В книге Дмитрия Шпаро перед читателем возникают два ярких и очень разных по устремлениям человека. Роберт Пири – один из первых людей в Арктике, пересёкший Гренландию в самом широком месте этого острова, обладающий упорством, волей и организаторским талантом, но в то же время переполненный злостным эгоизмом, стремлением быть первым, невзирая ни на что, сметающий со своего пути конкурентов любыми, в том числе недозволенными, методами. А рядом – доктор медицины Фредерик Кук: «Главное для меня не в самóм достижении цели, а в преодолении препятствий на пути к ней».
Автор подчёркивает совершенно разную мотивацию двух путешественников: «Пири даже в мыслях не допускает существование конкурента – Кук хочет выиграть соревнование». И поэтому Фредерик Кук использует весь свой полярный опыт, привлекает ограниченное количество участников в свои экспедиции и упрямо идёт к целям – к высочайшей вершине Северной Америки Мак-Кинли и спустя 2 года к Северному полюсу Земли.
Роберт Пири действует иначе: у него большая экспедиция, в которой участвуют многочисленные местные жители, вереницы собак, вспомогательными отрядами командуют в основном белые американцы, хотя последний отрезок пути к Северному полюсу Пири предпочитает преодолеть с чернокожим американцем, своим слугой Мэттью Хенсоном, и четырьмя аборигенами. И всё-таки есть много недоверия к успеху Пири, и автор книги убедительно выявляет все сомнительные результаты и предполагаемые подлоги. Д. Шпаро недвусмысленно говорит, что Пири не был на Северном полюсе. Об этом свидетельствуют и несообразная скорость движения всей группы по дрейфующему льду, и отсутствие измерений долготы.
Недоверие к результатам экспедиции Пири сохранилось вплоть до его ухода из жизни, а в последующие годы усилилось. Дмитрий Шпаро подробно разбирает все нестыковки в записях и наблюдениях Роберта Пири – и делает это профессионально, ведь он сам за 76 дней дошёл на лыжах до Северного полюса в 1979 году, преодолев все те сложности пути по дрейфующим льдам.
Безусловно, и того не отрицает автор книги, что Роберт Пири был упорным и самоотверженным полярным исследователем, но он был тщеславен и эгоистичен, а это не лучшие черты для человека вообще и полярника в особенности. Дмитрий Шпаро ставит под сомнение два главных триумфа Пири – рекордный финиш на пути к полюсу в 1906 году, превышающий победный результат итальянцев во главе с герцогом Абруццким в 1900 году, и достижение Северного полюса в 1909 году.
Книга не изгоняет Роберта Пири из клуба выдающихся полярных исследователей, но она подчёркивает, что человеческие страсти и борьба за своё первенство, безусловно допустимые, должны носить честный характер. Автор замечает, что только люди, склонные к обману, требуют от других подтверждения их правоты.
Владимир Котляков,
академик, научный руководитель Института географии РАН
Дмитрий Шпаро. Неизвестный Пири.
– М.: Паулсен, 2022. – 784 с. – 1100 экз.
Антрополог Американского музея естественной истории Франц Боас просил Пири: «…если вы сможете привезти эскимоса средних лет, с тем чтобы он остался здесь [в Нью-Йорке] на зиму, это позволит нам без спешки получить определённую информацию, имеющую величайшее научное значение».
Лейтенант выполнил просьбу и вместе с вселенским метеоритом доставил из Гренландии в Америку не одного, а шестерых инуитов: мальчика Миника, шести или семи лет, его отца Кессу, молодого человека Уисаакассака и семью – Нукту, его жену Атангану и их дочь, 12-летнюю Авиак.
Затем северных гостей разместили в подвале музея, где они в самом скором времени заболели. Доверенное лицо Морриса Джесупа[1] – Уильям Уоллес, старший смотритель строений музея, был назначен попечителем несчастных. С октября по февраль инуиты жили то в его доме, то в музее, то лежали в госпитале. В феврале 1898 года Кессу скончался и Миник остался сиротой.
В марте умерла Атангана, в мае – Нукта, вскоре ушла из жизни и девочка Авиак. Уисаакассак летом был отправлен в Гренландию. Что касается Миника, то жена Морриса Джесупа предложила провести социальный эксперимент – посмотреть, как образование преобразит маленького дикаря, и его оставили в США. Уильям Уоллес и его жена Ретта, имея собственного одиннадцатилетнего сына Вилли, усыновили мальчика. Все любили его, а Джесуп, искренне желая ему добра, настоял на том, чтобы нового американца назвали Миник Пири Уоллес.
О судьбе новоиспечённого американца написана великолепная книга «Отдайте мне тело моего отца: жизнь Миника, нью-йоркского эскимоса». Автор – Кенн Харпер, проживший часть жизни в Арктике. Кроме того, существует статья Харпера «Дело Миника – роль Американского музея естественной истории» в журнале «Polar Geography» за январь – март 2002 года, в которой Харпер обрушивает на Пири жестокую критику. Одна из глав статьи называется «Мошенничество». Вот несколько строк из неё:
«Роберт Пири вёл прибыльный бизнес, связанный с арктическими мехами и бивнями нарвалов и моржей, которые он получал в торговле с инуитами. Он нанял агента по продажам в США, но прикрытием для ввоза в страну большей части товаров служили Арктический клуб Пири и Американский музей естественной истории...
Пири изрядно усердствовал, чтобы упрочить свою репутацию благодетеля музея. Большая часть его усилий была направлена на то, чтобы скрыть разработанный обходной путь, доставляя товар под видом подарков для музея, хотя в то же самое время подальше от глаз общественности… ему щедро платили за его «подарки».
Харпер приводит не одно доказательство своих обвинений, в частности, рассказывает: «Торговому агенту удавалось оставаться анонимным, хотя он и был высокопоставленным лицом и состоял в родстве по супружеской линии с контр-адмиралом Колби Честером… руководившим в 1909 году якобы беспристрастным подкомитетом из трёх человек, который был назначен Национальным географическим обществом, чтобы установить, дошёл ли Пири до Северного полюса»[2].
Харпер продолжает: «…Пири извлёк выгоду от продажи не только образцов животных, но и людей. В 1896 году он достал из могил черепа и тела инуитов, умерших во время эпидемии предыдущей зимой, и привёз их останки в Нью-Йорк. Записи музея показывают, что Пири не пожертвовал эти образцы… музей купил у него три скелета (мужчины, женщины и ребёнка), три черепа и один свод черепа»[3].
Приличный доход приносил торговцам обмен с аборигенами не только Северной Гренландии, но и арктической Канады, Аляски, русского Заполярья. Этот не совсем честный бизнес вряд ли стоит называть мошенничеством. Но Харпер возмущается не самим фактом торговли, а её скрытыми путями. К тому же взаимовыгодный обмен с местным населением – дело всё-таки не полярных исследователей. Трудно представить себе, что норвежцы Нансен или Амундсен, швед Норденшельд, итальянец герцог Абруццкий, русские – адмирал Фердинанд Врангель или барон Эдуард Толль – занялись бы подобным обогащением.
Наверное, правильнее сказать о другом – о неприкрытом, неприличном лицемерии Пири и его уродливой бесчеловечности. Уродливой, ибо она постоянно сопровождалась всё тем же лицемерием и к тому же сентиментальностью. Привезя шесть эскимосов в Штаты, он, как пишет Харпер, умыл руки. Люди, словно рабы, были проданы и бывшего хозяина больше не интересовали. Но продавец делает вид, что переживает. «Когда я работаю над этой рукописью, – пишет Пири в книге «По большому льду», – у меня перед глазами предстают мои эскимосы… Из памяти всплывает много знакомых лиц».
Он перечисляет человек пятнадцать и среди них: «Нукта – мой верный охотник и погонщик собак… Кессу, он же Насмешник, – охотник на моржей…»
Монолог звучит кощунственно, ибо по милости Пири Нукта вместе с женой и дочерью давно умерли в застенках музея, и Кессу, оставив Миника сиротой, тоже покинул бренный мир.
Для Пири инуиты – расходный материал. Вот его низкие откровения:
«Меня часто спрашивали – какую пользу эскимосы приносят миру? Они слишком далеко, чтобы представлять какую-то ценность для коммерческих предприятий, более того, у них отсутствуют амбиции. У них нет литературы, нет, строго говоря, никакого искусства. Они ценят жизнь так же, как лиса или медведь, – исключительно на основании инстинкта. Но давайте не будем забывать, что эти люди, надёжные и выносливые, ещё докажут свою ценность для человечества. С их помощью мир откроет полюс».
Кладбище в Гренландии. Могила инуитов, вывезенных Пири из Гренландии и умерших в Нью-Йорке. Фотографии Гали Моррелл ©
Миник
В то время когда другие инуиты умерли, Миник был тяжело болен, но благодаря заботе Уоллесов поправился.
Он посещал школу, любил спорт, особенно футбол; Уоллес купил ему велосипед, мальчик катался на коньках, верхом на пони. Он занял третье место на соревнованиях по плаванию, обожал ловить змей. Миник очень привязался к «тёте Ретте» – так он называл свою приёмную мать.
В 1898 году Миника привели на похороны отца, устроенные приёмными родителями и сотрудниками музея. Но, как выяснилось через несколько лет, обряд был постановочным, фальшивым. Уоллес в 1909 году рассказал, что произошло:
«Этим вечером по приказу некоторые из нас собрались в саду музея… принесли старую колоду, имеющую длину человеческого тела. Её обернули одеждой, с одной стороны прикрепили маску, и всё было готово.
Для фиктивных похорон были выбраны сумерки, поскольку существовало некоторое опасение привлечь слишком много внимания, что могло бы навлечь гибельное расследование. Да и мальчику было гораздо труднее раскрыть хитрость. Участники похоронной процессии знали, что действовать нужно быстро и тихо, так что когда начали вспыхивать фонари, Мене (вариант имени Миник. – Д. Ш.) привели в сад. Имитацию тела положили на землю, а сверху по эскимосскому обычаю сложили могильный холм из камней…
В то время как Мене стоял, рыдая, люди из музея слонялись вокруг, наблюдая за происходящим. Всё сработало правильно. Мальчик ничего не заподозрил…»
Скелеты четырёх инуитов стали выставочными экспонатами музея, спорить с этим было бесполезно, что касается имитации похорон, то это была, как считал Уоллес, «святая ложь» – во имя спокойствия души Миника.
В 1901 году Уоллеса уличили в преступлениях. То ли он брал взятки со строителей-подрядчиков, чтобы разрешить им работать для музея, то ли присылал строителей на свою ферму, а оплату проводил по счетам музея. Реакция последовала жестокая – Уоллеса уволили, он лишился хорошо налаженного бизнеса, потерял ферму, а затем и престижный дом в Нью-Йорке. Джесуп хотел забрать Миника из семьи Уоллесов и отправить в частную школу…
«Разоблачение финансовых дел Уильяма Уоллеса, – пишет Харпер в книге, – стало страшным шоком для Ретты Уоллес, которая понятия не имела, что её муж вовлечён в такие аферы, но она поддержала его, и семья не распалась. Что касается Миника, то она считала его частью семьи и не хотела ничего слышать о том, чтобы мальчика забрали. Моррис Джесуп отказался от малейших выплат на содержание мальчика… Уоллес затребовал компенсацию за своё предыдущее попечительство над Миником… но не получил ничего…
…Уоллес настаивал: «Вы предложили мне заботиться о мальчике, так как миссис Джесуп хотела увидеть результаты эксперимента – что цивилизация могла бы сделать для такого ребёнка».
Босс не хотел слышать об этом. Как и Пири, он снял с себя всякую ответственность. К сожалению, «тётя Ретта» в 1904 году тяжело заболела.
«…Он [Миник] отказался ходить в школу и редко покидал своё место у кровати больной. Уильям Уоллес заметил, что этот «бедный мальчуган… обречённый на жизнь, полную слёз» обращался с Реттой Уоллес так же, как Кисук (вариант имени Кессу. – Д. Ш.) обращался с ним самим во время его болезни…
Когда конец стал близок, она «подозвала свою семью и прошептала свои последние слова каждому из них. Затем она повернула голову к Минику и, слабо улыбаясь, сказала: «Последний поцелуй тёти Ретты – для её маленького Миника».
Впереди было новое потрясение – в 1906 году мальчик узнал, что скелет отца экспонируется в музее. По словам Уоллеса:
«Однажды снежным днём, после полудня, он [Миник] вернулся из школы вместе с моим сыном Вилли и вдруг начал плакать. «Мой папа не в могиле, – сказал он, – его кости находятся в музее».
Мы расспросили его и выяснили, как он узнал правду. Но после этого он уже никогда не был прежним мальчиком. Он стал болезненно впечатлительным и беспокойным. Часто мы видели его плачущим, и иногда он не разговаривал по несколько дней».
Миник пытался объясниться с музеем. Он настаивал на том, чтобы кости отца убрали из демонстрационного зала и похоронили как полагается, но тщетно.
6 января 1907 года газета The World опубликовала статью «Отдайте мне тело моего отца!». Художник изобразил Миника, стоящего на коленях с простёртыми в мольбе руками. Подпись гласила: «Душераздирающая история Мене, эскимосского мальчика, который растёт в Нью-Йорке и собирается когда-нибудь найти Северный полюс, а сейчас больше всего хочет забрать кости своего отца из Музея естественной истории».
«Миник, эскимосский мальчик, желает получить только один подарок на Рождество, но этот подарок он не получит. Он просит вернуть ему кости отца, чтобы поместить их в укромную могилу, где они упокоятся с миром навечно.
…Миник живёт здесь, в Нью-Йорке… отчаявшись когда-либо увидеть своих соплеменников вновь. Он единственный выживший из шести эскимосов, которых лейтенант Роберт Пири привёз сюда… Четверо умерло, включая Кессу, отца Миника, а один снова вернулся домой на холодный север, счастливый, потому что спасся от смерти и болезней Нью-Йорка.
Учёные, которые с восторгом неспешно исследовали эскимосов в Нью-Йорке, давным-давно забыли этих простых людей из суровой Арктики. Правда, четверо из них умерло здесь, все – от туберкулёза, но не раньше, чем эти мудрецы узнали всё, что хотели.
А потом, разве их тела не были переданы докторам для очень интересного анатомирования, которое значительно пополнило наши знания в области этнологии? Но самое-самое лучшее – это то, что полные скелеты были переданы Американскому музею естественной истории на Манхэттене, где учёные, желающие изучать анатомию эскимосов, могут это делать вполне комфортно.
И вот где деликатно сочленённые кости отца Миника сейчас находятся…
Здесь же заветный каяк – его лодка из кожи, его ружьё и нож и его эскимосская одежда – самая интересная экспозиция… Миник думает, что согласно американским законам о наследовании эти вещи должны принадлежать ему. Он также слышал в школе о порядочности и справедливости и оперирует идеей, что ему должны разрешить похоронить отца так, как это делают христиане, – на каком-нибудь тихом загородном кладбище.
Но помещение на верхнем этаже музея – это последняя могила его отца. Его гроб – это витрина, его саван – кусок витринного стекла…
Лейтенант Пири давно уже не интересуется маленьким Миником… и другие, кто оказывал ему поначалу поддержку, перестали помогать ему…
«…Я вовек не буду счастлив, пока не похороню своего отца в могиле [сказал Миник]. Я плачу каждый раз, когда думаю о его несчастных костях там, наверху в этом музее, в витрине, где каждый может смотреть на них. Почему только из-за того, что я – бедный эскимосский юноша, я не могу похоронить своего отца по тому обычаю, по которому он хотел бы быть похороненным?..
Наши бедные люди воспитаны так, чтобы любить своих родителей и предков. Даже беднейший из них там, в Гренландии, может похоронить своего отца и свою мать в могиле, обложенной камнями, а я не могу. И когда человек умирает, его ружьё, нож и каяк всегда переходят его сыну. Почему я не могу получить вещи моего отца?»
Миник продолжал безуспешно отстаивать свои права на тело отца. В конце концов он решил вернуться в Гренландию. В июне 1908 года, когда Пири в очередной раз собирался в Арктику, Уоллес попросил его отвезти юношу домой, на север. Исследователь отказал: по его словам, корабль был перегружен.
Ещё через год в приложении к журналу «Sun Francisco Examiner» появился материал под тревожным заголовком: «Почему эскимосский мальчик, брошенный на произвол судьбы арктическим исследователем Пири, хочет застрелить его?» Снова был нарисован Миник, в ужасе смотрящий на скелет отца в стеклянной витрине Музея естественной истории; рядом были помещены фотографии как юноши, так и дочери Пири, одетых в полярные меха. Цитировался Миник: «Я никогда не смогу простить Пири. И я надеюсь увидеть его, чтобы явить ему ту катастрофу, которую он вызвал». В заключительных словах угроза: «И если он встретит Пири, что тогда может случиться?»
Пири был в Арктике, но Джозефина, его супруга, прочитав статью, пришла в ужас, и с помощью Бриджмена – главного организатора всех дел лейтенанта – Миник был отправлен на родину на судне «Джини».
Накануне отплытия газета «Evening Mail» опубликовала гневную тираду молодого инуита:
«Вы – раса учёных-преступников. Я знаю, что никогда не смогу забрать кости моего отца из Американского музея естественной истории. Я весьма рад убраться отсюда, пока мои мозги не сцапали и не засунули в банку!..
По возвращении домой, в Эта на севере Гренландии, я собираюсь организовать свою собственную экспедицию и сам пойду на поиски полюса».
Бриджмен гордился договором, который он вынудил подписать опекуна Миника: место высадки – выбирает Пири, что именно молодой человек сможет взять с собой из корабельных запасов – решает Пири, и, главное, никаких исков к владельцу «Джини» предъявлено быть не может. Довольный собой Бриджмен докладывал Джозефине:
«У Мене Уоллеса по-прежнему нет контракта или какого-либо другого документа, подписанного мной. Они все подписали меморандум, копию которого высылаю Вам».
Бриджмен заверил супругу полярного исследователя, что у молодого эскимоса не будет в руках огнестрельного оружия, когда он окажется в родной стране.
Миссис Пири, видимо, всем довольная, напутствовала мужа в письме, отправленном с «Джини»:
«Я надеюсь, что ты перекинешь Мене через колено и будешь лупить его до тех пор, пока он не запросит пощады. Ни при каких условиях не разрешай ему вернуться в страну».
Когда юноша сошёл с корабля на гренландский берег, в руках у него, вопреки россказням лагеря Пири, не было ничего. Вот доказательство этого поразительного факта – запись в дневнике миссионера Густава Олсена:
«В этот день прибыл ещё один корабль, под названием «Джини»… На корабле… был… уроженец Гренландии по имени Миник, который возвращался домой. Ещё ребёнком он оказался среди тех, кого забрал с собой Пири. Он полностью забыл свой язык... Они дали ему немного пищи, а из одежды он имел только то, что было на нём»[4].
Миник не знал никого вокруг, и его тоже никто не знал, но родственник Соккак, шаман и опытный охотник, пригласил молодого человека к себе. Миник заново выучил родной язык, адаптировался к новой жизни и проявил себя как способный охотник.
В сентябре 1910 года Миник получил возможность послать письма нескольким друзьям в Соединённые Штаты. Вот одно из них – Честеру Бикрофту – трогательное и горькое (Харпер, который частично приводит это письмо, сетует, что английский Миника «стал немного запущенным»):
«Дорогой Доб, я всё ещё жив, не пойму – каким образом и почему… Пири сказал им высадить меня в заливе Норт Cтap далеко к югу от моего дома…
…Так как они нарушили и обещания, и в целом человеческие нормы… я не был удивлён, когда они оставили меня по приказу Пири в незнакомой части Гренландии без мехов, ружья, ездовых собак или снаряжения, которые позволили бы бороться за существование в пустынных льдах...
Почему я больше не пригоден к жизни там, где родился? Не пригоден к жизни там, куда меня вывезли похищенного? Почему я являюсь экспериментом там и здесь – и меня мучают с тех пор, как великий белокожий Пират вмешался в природу… и оставил меня беспомощным сиротой – малыша, брошенного на расстоянии 10 000 миль от дома?..
У меня нет друзей здесь, нет нигде. Я очень-очень одинок. Приезжай сюда, и я покажу тебе, как найти полюс. Я сделаю тебя королём. Затем, если ты захочешь, я уеду с тобой обратно в Нью-Йорк, или останусь здесь, или отправлюсь в ад для тебя, мой друг, если только ад не здесь…
До свидания. Твой маленький друг Мене.
…Доб, я жду снежное Рождество…
P.S. Доб, не представится ли какая-нибудь возможность прислать мне ружьё?..»
Харпер подводит печальный итог: «Внешне Миник стал инуитом… Но что-то было неладно. В сущности, у Миника не было дома. Когда он был подростком в Нью-Йорке, его влекло в Гренландию. Теперь, в Гренландии, он рвался в Америку. Ни то ни сё – он чувствовал, что нигде не будет «своим».
В сентябре 1916 года Миник вернулся в Нью-Йорк, навестил Уильяма Уоллеса и его сына Вилли, через год в Питтсбурге нашёл работу и обрёл верных друзей. Казалось, всё идёт хорошо, но осенью 1918 года, во время эпидемии испанского гриппа, он заразился и умер. Друзья похоронили его в окрестностях Питтсбурга…
Через 7 лет после выхода книги Харпера произошло неизбежное. Американский музей естественной истории исправил свою ошибку, или, если угодно, исправил положение дел, и в июне 1993 года военный транспорт США доставил кости четырёх инуитов на военную базу в Туле, Гренландия, а затем вертолёт перенёс их в селение Каанаак.
Из статьи Харпера: «Тела, каждое в своём небольшом гробу, были помещены в общую могилу в освящённую землю на склоне холма с великолепным видом на море в сторону запада. На могильный холм, по эскимосскому обычаю, сложили камни. На краю могилы справили краткую службу. Музей подготовил мемориальную пластинку, которую установили на месте погребения. Надпись на гренландском гласит: «Nunamingnut Uteqihut», что значит «Они вернулись домой».
[1] Магнат, президент Американского музея естественной истории, президент Арктического клуба Пири, известный поборник христианской морали, например, основатель и меценат Общества по борьбе с безнравственностью им. Св. Антония.
[2] Д. Шпаро подробно говорит об адмирале Честер в главе 20.
[3] Верхняя часть черепа.
[4] Перевод с гренландского.