Читаю в дневнике Варлена Бечика (не разгаданного до конца первооткрывателя белорусской поэзии): «Поэзия – высказанное, сконцентрированное словами, самыми точными и изначально очерченными, но и полное той же невысказанности, загадочности, неуверенности, за словесными снами тревоги, радости, предчувствий…»
Алесь Рязанов, сумевший пронести через свои творческие искания многоликую разность восприятия существа поэзии, с высоты сегодняшнего времени видится самодостаточным творцом, имеющим право на горячее сопереживание и холодное осмысление. Снова – из дневника Варлена Бечика (запись от 21 мая 1983 года): «Алесь Рязанов на своём творческом вечере. Погасил свет, и он, как пророк, выходит со свечкой.
Давал интервью:
«Гении видит не то, что вокруг. Они чувствуют волны в высотах». И после этого: «Я свои стихотворения не пишу. Я записываю почувствованное в высотах».
А в 2007 году белорусская «Всемирная литература» через переводы Юрия Сапожкова открывает читателю новые миниатюры Алеся Рязанова – из книги «Дождь: озеро акупунктуре: пунктиры»:
Наведываюсь в места,
где уже когда-то был,
и не знаю, как объяснить
деревьям, людям, себе самому,
и не знаю, чем заполнить
пробел между мною этим и тем.
А для меня Алесь Рязанов, начиная с поэтической книги «Координаты бытия», – один и тот же. Один и тот же гений. Мастер и мечтатель, сумевший выстоять перед разными временами и продолжающий нести в завтра одно, только ему ведомое убеждение о знании жизни.
Во всех энциклопедиях, справочниках начало творческой дороги Алеся Рязанова очерчено лаконично: «Печатается с 1961 года…» Да, к белорусскому читателю со своими поэтическими откровениями пришёл четырнадцатилетний деревенский мальчишка. Дебют напоминает вхождение в литературу Аркадия Кулешова. А из ровесников Рязанова – первые шаги Евгении Янищиц. В критике минувших десятилетий их часто вспоминают вместе, включают в один ряд, «в одну обойму». Из обзора поэзии 1972 года: «В минувшем году очень много было дебютов и много печатались молодые – Е. Янищиц, А. Рязанов… С их творчеством в значительной мере связано будущее нашей поэзии». И далее: «Достигнутое мастерство, повторим, дело индивидуальное. С успехом и сегодня, например, продолжают выступать и А. Рязанов, и Е. Янищиц, идя, как это метко заметил сам А. Рязанов, «от задумчивости к замыслам, от первых… к завершению», веря, «что всё задуманное свершу, что не нашёл – ещё найду». Приятно и то, что поэт возлагает на себя нелёгкую задачу раскрытия «диалектики души». Но само это раскрытие теперь будто нарочно усложняется…» Приведу ещё одну цитату (все высказывания принадлежат Олегу Лойко, профессору и поэту): «Когда в середине 60-х годов появились в печати первые стихотворения Евгении Янищиц и Алеся Рязанова, они оставили самое наилучшее впечатление. Не только живая непосредственность талантливости, высота мысли и чувства впечатляли. Впечатляла культура стиха, строчки, звукопись, и впрямь очень высокая, отточенная. Почти все критики… заговорили тогда о более высоком профессиональном уровне начинающих середины 60-х годов, чем начинающих предыдущих наших поэтических поколений. С этого, по существу, и начался миф о мастерстве нового молодого поколения в нашей поэзии, на которое, мол, и школа сейчас наилучшим образом воздействует, которое получает высшее образование, которое живёт в век НТР».
Позволю себе не согласиться с уважаемым профессором (хотя и сам О. Лойко, если бы и не опроверг себя прежнего, то, по крайней мере, существенные характеристики к сказанному три десятилетия назад, конечно же, добавил бы). Опыт, поэтические высоты, обретённые не только А. Рязановым и Е. Янищиц (она, ушедшая от нас в 1988 году, сколько бы ещё смогла добавить в своём восхождении!), но и В. Некляевым, Р. Боровиковой, Л. Дранько-Майсюком, М. Дуксой, Н. Матяш, В. Ковтун, показывают, что миф, если он и был, вырос, развился, обрёл под собой прочный фундамент. И даже не миф это. Сверхоценка, завышенные характеристики, как кое-кому казалось в ходе становления нового поколения, и подтвердились, и даже опоздали. И в первую очередь это касается Алеся Рязанова. Он притягателен своей простотой в 1960-70-е, интересен сложностью в 80-е, случается, непонятен в 90-е и сегодня…
За шаг до удачи
остановлюсь,
за минуту до победы
уйду в себя…
Друзья вздохнут и отойдут прочь,
жизнь усмехнётся и встанет рядом.
Поэт, уверенно выстраивая общую и единственную для его творческого бытия систему координат, эволюционирует, идёт вперёд, устремляется к осмыслению нового, оставаясь на прежней эстетической позиции. Как итог – открытия, совершённые на страницах книг «Двери», «Охота в райской долине», «Действительность», «Глина. Камень. Железо», «Танец с ужами»… В них – Алесь Рязанов как исполин во владении многими новыми жанрами, расширяющими палитру белорусской поэзии. А это – квантемы, пунктиры, версеты, зномы…
У Алеся Рязанова есть замечательное эссе, посвящённое классику белорусской литературы Максиму Богдановичу, – «Рожь и василёк». Наследие Богдановича – это и урок, и пример многообразной учёбы у мировой поэзии. Рязанов – настойчивый ученик этой бесконечно богатой школы. Поэтому органичными являются в контексте сделанного Алесем Рязановым и его переводы. Издана книга его переводов из немецкой поэзии «Точка, точка, тире» (2000). Увидели свет переводы из болгарской, сербохорватской, русской, чешской, грузинской, литовской, шведской, словенской и других поэзий… Причём нет в огромной массе переведённых автором «Координат бытия» стихотворений и имён случайных. Собрав воедино переводы Алеся Рязанова, можно издавать антологию европейской поэзии на белорусском языке. И, поверьте, читатель у этого фолианта будет.
Отдельно можно говорить о необычном повороте в творческой судьбе, творческих исканиях – в последние несколько лет поэт много пишет на немецком языке. И выходят его книги в стране Гёте и Гейне. И резонанс немецкоязычная поэзия Рязанова получила самый широкий.
Зайду –
оденусь в столетья:
ожидает
у башни день.
А читателю, как и раньше, остаётся ожидать, что промолвит поэт, какую боль через «ветер и снег» выскажет «пророк со свечкой»…