы я много выступал на ТВ. Не знаю, был ли после моего ухода из худсовета записан Блок, но в дневнике сохранилось: «Телевидение. Шаболовка. Третья программа. 18.40. Блок. Я – ведущий. Слово о поэте. Выступали Антокольский, Межиров, Ахмадулина, Вознесенский. У каждого он свой. В этом фокус».
Вспоминаю обо всём этом не для того, чтобы уколоть именами наше нынешнее телевидение. С ним давно всё ясно. А, пожалуй, для того, чтобы предложить переиздать для новых поколений серию «Реквием и Победа» к 65-й годовщине Дня Победы. Пластинки у меня сохранились. Время ещё есть.
Поэзия Отечественной войны достойна «объяснить себя голосом».