«...Сначала мне было досадно, что современники не понимают моих стихов, даже те, которые хвалят, – писал Юрий Поликарпович. – Поглядел я, поглядел на своих современников да и махнул рукой. Ничего, поймут потомки.» О том, можно ли назвать Юрия Кузнецова недооценённым и в чём тайна его поэтики, мы спросили у современных литераторов.
Геннадий Иванов,
поэт, первый секретарь правления Союза писателей России:
– Сначала о тайне. Когда человек пишет шедевры – это всегда тайна. А шедевры стали появляться у Кузнецова с самых первых книг. Стали спорить о них, изучать. «Атомная сказка», «Грибы», «Возвращение», «Отцу», «Мужчина и женщина», «Завижу ли облако.». Список каждый может продолжить самостоятельно.
Если есть шедевр, то есть у него и тайна. И не стоит сильно трудиться, чтобы эту тайну разгадать. Вот, например, стихотворение Кузнецова «Когда я не плачу, когда не рыдаю, / Мне кажется – я наяву умираю». 12 строк. Вроде как хорошее, но не из самых-самых. И вдруг на концерте Кубанского хора в Кремлёвском дворце я был потрясён этим стихотворением. Музыку написал великий художественный руководитель этого хора Виктор Захарченко. А поют кубанцы эту песню как глубочайшую исповедь казака. Песня вполне сливается с народной глубиной и может стать народной. В чём тут дело? В чём тайна? Дома потом перечитал это стихотворение. Сам его запел. У кого желание есть, может искать какие-то приёмы и так далее. Но вряд ли это плодотворно. Мне кажется, никто ещё не объяснил, в чём чудо пушкинских строк «Мороз и солнце.».
Вспыхнувшая популярность Юрия Кузнецова после выхода книги «Во мне и рядом – даль» (1974 год) прежде всего обусловлена появлением поэта с очень свежими, яркими, глубоко осмысленными образами. У него одним из самых частых слов в разговоре о стихах, которые он не принимал, было ироничное якобы. Якобы поэзия. Якобы правда. А он хотел чтобы были без этого «якобы» поэзия и правда. И у него это получалось здорово. И правда о русской судьбе, о русском человеке в современном мире стала для него одной из пронзительнейших тем. Уже в начале перестройки он понял, куда нас ведут, и написал пророческое стихотворение «Видение».
Его голос, его поэтические жесты, его приёмы, его гражданская позиция быстро завоевали внимание читателей. И уже в 1989 году в издательстве «Детская литература» в серии «Поэтическая библиотека школьника» избранные стихи и поэмы Кузнецова вышли тиражом 100 тысяч экземпляров. Это в момент, когда катастрофически упали тиражи поэтических книг современных поэтов. В 1990 году у него выходит в самом статусном издательстве «Художественная литература», где я тогда работал, том «Избранное». Тираж 25 тысяч. Я хорошо помню день, когда поэт пришёл за авторскими экземплярами на Новую Басманную, 19, и подарил мне свой том. Это к вопросу о возможной недооценённости поэзии Кузнецова.
Конечно, для всех нас, кто жил в 70–80-е годы прошлого века и кто читал поэзию, имя Юрия Кузнецова было вполне достойно оценено – и читателями, и критиками. Один Кожинов чего стоит.
В наше время поэзия вообще за гранью оценок. Это мало кому интересно.
Хорошо ещё, что у Кузнецова есть верные поклонники его творчества, которые ежегодно проводят посвящённую ему конференцию, есть молодой и серьёзный исследователь Евгений Богачков. Когда-нибудь всё более-менее встанет на свои места и новые поколения тоже откроют для себя прекрасного поэта Юрия Кузнецова.
поэт:
– «Болящий дух врачует песнопенье», – в своё время написал Баратынский. Как я думаю, «песнопенья» Кузнецова ни болящий, ни здоровый дух не врачуют. Напротив, они его настораживают, тревожат, пугают. И это хорошо. Но большинство людей, привычных к бытовому и душевному комфорту, к стихам Ю.П. Кузнецова относятся если не враждебно, то равнодушно.
Его поэтические образы, как камни в болото, летят в душу обывателя. Разумеется, поэт не ставил перед собой такой цели. Это происходит стихийно. А уж откуда берутся такие образы – тайна, разгадать которую до конца невозможно, так же как дать единственно неоспоримое определение Поэзии.
Кого из поэтов в России можно назвать «дооценённым»? Пушкина? Лермонтова? Некрасова? Рубцова? Тех поэтов, творчество которых проходят в средней школе? Если следовать такой логике, то Кузнецов, конечно же, недооценён.
Но есть и другая, на мой взгляд, причина недооценённости творчества Юрия Поликарповича. Его поэтика не просто выходит из общего ряда советских и российских поэтов. Она из него выпрыгивает. А всё необычное принимается медленно. Поэтому творчество Юрия Кузнецова не сможет быть популярным никогда. Большинство его стихов и все поэмы
останутся элитарными, поскольку духовный рост нашего общества прекратился, а когда начнётся Возрождение, одному Богу известно.
Ветер перемен
Светлой памяти Ю.П. Кузнецова
Сдул страну и не заметил,
Будто пыль стряхнул с колен,
Сильный ветер, злобный ветер,
Жуткий ветер перемен.
По развалинам порыскал
И поспать улёгся в ров;
Чем-то тёплым нас обрызгал
И солёным. Боже, кровь!..
Век грядущий дик и мрачен,
Как волчицы старой зев,
Но его мы одурачим,
Раньше срока умерев.
поэт:
– Юрия Кузнецова очень ценили при его жизни, причём даже поэты, которые не были ему близки идеологически, например Давид Самойлов. Мой муж защищал диплом на отделении критики Литературного института по творчеству Юрия Кузнецова, да и я любила его книгу «Край света – за первым углом». По просьбам студентов приглашала его читать стихи на нашем семинаре поэзии. И вообще тогда он был одним из лучших.
Но пришли иные времена, которые обесценили поэзию как таковую, в том числе и стихи Юрия Кузнецова. Хотя это несправедливо. А может быть, и пагубно для русской культуры.
Тайна его поэзии – в особом, одному ему свойственном мировидении: притом что он пишет регулярным классическим стихом с точными рифмами, ему удаётся создать особый образ мира, порой парадоксальный и никогда доселе не виданный. «В тени от облака мне выройте могилу», «Отдайте Гамлета славянам» – это запоминается и остаётся в сознании. Плюс, конечно, в его стихах есть мощный заряд внутренней энергии, которую несёт его слово, делая его влиятельным и даже заразительным: недаром можно говорить о влиянии поэзии Кузнецова и даже о его эпигонах. Это слово, сказанное поэтом «со властью».