После реставрации открылся Дом-музей великого русского актёра Михаила Семёновича Щепкина, девятый по счёту филиал Центрального театрального музея им. Бахрушина.
То, что сей не утративший своего патриархального обаяния особнячок на улице Щепкина, а прежде 3-й Мещанской, наконец распахнул свои двери для публики, можно считать чудом. К сожалению, слово это затрепали так, что мы давно уже перестали реагировать на его исконный смысл. Ладно, воспользуемся другим термином – «аномалия». Даже аномалия в квадрате. По всем законам логики нашего неумолимого времени этого не должно было произойти ни при каких обстоятельствах. Тем более что на грани небытия этот дом стоял не однажды, причём первой катастрофой, которую он пережил, был пожар 1812 года. А в прошлом веке он столько раз мог исчезнуть с лица земли, что и не сосчитаешь. На его месте могли построить и сталинку, и хрущобу, и панельную коробку образца 70-х. Как он не сгинул при строительстве «Олимпийского», вообще уму непостижимо. Какую ценность могла иметь полусгнившая деревянная хибара в сравнении с объектом первостепенной государственной важности.
Но он мог погибнуть и более прозаическим образом, уже будучи официально признанным филиалом Бахрушинского музея. Древесина – материал не такой долговечный, как человеку этого бы хотелось. Поэтому, когда всерьёз встал вопрос о реставрации, перед родовым гнездом нескольких поколений семейства Щепкиных замаячила перспектива быть раскатанным по брёвнышку. В буквальном, а не фигуральном значении этого слова. На дворе ж у нас эпоха новоделов. Зачем восстанавливать эти самые брёвнышки, обрабатывая каждое сначала биозащитными, а затем огнеупорными составами, когда можно легко и быстро построить декорацию из силиката и загримировать её в духе времени. Не всё ли равно, что там, под штукатуркой? Какая разница, в каких стенах будут стоять экспонаты? И то обстоятельство, что большая их часть – подлинные, то есть ценой невероятных усилий сохранённые несколькими поколениями Щепкиных, а значит, требующие и подлинной атмосферы, а не новодельного глянца, волновало только сотрудников музея. Чиновники от культуры поначалу в такие тонкости предпочитали не вдаваться.
Это в сказках чудеса происходят в мгновение ока. В жизни на это уходят годы, а то и десятилетия. Потому что собираются они по крупицам руками тех, кто учился не на волшебников, а на музейщиков. Так что стены стоят. Те самые, что помнят Михаила Семёновича. Планировка комнат сохранена по максимуму. Все горки, диваны и кресла заняли свои места. И когда идёшь по комнатам, действительно возникает ощущение, что хозяева где-то здесь: то ли в подвал спустились, то ли на кухне замешкались. Но главное, возродилась энергетика этого дома, то, что словами не передашь, но без чего самым тщательным образом составленная экспозиция остаётся только набором предметов, из которых давным-давно ушла жизнь.