Пора бы познать разницу между действительностью и метафорой
…У «двух народов» нашей страны совершенно разные не только доходы, но даже взятки!
Сергей Валянский, Дмитрий Калюжный
НЕ ВСЕМ ДАНО ПОВЗРОСЛЕТЬ
В своей статье Сергей Валянский и Дмитрий Калюжный обсуждают две темы: существует ли российский средний класс в действительности и почему его нет в ментальной модели России, которую авторы предложили.
Второй вопрос, на мой взгляд, интереснее. Не углубляясь в причины, отмечу старинную привычку нашей гуманитарной мысли пренебрегать эмпирикой ради смелых обобщений и метафор. Это видно даже по структуре статей: в европейской литературе бо,льшая часть текста посвящена конкретным наблюдениям со скромным выводом в конце. У нас наоборот: дефицит данных компенсируется широтой и обилием рассуждений.
Понятие «среднего класса» появилось именно благодаря эмпирическим исследованиям. Само собой, на Западе. Тамошние социологи хотели понять причины, которыми руководствуются люди в потребительском, политическом, семейном и т.п. поведении. И ради этого всячески тестировали действительность. Нам в СССР это было ни к чему: мы и так ведали истину. Какой там «средний класс»! Жалкие потуги буржуазных наймитов замазать пропасть между пролетариатом и буржуазией. Рабочий класс, трудовое крестьянство и противостоящие им эксплуататоры – вот истинная социальная реальность!
Хотя как раз нет. Это реальность ментальной модели (к тому же изрядно устаревшей), но не действительности. В действительности «рабочий класс» и тем более «трудовое крестьянство» как социально-политические группы давно недееспособны. Что, конечно, ничуть не мешает ряду товарищей верить в эти шаблоны и даже ходить с ними на демонстрации. Ну и дай им бог здоровья: чем бы дитя ни тешилось.
Не всем дано повзрослеть.
Конкретные исследования показывают, что наши люди (как, между прочим, и европейцы) в действительных поступках руководствуются чем угодно, только не марксистским самосознанием. Но вот в декларациях – совсем иное дело. Например, человек в воскресенье с огнём в очах скандирует «Россия для русских!», «Иммигрантов вон!», а в понедельник едет на Дмитровку нанимать таджиков, чтобы пристроили терраску к даче. С таджиками оно дешевле.
Социолог пытается понять обе реальности: ту, что на самом деле, и ту, которая в головах. В этом отношении текст С. Валянского и Д. Калюжного даёт типичный пример постсоветской социальной мысли, познавшей вкус свободы, но не научившейся ею пользоваться. И заодно пример старинной отечественной безответственности, когда в мыслях необыкновенная лёгкость, перо – тр-р! тр-р! – летит по бумаге, и вот уже тридцать тысяч курьеров скачут во все концы Отечества, разнося благую весть: «Эврика! Народу надо больше платить! В итоге от этого выиграют богатые тоже».
ГЛЯНЬТЕ В ОКОШКО!..
Перед внутренним взором уважаемых авторов лежит Россия, населённая двумя «народами»: народом бедняков и народом богатеев. Картинка, надо сказать, не сильно новая. Примерно так же её видели «народники» в середине позапрошлого века. Уже тогда она была неточна и поверхностна. Уже тогда попытки объехать дефицит реальных данных на кривой козе метафорического народолюбия приводили к грубым ошибкам в диагнозе. Уже тогда молодой политэкономист В. Ильин в замечательном труде «Развитие капитализма в России» дал гораздо более точный и наполненный фактами анализ.
Итак, два народа. Чем они разделены? Пропастью в доходах. Стоп, извините. Метафора «народа» не есть экономическая категория. В любом народе есть бедные и богатые, умные и глупые, чукчи-писатели и чукчи-читатели и т.д. и т.п. Специально для таких случаев введены менее пафосные понятия типа «класс», «сословие», «слой», «страта», «социальная группа». Но озабоченным судьбами Родины властителям дум это не указ. Меньше, чем про раскол народа, им писать не пристало.
Хорошо. Примем это как масштабную реальность авторского мироощущения. По-русски художественного, по-советски невежественного.
Если не под силу читать специальные книги, гляньте хотя бы в окошко. Даже без калькулятора, с десятью пальцами на руках. Только в Москве на 10 (плюс-минус) миллионов граждан приходится три (плюс-минус) миллиона автомобилей. Близкая картина в прочих крупных городах Отечества. Число машин в личном пользовании давно превысило 20 миллионов. В самой грубой прикидке при колёсах сегодня не менее 50–60 млн. человек, если считать по одной машине на семью и по три человека в семье.
Что это за социальная группа – безнадёжные бедняки? Или олигархи? Или, может, нечто промежуточное, тот самый «середняк», которого в упор не видит ментальная реальность уважаемых авторов?
А как насчёт десятков миллионов персональных компьютеров и пользователей Интернета? Как насчёт мобильных телефонов, число которых уже превысило число жителей страны?
Фи, это всё так низменно, так неинтересно… Гораздо волнительнее графики проф. Д.С. Чернавского по распределению доходов домохозяйств. Ах, как убедительно! Правда, на них нет размерности ни по оси абсцисс, ни по оси ординат, в связи с чем невозможно понять, сколько именно домохозяйств обладает данным объёмом ликвидных накоплений. Не ведаем мы и входит ли в понятие «ликвидных накоплений» такой ликвидный ныне актив, как жилплощадь. Подозреваю: не входит. Что заметно увеличивает количество «виртуальных бедных», ибо в действительности многие из них сдают жильё с целью увеличить доходы. И совершенно правильно делают.
Неясно, откуда взята идеальная кривая «унимодальной экономической структуры общества». Это что, пример из Дании, Швеции, США или, скажем, Канады? Непохоже. Обычно такие графики (если они построены на конкретном материале, с честно указанной шкалой измерений) выглядят более сложными и асимметричными.
Если бы у авторов достало духа спросить у проф. Чернавского, где он взял эти кривые, а у того достало духу сказать правду, то выяснилось бы, что это своего рода «обобщение», некий «идеальный случай» – дабы нагляднее донести до читателя трагическую мысль о бездне неравенства, раздирающего российское общество. Иначе говоря, кривые иллюстрируют не конкретную жизнь, а соображения проф. Чернавского о её несправедливом устройстве. Опять метафора, художественный свист вместо конкретных данных.
ЗАГАДКА СТАБИЛЬНОСТИ
К тому же «средний класс» как социальное явление вовсе не сводится к стандартам потребления. Это ещё стиль жизни, круг общения, образование, социальный статус, самоощущение. Человек, недобирающий по материальному доходу, может поддерживать статус за счёт, например, интеллектуальных достоинств. И наоборот: скоробогач в малиновом пиджаке остро чувствует ущербность и потому ведёт себя не как стабилизатор общества, а как тривиальная шпана. Хотя по доходным параметрам – самый что ни на есть «высший средний».
Советский «средний класс» был небогат по глобальным меркам. Дублёнка, пыжиковая шапка и (о несбыточная мечта!) «Жигули» были внешним показателем не среднего даже, а высшего слоя. Но остальные не слишком переживали: живём, в общем, не хуже прочих. Нет у меня машины – ну так ведь и ни у кого из друзей и соседей тоже нет. Кроме самых уж отчаянных карьеристов…
Такая адаптационная психология и объясняет загадку стабильности авторитарных обществ. Она же объясняет их системное отставание во всём, что касается инновационной и креативной экономики: сидим, никого не трогаем, починяем примус. Вся страна – средний класс. То, что по мировым стандартам это уровень безработного на пособии, не слишком задевает. Мало ли что там «у них». У нас собственная гордость! В особенности у тех, кто уже тогда обладал пыжиковой шапкой.
Сегодня они очень разочарованы. Вернуть бывшему советскому «среднекласснику» из военных, интеллигентов, служащих утраченное самоуважение едва ли сможет даже трёхкратное увеличение зарплаты. Не в деньгах, в конце концов, счастье.
Этим, кстати, и силён Путин: он взялся лечить самоощущение народа. Народ с благодарностью откликнулся. Другой вопрос, что лекарство выбрано советское и оттого скоропортящееся – в жанре ТВ-побед – но уж тут чем богаты, тем и рады. В любом случае результат налицо. В электоральной эмпирике наблюдаем типичный «средний класс», голосующий за план Путина. Расхождения в материальном достатке избирателей компенсировались духовным единством? Возможно; здесь есть о чём поговорить.
Но авторы статьи о среднем классе выбирают путь полегче: просто игнорируют явление. Наверно, потому, что оно плохо вписывается в могучую концепцию «двух народов».
Помилуйте, коль вы взялись рассуждать про доходы граждан, хотя бы интереса ради надо посмотреть, что сами граждане на этот счёт думают. В «Мониторинге» ВЦИОМа за 2007 г. соотечественникам было предложено поместить себя на любой из 10 ступенек условной лестницы достатка. Картинка вышла практически «унимодальная»: на низшей ступени видят себя 5%, на высшей 2%, максимум (23%) приходится на ступеньку № 5. Слева и справа от максимума закономерное снижение. Четвёртая ступень – 14%, шестая – 10%. Понятно, это всего лишь самоощущение граждан, и не более. Но вывод ясен: люди в большинстве воспринимают себя именно как «серединку», а не как маргиналов с того или с другого фланга.
Экономическая эмпирика – настоящая, а не высосанная из заранее выбранного пальца – тоже показывает, что число бедных систематически сокращается. За их счёт идёт расширение слоя «низшего среднего класса». Прямых бедняков, существование которых колеблется возле прожиточного минимума, у нас менее 20%. А было около 40%.
Да, это всё равно позорно много. Да, это происходит на фоне роста пресловутого коэффициента Джини, показывающего разрыв между самыми бедными и самыми богатыми. Только к «среднему классу» и к социальной стабильности эти печальные явления отношения почти не имеют.
Отрыв богатых от бедных может увеличиваться на фоне общего роста, когда поднимается всё общество в целом, но богатые всё же богатеют быстрее бедных. Тогда ничего страшного. Из медленно богатеющих бедных постепенно рекрутируются слои среднего класса, и «дыра» актуализируется, скорее, в головах наших авторов, нежели в социальной действительности.
Именно по этому сценарию и развивается Россия начиная с дефолта 1998 года.
Увы, возможен и обратный процесс, когда общество стагнирует или, того хуже, идёт под горку. Тогда коэффициент Джини может, наоборот, весьма быстро сокращаться – за счёт потерь высших слоёв при стагнации в низших. Такая ситуация «нарастающего равенства» несравненно хуже с точки зрения социальной стабильности, потому что высшие и средние слои, тот самый «средний класс», которого у нас, по мнению авторов, нет, реагирует на потери гораздо агрессивнее, изобретательнее и опаснее, чем беднейшее меньшинство.
Как раз при таком сюжете и возникает социальный коллапс – на фоне полнейшей благодати в смысле разрыва между бедными и богатыми. Что, собственно, и произошло в СССР на рубеже 80-х и 90-х. Какой тогда у нас был коэффициент Джини?
Боюсь, это противоречит устаревшим представлениям о социальной справедливости, впитанным нашими публицистами в прошлые года. Но зато отвечает действительному положению вещей. Уж извините.
«СКУПКА» ЛОЯЛЬНОСТИ
Беда в том, что Россия сейчас стоит на пороге именно такого негативного разворота. «Средний класс», наладившийся неплохо жить в условиях перераспределения сырьевой и административной ренты и без особых усилий получать 10% прироста располагаемых доходов в год, получит ощутимую оплеуху. Как он среагирует, сказать трудно.
Особая опасность заключается в том, что часть политической стабильности обеспечивается коррупционной «скупкой лояльности», которую Центр реализует по отношению к региональным элитам. Бюрократия, составляющая опорный костяк «вертикали» и заодно с ней костяк «верхнего среднего класса», прирастает, пожаловался спикер Госдумы Б. Грызлов, со скоростью 100 000 человек в год. Кормится она не столько за счёт казённой зарплаты, сколько за счёт неформальных подношений. Не наших с вами (что с нас возьмёшь), а коммерческих. В основном сырьевых. Сырьевой бизнес входит в пике, которое вызвано глобальной рецессией и сжатием экспортных цен. Чем «вертикаль» станет расплачиваться за лояльность бюрократических сынов через полгода, когда те уже не смогут в привычных объёмах стричь шерсть с нефтяников, газовиков, сталеваров и пр.?
Эта вещь будет посильнее «Фауста» Гёте. Управленческая элита в отличие от благонамеренных публицистов хорошо понимает разницу между действительностью и метафорой. Бунта снизу она не боится. Она боится бунта, точнее безжалостного системного саботажа вплоть до сепаратизма, сбоку. В отличие от читателей газет элита прекрасно знает, что кемеровские шахтёры перекрывали железные дороги и стучали касками в Москве не от избытка пролетарской солидарности, а оттого, что местные угольные «красные директора» считали себя обойдёнными при дележе транша МВФ.
Поэтому вопреки благонамеренным призывам уважаемых гг. Валянского и Калюжного, деньги, призванные тушить пожар, застрянут в верхних слоях нашей ступенчатой вертикали. Не только из-за тупой жадности элит, но и из-за рационального понимания собственных управленческих механизмов. Нижним же слоям управленческая верхушка, видимо, предложит духоподъёмную риторику, полную инвектив в адрес Запада, и скромный прирост социальных начислений – заведомо меньший, чем темпы инфляции.
Граждане это выслушают и, довольные, разойдутся по домам. До той поры, пока их не позовёт к бою труба очередного агрессивного лузера из опальной контрэлиты. То есть продолжится течение российской истории, которая, по выражению известного сатирика, есть история борьбы невежества с несправедливостью.