ИЗ ПОЧТЫ «ЛГ»
«…Сейчас много говорят о духовности. «Литгазета» даже несколько месяцев подряд публиковала полемические материалы на эту тему под рубрикой «Национальный характер – миф или реальность?» Там было множество разных мнений. Главная же тема в этом споре звучала примерно так: утрачивая духовность, русский человек теряет смысл жизни, и никакой карьерный или коммерческий успех не спасает его от утраты национальной самоидентификации. И это действительно так!
Нужно культивировать духовные интересы с юного возраста! Прививать интерес к чтению. Внедрять в наш быт стандарты духовно-интеллектуальной жизни. Домашняя библиотека (пусть даже на электронных носителях) должна стать обязательным атрибутом нашего бытия.
Но тут возникнет вопрос о том, а какие произведения должны стоять на книжных полках – всё же охватить невозможно. Да и будет ли нынешний компьютеризированный школьник читать из ушедшей в прошлое советской литературы, например, про Павку Корчагина? Не задремлет ли над рассказами Паустовского?
Литература должна держать интеллект общества в напряжении, подталкивать к развитию, с головой же, повёрнутой назад, двигаться вперёд невозможно. Поэтому, я думаю, нужно провести безжалостную селекцию в школьных программах, максимально её облегчив. А литкритикам сориентировать всех наших писателей на творчество, побуждающее к преобразованиям и развитию нашего общества. Другой, я думаю, роль литературы в жизни общества быть не может!..»
Дорогой Иван Сажин, вы, как всегда, задеваете самые больные проблемы современного состояния умов-душ и ставите несколько самостоятельных, хотя и связанных между собой вопросов.
Если можно, я начну с последнего: не пора ли «сориентировать всех наших писателей на творчество, побуждающее к преобразованию и развитию нашего общества?».
Сориентировать? Да ещё и всех? То есть скомандовать, что ли? А знаете, что получится, если вот так, разом, всех теперь «сориентировать»? Опыт-то имеется, ориентировали писателей и через разного рода ассоциации-союзы, и с помощью всякого рода решений-постановлений. Что мы получим, если попробуем этот метод сейчас?
Мы получим когорту ушлых авторов, которые немедленно выполнят «социальный заказ» и выдадут на-гора кучу нечитаемых поделок, непроизвольно имитируя это самое «преобразование и развитие общества». А те, что поталантливее и покруче, произведут такую откровенно издевательскую имитацию «соцзаказа», что эффект будет обратный.
Так что же, невозможно как-то подтолкнуть писателей к работе над «национальным самосознанием»? Нет, возможно. Когда в реальности предпосылки к такому самосознанию созреют и у самих писателей руки будут чесаться для такой работы. Тогда и призыв может подействовать – если назрело. Великая советская лирика военной поры появилась не вследствие «призыва», а потому, что такой фронтовой призыв был в реальности – слова сами рвались на бумагу.
А теперь? Вы уверены, что жизнь уже подвела нас к решительной и бесповоротной «ориентации» на те или иные ценности (национальные, интернациональные, глобальные, региональные и т.д.)?
Я не уверен. Россия – на перепутье. Потому что весь мир на перепутье. Меняются не только границы сфер влияния (госграницы уже пережили судорогу передела – 20 лет назад), меняются геополитические роли великих (и невеликих) держав. Меняются культурные ориентиры. Меняются духовные ценности. Зависит это не столько от писателей, сколько от многонародной и многорядной реальности, которая то бьётся в конвульсиях политических тупиков, то замирает в ожидании новых пророков. Но до пророческих прозрений далеко. Всемирная развлекаловка в сфере культуры потребления (фестивали и шествия, граничащие с дурдомом, конкурсы, выворачивающие наизнанку всякие представления о прекрасном, апоплексия обнажённого самовыражения и рекламная гульба попсы) – это и есть мировая культура на перепутье.
Кончится межвременье – и всё это схлынет без следа. Но не радуйтесь: если уж время заставит встать в строй, оно шеи поломает тем, кто попробует уклониться, а те, что встанут, будут петь о счастье умереть за то, во что поверят. Искренне!.. В чём и состоит загадка человеческой психологии.
Не будем торопить события, а то не обрадуемся. Опыт был: хотели вырвать радость у грядущих дней. Потом от такой радости нас и вырвало на глазах у всего мира. Да и весь мир вырвало. От страха ядерного удара.
Но тут возникает вопрос: какие книги должны стоять на книжных полках школьников сегодня?
Больной вопрос. Зудящий. Ведь полки и впрямь не «резиновые», а программы и так трещат то от перенапряжения, то от того, что из них что-то надо выламывать на выброс.
Да, нынешний компьютеризированный школьник, пожалуй, про Павку Корчагина читать не станет. И над Паустовским, глядишь, задремлет. Но это неизбежно. Всякая эпоха, взращённая своим кругом чтения, с этим кругом расстаётся по миновании задач. Паустовский читался с упоением – когда тонко и чутко противостоял дуболомному фронту мобилизованных соцреалистов, железно «преобразовывавших общество», – но теперь того фронта нет. Корчагин работал безотказно, когда этот железный фронт обжигал в реальности миллионы душ, «сориентированных» на светлое будущее. И этого фронта больше нет.
Сам обожжённый этим светом, я с грустью провожаю в небытие книги, отслужившие свой век. Мне больно расставаться и с Островским, и с Паустовским, хотя и по-разному: с одним облегчённо, с другим отяжелённо, – но что неизбежно, то неизбежно. Ничто не вечно под луной. Вы думаете, что после Пушкина Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков читались так же, как до Пушкина? И что Карамзин со своей бедной Лизой мог соперничать с Маяковским, прорычавшим своё «Про это»?
Селекция в кругу обязательного чтения безжалостна. И неизбежна.
Где критерии: что сохранять, что отодвигать?
Конечно, какой-то предельный минимум надо оставлять, уповая на вечность (хотя никто нам эту вечность не гарантирует). Гомер. Сервантес. Шекспир… А под нашими небесами? «Слово о полку…». Пушкин. Толстой. Шолохов… Боюсь продолжать, скажу: Блок – и целая радуга засверкает рядом.
Но что дальше?
Дальше – надо ждать, к кому повернутся (вернутся?) сердца людей в надвигающемся будущем. Может, к Остапу Бендеру? Не исключено. Может, к Василию Тёркину? Вполне вероятно. А может, к Юрию Живаго? Я бы как раз этого хотел… «Жизнь прожить – не поле перейти». Но моему поколению теперь уже недолго осталось «хотеть». И пока новый круг готовности не определится (по мере того, как будет созревать новая мировая ситуация, и Россия… то ли сохранит роль моста, соединяющего «дальние берега» мира, то ли вернётся к участи добычи, которую этот мир опять примется раздирать на куски… или же сама начнёт раздирать себя на части, если утратит свою завораживающую всеотзывчивость), – будем ждать, что определится.
А что читать? Вот сейчас, во времена галдящего рынка-базара, где тексты пишутся «на сезон» и художественный уровень приравнивается к числу продаж?
Полагаться на вечно спасительную роль школьного учителя, который на свой страх и риск станет заполнять лакуны, обнаруживающиеся при «безжалостной селекции» программ.
Что при этом особенно важно – именно в эпоху переходного галдёжа?
Возможность альтернатив. То есть школьник, которому учитель с выражением читает Иосифа Бродского, должен знать, что существует Юрий Кузнецов. И где его найти.
И да помогут нам в этих поисках электронные носители. Вы угадываете это будущее… облегчение книжных полок. Отбор будет происходить (и уже происходит) на подиуме бесконечного забора под названием «Же-же» (или ещё как-нибудь), где каждый пишет что хочет, но мало кто кого читает. Там и будут, наверное, понемногу выслаиваться уровни спроса и признания, выясняться репутации и выбраниваться авторитеты, которые и решат между собой спор о том, кого назовёт грядущая литературная эпоха «лучшим и талантливейшим», кого определит во враги, а кого отгребёт в отвалы.
Я не сомневаюсь, что в результате этой многоуровневой селекции народ получит зеркало, в котором увидит себя.
Но я сомневаюсь, что сейчас можно угадать, что именно он увидит в этом зеркале. Это зависит от многих факторов, а факторы эти, в свою очередь, зависят от меняющегося расклада сил в мире. Применительно к России всё сейчас «качается на весах». Что возобладает – государственность или общественность? (Я бы хотел равнодействия этих начал.) Федерализм с его разнородностью или однородная неделимость? (Я бы хотел неделимости, внутри которой максимально работал бы федерализм.) И – применительно к культуре: полиэтничность или обрусение? (И того, и другого хотелось бы – при условии абсолютной свободы выбора.)
Но как бы ни повернулся этот поиск, в финале (тут вы совершенно правы) то, что будет найдено, оно и окажется национальной самоидентификацией. Если, конечно, будет кому себя идентифицировать.
Я приму это в любом варианте, только бы жила Россия и дышала русская культура.
«Жизнь, как поэма – была начата, и нету начала другого…»
И конца не будет. Хорошо, если будет бесконечный путь, полный горечи и счастья. Счастья и горечи.
За всё надо расплачиваться.