По утрам, как, впрочем, и по вечерам, Титкин любил жевать одеяло.
Он никогда не набивал рот одеялом туго, а засовывал лишь ма-а-аленький такой кусочек, а то и просто пустой краешек пододеяльника и – зубками его, зубками. А ведь, казалось бы, солидный человек, начальник, между прочим. Но Титкину не нравилось быть начальником. Титкину нравилось жевать одеяло с пододеяльником. По утрам, пожевав одеяло и встав с кровати, он уже радостно предвкушал, как перед сном снова будет жевать его.
Привычка к жеванию одеяла уходила своими корнями в глубокое детство. Сколько Титкин себя помнил, столько он и одеяло жевал. И где он их только не жевал – в яслях, в детских садах, в спортивных лагерях, в отчем доме, в армии, когда служил, в поездах, когда ездил...
Но везде – везде! – независимо от сорта, качества и чистоты одеял и пододеяльников Титкин упорно засовывал их себе в рот и жевал, жевал, жевал... У самого Титкина было два одеяла – зимнее и летнее, а уж пододеяльников у него было полным-полно, среди которых имелись особо любимые, их Титкин жевал с особенным удовольствием.
Вот так Титкин жил и жил, жевал и жевал – и дожил и дожевал до пятидесяти лет. И в утро своего пятидесятилетия, когда рассвет лишь брезжил, Титкин подумал вот о чём: если представить, что вечером и утром он каждый раз жевал новое одеяло с новым пододеяльником, то сколько же он тогда за все эти дни и годы изжевал этих самых пододеяльников и одеял? И Титкину привиделась вот такая фантастическая картина: все те одеяла, которые он, условно говоря, жевал эти пятьдесят лет, сложились в одно огромное-преогромное одеяло, которое не только опоясало земной шар, но ещё и пролегло одеяльной дорожкой от Земли до Луны. Конечно же, это было сюрреалистическое зрелище. Но когда Титкин жевал одеяла, он становился дерзким в своих фантазиях. Жуя, к примеру, одеяло в школьные годы, Титкин представлял, что он никакой не школьник, а сам директор школы, в армии рядовой Титкин, тоже жуя одеяло, представлял себя генералом. А уж после армии титкинские фантазии окончательно потеряли под собой реальную почву. Жуя одеяло на гражданке, Титкин представлял себя ни много ни мало как президентом, да не России, а Америки, а то и всего земного шара. А уж как дерзко с одеялом во рту представлял он себя обладающим женщинами – десятками женщин, сотнями женщин, тысячами женщин... миллионами...
В реальной же жизни и без одеяла во рту у Титкина имелась всего-навсего одна-единственная жена, да и та случайная, да и та скоро куда-то подевавшаяся. Титкин, всецело поглощённый жеванием одеял, не сразу и заметил её исчезновение. А когда обратил на это внимание – позвонил своей тёще, а тёща, оказывается, уже была вовсе даже и не его тёща, да и его жена была уже не его женой. Она с Титкиным без Титкина давно развелась, а он и не знал об этом, жуя свои одеяла. Впрочем, Титкин быстро утешился, буквально в тот же самый вечер: пожевал перед сном одеяльце, и опять в его душу снизошла благодать.
Конечно же, Титкин понимал, что это не совсем обычное занятие – жевать одеяла. Вернее, совсем не обычное. Вот потому-то Титкин и не решался при разговорах с сослуживцами даже намёком, даже шуткой затронуть святую для него тему жевания одеял. Но с возрастом становилось все более грустно сознавать тот факт, что он один такой на всём белом свете. Иной раз ему прямо до боли сердечной хотелось найти хотя бы одну-единственную родственную душу, одного единственного соратника по жеванию одеял. О, какие бы тогда горизонты открылись перед Титкиным! Какой бы возник безграничный простор для общения двух единомышленников. «А вам когда лучше жуётся – утром или вечером?.. А вы какие больше пододеяльники предпочитаете жевать – льняные, ситцевые или бязевые?» Но, увы, мечты оставались мечтами. До тех пор, пока... пока судьба не преподнесла ему подарок...
Строго говоря, у человека имеется две судьбы. Одну он сам себе выбирает – суетится, добивается чего-то... А вторая судьба сама его выбирает. И ты хоть все двери на все замки закрой, она в форточку влетит, а закроешь все форточки, она в щель просочится, а законопатишь все щели, она сквозь стенку пройдёт. От этой второй судьбы не уйдёшь, как бы тебе этого ни хотелось. Вот Титкин и не ушёл.
Так всё сложилось – по работе, – что некуда было командированную на ночь пристроить. Гостиниц полно – но туда почему-то никак не попасть, и родственники у неё в этом городе в изобилии имеются – но и к родственникам тоже никак почему-то. А никак – потому что она, командированная, по судьбе у Титкина должна была остановиться. Вот она у него и остановилась, в соседней комнате. И утром в ванную пошла, душ принять. А Титкин смотрит на её одеяло – и глазам своим не верит. Одеяло изжёванное. Точь-в-точь, как у него, только в два раза больше, и аккурат в том же самом месте, где и сам Титкин любил жевать. И Титкина как из ведра радостью окатило с головы до ног. Вот он – брат по жеванию! Ну то есть – сестра!..
Она тем временем из ванной выходит. И Титкин даже не сказал, а само с губ слетело:
– Вы любите жевать одеяла?!
И она, вспыхнув, как порох, зарделась, как помидор.
– Да, – ответила чуть слышно, застигнутая врасплох прямым вопросом. И голову обречённо опустила, словно готовая к плахе и топору.
– Я тоже люблю, – выдохнул Титкин.
– Вы?.. – выдохнула и она.
– Я!
– Одеяло?!
– Да!
– С пододеяльником?!
– Да!
И они смотрели друга на друга, не веря в своё счастье. И это было не просто счастье, это было глобальное счастье. Как если бы Земля погибла, и годы и годы одинокий звёздный странник и одинокая звёздная странница бороздили бескрайние просторы Вселенной. И он – всегда один. И она – всегда одна. И тут вдруг – О, ЧУДО! – они совершенно случайно встретились во Вселенной. В эту встречу невозможно было поверить. Ну никак! Никак! Ведь бесконечно же галактик, не говоря уже о белых карликах и чёрных дырах. А они встретились. А они нашли друг друга. И глаза их лучились любовью. И в глазах Титкина она была такая красивая-красивая, хотя ещё за минуту до этого была никакой – обычная командированная, немолодая уже... И он в её глазах минуту назад был никакой... А теперь он стал – ОН. А она стала – ОНА. И божественная музыка полилась с небесных сфер, и весь мир расцветился всеми цветами радуги... дальше... Ну а что дальше?.. Дальше, как вы сами понимаете, наша история становится всё банальнее и банальнее, поэтому на этом месте мы её, пожалуй, и перестанем жевать.
, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ