Лариса Васильева – человек разносторонних дарований: известная поэтесса, автор более тридцати поэтических сборников, книги очерков об Англии «Альбион и тайна времени», романа «Сказки о любви». Большим успехом пользовались вышедшие в 90-е годы документально-исторические книги «Жёны русской короны», «Кремлёвские жёны» и «Дети Кремля», где речь идёт о роли и судьбе женщины в отечественной истории. Другая тема творчества и дело жизни Л. Васильевой связаны с её отцом Николаем Кучеренко, одним из создателей легендарного танка Т-34. Об этом она написала несколько книг. По её инициативе и непосредственном участии десять лет назад в Подмосковье открыт музейно-мемориальный комплекс «История танка Т-34». А недавно вологодское издательство «Книжное наследие» выпустило внушительного объёма книгу «Душа Вологды», где Л. Васильева выступает в роли автора и составителя.
– Лариса Николаевна, в последнее время вы всё чаще выступаете в двойном качестве. С авторством всё понятно, а что привлекает вас в работе составителя?
– Её можно сравнить с тем, что делают режиссёр и драматург. Это прежде всего отбор нужного материала, выстраивание его в определённой логической последовательности. Составитель не только раскрывает основные темы книги, но и решает множество других задач, добиваясь полифоничности звучания, когда материалы либо дополняют друг друга, либо представляют разные взгляды на предмет разговора. Занятие скромное и трудоёмкое, но в то же время очень творческое – чем меня и привлекает. Началось, понятно, с составления собственных поэтических сборников, когда я поняла, что место стихотворения в книге можно определить не только механически, руководствуясь временем написания или тематикой, но и другими, более сложными соображениями. Потом помогала составлять книги некоторым своим друзьям. Опытные люди заметили, что это у меня получается. А в конце 70-х Владимир Цыбин, возглавлявший творческое объединение поэтов Москвы, предложил мне два года подряд составлять альманах «День поэзии». Занятие ответственное и филигранное – адекватно представить всё богатство и многообразие советской поэзии того периода…
– В девяностые и нулевые годы вы составили два внушительных фолианта, вызвавших немалый резонанс: «Душа Москвы» стала заметным явлением в москвоведении, а сборник «Христос на Руси» показал эволюцию восприятия образа Спасителя отечественными поэтами от Державина до наших дней…
– Как возникла идея составить «Душу Москвы»?.. У моего мужа Олега Васильева было одно из лучших собраний книг по истории столицы: множество старинных уникальных изданий, серьёзных исследований, богатый иллюстративный материал… С другой стороны, получилось так, что я не знала своей малой родины: в пятилетнем возрасте в начале войны меня увезли из Харькова в эвакуацию, следующие шесть лет я провела в Нижнем Тагиле, где отец строил танки. И только потом мы оказались в столице. Я её сначала узнавала, а потом срасталась с ней. Москва не могла не стать моим любимым городом, понять который мне лично было очень важно.
«Христос на Руси» – попытка увидеть два века русской литературы через православные двунадесятые праздники, которые отнюдь не формально определяли духовную жизнь и быт русского народа в течение нескольких столетий. Одним из довольно неожиданных открытий для меня стало то, что в советскую, атеистическую эпоху у многих поэтов восприимчивость к Божественному началу не только не угасала, но порой выражалась острее, чем в предшествующее время, – хотя порой на подсознательном уровне… Так что составительство чревато ещё и интересными открытиями.
– Сроднённость со столицей объясняет ваше участие в создании книги «Душа Москвы». А как возникла идея проекта, связанного с Вологдой?
– Лет десять назад в британском городе Ноттингеме, где я читала лекции в университете, один профессор-русист, листая «Душу Москвы», спросил: не могла бы я составить подобную книгу, посвящённую Ноттингему. Ответ был, конечно, отрицательным, но с тех пор передо мной периодически возникал вопрос: о душе какого города мне хотелось бы рассказать? И вот однажды в самолёте, в котором я летела на Вологодчину, поняла, что этот край имеет ко мне прямое отношение.
В 1942 году бабушка подарила мне на день рождения потрясающей красоты вологодский кружевной воротничок. В книге я рассказываю о том, какую роль он сыграл в моей жизни, в моём восприятии прекрасного, об удивительном пересечении судеб разных людей, так или иначе связанных с Вологдой и со мной. Эти связи, которым я ранее не придавала значения, открылись мне внезапно, то, что казалось случайным, обрело судьбоносный смысл. Вот несколько фактов. В дипломе, который защитила на филологическом факультете МГУ, анализировалось творчество Константина Батюшкова – вологжанина… Одна из первых моих песен называлась «Вологодские кружева»… Рекомендацию в Союз писателей дал мне Александр Яшин… А в «Днях поэзии», составленных мною, – больше всего, как ни странно, вологжан и выходцев из этого края. Кстати, когда мы в книге употребляем название областного центра, то имеем в виду всю землю Вологодскую – Никольск и Белозерск, Череповец и Тотьму, Вытегру и Великий Устюг…
– В книге рассказывается о писателях-вологжанах, со многими из которых вас связывали особые отношения…
– Я счастлива, что в моей жизни была дружба с замечательным поэтом-фронтовиком Сергеем Орловым. Ни до, ни после я такого человека не встречала. И сегодня, через тридцать с лишним лет после ухода поэта, я чувствую его присутствие в моей жизни. Мне кажется, что написанные им стихи, которые проникнуты каким-то космическим мироощущением, ещё толком не прочитаны. Как и стихи Сергея Маркова, тоже связанного с Вологодским краем, и с которым в конце его жизни свела меня судьба. Больше повезло с признанием читателей и коллег Александру Яшину, Василию Белову, Ольге Фокиной, Виктору Астафьеву (он несколько лет прожил в Вологде), Владимиру Тендрякову…
– …который, кстати, представлен в книге не только как писатель, но и как интересный художник, о чём, думаю, знали немногие. Но, пожалуй, центральная фигура в ваших воспоминаниях – Николай Рубцов…
– Дело в том, что, читая мемуары о нём, – и я пишу об этом – у меня часто возникало ощущение, что знала не того Рубцова, которого знали другие. Сложилось так, что мы были знакомы, но при встречах полноценного общения не получалось: разговор комкался и быстро обрывался. Но однажды Николай записал номер моего телефона и стал периодически звонить. Это было совсем другое общение. Со мной говорил – а разговоры эти иногда затягивались надолго – человек, уверенный в себе, раскованный, смелый и яркий в суждениях, оригинальный и точный в оценках… Думаю, бывшему детдомовцу Рубцову я, дочь видного военного конструктора, жена журналиста-международника, представлялась вестницей из другого мира, который был ему интересен, чем-то притягивал…
Кстати, я рассказываю в книге о том, как была случайной свидетельницей встречи Николая Рубцова и Иосифа Бродского. Они виделись совсем незадолго до известного судебного процесса. Этот эпизод представляется мне во многом знаменательным, свидетельствующим о спорности (если не примитивности) утверждения, что художники, придерживающиеся разных идеологических и эстетических взглядов, не смогут найти общего языка.
– Факт, который, возможно, пригодится историкам литературы…
– А мне и хотелось зафиксировать такого рода факты, живые детали, приметы времени, те или иные проявления характеров, психологии людей, не давая им окончательных оценок, не делая далеко идущих выводов.
– Мы говорим в основном о «литературной составляющей» книги, и это объяснимо хотя бы тем, что «вологодская школа», явившая миру целую плеяду замечательных писателей, стала в минувшем веке одним из самых ярких явлений отечественной словесности…
– Если же идти в глубь времени, то нельзя не вспомнить имена вологжан Варлама Шаламова, Ивана Евдокимова, Алексея Ганина, Николая Клюева… А ещё глубже – Владимира Гиляровского, Павла Засодимского… И так вплоть до Константина Батюшкова и митрополита Евгения (Болховитинова), известного писателя, друга Гаврилы Державина…
– Но этот край богат не только литературными именами…
– Разумеется. В древности здесь был мощный центр русского православия, великие князья московские ездили сюда молиться, делали щедрые вклады в местные монастыри. Эта земля насчитывает более ста святых подвижников, включая Дмитрия Прилуцкого, Кирилла и Матиниана Белозёрских, Дионисия Глушицкого, Прокопия Устюжского. Здесь, в Ферапонтовом монастыре, писал фрески великий иконописец Дионисий. Позже отсюда вышли землепроходец Семён Дежнёв, братья Верещагины – выдающийся живописец-баталист Василий и «основоположник молочного дела в России» Николай, ближе к нашим дням – композитор Валерий Гаврилин… И этот список далеко не полон.
– «Душа Вологды» – кроме всего прочего, серьёзный краеведческий труд. Какова роль ваших вологодских соавторов и помощников в создании книги, в частности её исторического и искусствоведческого разделов?
– Их вклад трудно переоценить. Проект поддержали губернатор Вологодской области Вячеслав Евгеньевич Позгалёв и его администрация. Нам помогали многочисленные сотрудники учреждений культуры и образования области и районов – музейщики, библиотекари, архивисты, журналисты, учёные… Список этих людей и организаций, набранный убористым шрифтом, занимает целую книжную страницу большого формата.
Особо следует сказать о заместителе директора Вологодской областной универсальной научной библиотеки Сергее Тихомирове – ответственном редакторе, научном консультанте, составителе иллюстративного ряда издания. Он – серьёзный учёный-историк, краевед, фанатично влюблённый в свой край, досконально его знающий, глубоко и тонко чувствующий. Обращаю внимание на опубликованные в книге его интереснейшие очерки по истории Вологодчины – о её роли во время смут XV и XVII столетий; во времена Ивана Грозного, Петра Первого, который перемалывал вологодскую кость, когда местных жителей массово мобилизовали на строительство Санкт-Петербурга; а также в период Отечественной войны 1812 года… – вплоть до наших дней.
Он, в сущности, мой соавтор, но, будучи скромным человеком, отказался поставить свою фамилию на обложке, потому что книгу от названия до структуры придумала я, а наполняли её мы вместе. И ещё: во время работы он, можно сказать, уравновешивал моё поэтическое легкомыслие, чрезмерный, на чей-то взгляд, полёт фантазии. Об этом можно судить по двум соседствующим в книге материалам – моему «Дыхание Арктиды» и «Столпы Северной Фиваиды» Сергея Тихомирова…
– Кстати, такое сочетание разных подходов – строго объективного и субъективного, опоры исключительно на факты и склонности к разного рода гипотезам создаёт своего рода стереоскопический эффект, о стремлении к которому вы неоднократно говорите…
– Мы стремились представить читателю как можно больше материалов, ранее недоступных, хранившихся в запасниках и спецхранах. Важно было собрать всё это воедино. Отсюда, возможно, некоторый переизбыток информации, встречаются неточности. Мы надеемся на то, что будущие исследователи продолжат наше дело, внесут необходимые уточнения, по-новому осмыслят те или иные факты…
– Могли бы в заключение сказать, какой же открылась вам душа Вологды?
– В ней я увидела такие контрастные черты, как скромность и даже стеснительность, но при этом глубочайшую уверенность в себе. Неяркость, сдержанность внешнего выражения чувств и вместе с тем глубину их душевного переживания, мощную внутреннюю силу характера, личности, стремление быть самим собой при любых обстоятельствах, неизменное чувство собственного достоинства. Что наиболее сильно выражено в стихах Рубцова и прозе Белова. К этому можно добавить любовь к своему краю, внимание и поддержку земляков, где бы они ни находились, – у них каждый свой человек «на учёте».
Беседу вёл