Юлия СЕНИЛОВА, родилась в 1991 году в Перми. Учится в Пермском профессиональном училище № 65 на отделении «Живопись». Занимается в мастерской русского стихо-сложения «Чаша» поэта Юрия Калашникова при Пермской краевой организации Союза писателей России.
РОДИНА МОЯ
Отпусти-ка птицу в небо. Два крыла над головой.
Счастье – даже ломтик хлеба. Если голоден – живой.
Уж заря зарделась алым, низко стелется роса.
Пахнет вязка красноталом. Так банальны чудеса!
У природы – все мы вольны, все мы странники в пути.
И на солнечном приволье кров несложно обрести.
Или в стог душистый сена бросить якорь-перехват,
Где цикады, как сирены, распевают свой набат.
Мир на каплях – вверх ногами. Или вверх ногами ты?
У причала – вновь цунами рвёт плотины и мосты.
Пляшет ливень, сеет брызги по скучающей земле.
Это значит – лук душистый будет в миске на столе.
Это значит – день весёлый. С пашни колоса повей.
И опять наполнят сёла визги радостных детей.
Капли пляшут, капли вьются, в каплях – музыка воды.
И клокочут, и смеются лужи около гряды.
Как понять порою просто – счастье рядом, счастье есть!
За него смешно бороться, счастье обитает здесь.
Вот ведь прямо под ногами. Возле стоптанных калош.
Меж крыжовника рядами, если спряталось, найдёшь.
Походи-ка по амбарам, там за стенкой, слышишь?.. Чу!
Счастье нам даётся даром. Всё. На этом помолчу.
Ты побегай в чистом поле, своё счастье поищи,
В речки синее раздолье лодку с берега стащи,
Там поплавай ночью поздней, погляди на лунный круг.
А как только выйдут звёзды – хвать за пазуху… и вдруг
Светом радужным зальётся сердца робкая волна.
Жизнь всего одна даётся. Слава богу, что одна.
Невзирая на напасти, стойко бьётся человек…
Ведь иного нету счастья – кроме Родины – навек.
СОРОКА-БЛУДНИЦА
Одинокая тень над осинами голыми.
Разглядеть трудновато… Быть может, сорока?
Вот взметнулись крыла над оврагами полыми,
Над землёй, что опять пробудилась до срока.
И чего она мечется, глупая, странная?
Улетела б на юг вместе с птичьими стаями.
Видно, ближе ей наши озёра туманные
Да пустыни полей, где снега не растаяли.
Опустилась на пашню. Чего ей там надобно?
Нет ни крох, ни зерна. За ворота с калиткой…
Позабытая банька уж дышит на ладан, но
Так похожа на сказочный домик с открытки.
Вот у самой избы кирзачом перештопанным
Дед на шатком крыльце самовар раздувает.
А усталая баба ругается шёпотом,
Мол, бормочет, кряхтит и ребёнка пугает.
На руках в одеяле (ох больно крикливый!)
Большеротый младенец без устали воет.
Не свезло уродиться ему на Мальдивах,
Посмотреть на бескрайнее синее море.
Не кататься ему на «пежо» по Ямайке
И рубаху, увы, не носить от Версаче.
То ли дед! Десять лет не снимал одной майки
И не в море, а в прудике местном рыбачил.
Не владел, кроме ве’лика, транспортным средством,
Кроме Люськи Петровой, красавиц не ведал.
«Эх, – кричит, – где моё босоногое детство?!»
И жилось хорошо босоногому деду.
Я теперь понимаю сороку-блудницу.
Нету родины ближе окраин ей наших.
Покрашу тебе хлеба, смешная ты птица…
Ну ступай. Снег ещё не растаял на пашне.
ПЕРМЬ