Не очень-то приветливо встретил меня легендарный на Кольском полуострове человек Михаил Орешета. Крепко пожал руку, нехотя перекинулся парой слов и уже через минуту полез в видавший виды уазик - греться в ожидании автобуса, который повезёт нас и вон тех сгрудившихся у стены неработающего кинотеатра ребят почти к самой границе с Финляндией. Туда, где отрядам пограничников удалось (уникальный случай в истории Великой Отечественной!) в первые же дни войны отбросить продвинувшиеся на десятки километров финские войска обратно к границе. И потом в течение более трёх лет эту границу удерживать.
Михаил Григорьевич ― директор Центра гражданского и патриотического воспитания молодежи, писатель, краевед. И зимой, и летом водит он ребят по местам боевой славы Мурманской области.
Знаю, что иной раз подопечные Орешеты проходят до 30 километров в день по снежной каше, по болотам, по обледенелым склонам сопок. И хотя у меня в этом отношении тоже есть что вспомнить, однако волнуюсь: не потерял ли, как говорится, былой закалки?!
Присматриваюсь к ребятам. На первый взгляд мало отличаются от своих сверстников: многие парни и девчонки «нежного возраста» с показным «взрослым» прищуром втягивают в себя табачный дым, проскальзывают грубоватые словечки. Мата, однако, почти не слышно.
Русская Лапландия
Не проходит, кажется, и часа после того, как автобус выехал из чёрно-снежного от апрельской оттепели Мурманска, а Орешета, взявший на себя роль экскурсовода, объявляет, что мы въезжаем в Русскую Лапландию. Завораживающее словосочетание. Природа за окном автобуса ― под стать. Разбросанные по сопкам огромные, в рост человека валуны, настороженные пики елей, клокочущие даже в лютые морозы речные перекаты. Края эти, знакомые мне с детства, сохраняют первозданную дикость. Так и кажется, что сейчас вывалится из леса на дорогу разбуженный ранней весной медведь-шатун. Медведей, как и другого зверья, здесь и правда хватает. Потому-то полюбили ездить сюда на охоту богатые мурманчане. В посёлке Лотта, говорят, специально держат в клетке двух медведей, на которых новые хозяева жизни натаскивают своих собак. Так вот к первозданной дикости прибавляется дикость человеческая.
И не только дикость, но и ― равнодушие. Лет 20 назад по этому шоссе проходили одна-две машины в час. И если уж не первая, то вторая или третья обязательно подбрасывала нас, продрогших и уставших рыбаков, до города. Теперь же машин стало больше, а вот внимания и доброты у людей друг к другу ― гораздо меньше. Один из местных жителей, которому срочно надо было попасть в райцентр, голосовал у дороги несколько часов. В конце концов, он сбегал домой за спиннингом (а дело было зимой) и начал метать блесну с моста на замёрзшую речку. Буквально через пол часа водитель одной из машин, дав задний ход, поинтересовался из кабины: «Что это ты, земляк, делаешь?» Пришлось ему везти находчивого спиннингиста до места. Смешно...
Из огня, да в полымя
Когда дорогу обступают почерневшие останки леса, Михаил Григорьевич рассказывает о случившемся несколько лет назад пожаре.
- Нам как раз надо было ехать на партизанский слёт, туда, где сегодня мы остановимся на ночёвку. Я знаю, что меня ждут там ветераны, а дорога перекрыта. Огонь стеной идёт к посёлку Верхнетуломский. Подъезжаем на легковушке к оцеплению. Узнаём, что закрыт участок дороги примерно в 12 километров. Я говорю пожарным: «Никак нельзя нам оставаться здесь, ребята, ехать надо!». «Ну, если вам жить надоело ― езжайте!» - отвечают. И мы решились. Едем на ощупь, дорога затянута дымом, то и дело через неё перекатываются мощные огненные шары. Вскоре замечаю, что одежда на моих попутчиках начинает дымиться. В общем, когда выбрались мы на ту сторону оцепления, смотрели на нас, как на ненормальных.
Слушая эту историю, я вспоминаю эпизод Великой отечественной войны на севере, связанный с этими местами. Отряд пограничников отступал перед значительно превосходящими силами финнов. Его командир никак не решался вступить в бой. И тогда командование взял на себя начальник штаба 82-й погранзаставы Яков Немков. Финны здесь, на севере, чувствовали себя, как рыбы в воде. Они, прирождённые охотники, бесшумно вырезали наших часовых, умело маскировали снайперов, прекрасно вели разведку. И когда узнали, что пограничники идут навстречу, чтобы преградить им путь, финны подожгли лес. Немков, поколебавшись, принял решение идти через огонь. Объявил перед строем, что с ним пойдут только добровольцы. Никто из отряда не воспользовался возможностью остаться.
Перед тем, как двинуться в гудящее, стреляющее углями пекло, бойцы со всем снаряжением вошли в небольшое озерцо, где в это время спасались от пожара медведи и другое зверьё. Мокрая одежда помогла ненадолго. 13 пограничников навсегда остались в горящем лесу. Но когда отряд оказался лицом к лицу с врагом, финны так растерялись, что даже не подумали о сопротивлении, ― побросав орудия и пулемёты, начали удирать.
Но и полузадохнувшиеся пограничники не могли уже стрелять по бегущим. Так без единого выстрела был выигран этот бой.
Походная «болезнь»
Автобус останавливается на 130 километре дороги Кола ― Лотта. До войны здесь проходила советско-финская граница. После Победы её передвинули на несколько десятков километров к западу, вернув России исконные земли, подаренные финнам «с барского плеча» ещё Лениным.
Собственно отсюда начинается наш поход ― 10 километров надо идти по дороге, а потом ещё пять ― по лесу к острову Партизанский.
О бывшей границе напоминает памятник героям-пограничникам, восстановленный недавно руками учеников третьей школы Мурманска, при которой действует клуб «Патриот».
- Сколько мы уже с ребятами исходили по северу, рассказывает руководитель клуба Людмила Анатольевна Контарёва, - в такие места забирались, где, наверно, со времени войны людей не было. Там до сих пор оружие и человеческие останки прямо на земле найти можно. Иной раз измучаюсь в пути, думаю: больше в лес ни ногой. Однако, посмотрю в глаза ребят, ― а в них гордость за то, что дошли, за то, что сделали доброе дело, как вот с этим памятником. В общем, неделю-другую поживу в городе и снова тянет в поход.
В этот раз Людмила Анатольевна взяла с собой «не обстрелянных» шестиклассников. Они, глядя на искрящийся снег, сравнивают его то с молоком, то с мороженным, то с йогуртом. Кроме них есть в нашем «войске» и школьники постарше, и опытные поисковики, и даже воспитанники интерната для глухонемых.
Бывает, ходят с нами «неблагополучные», ― рассказывает Контарёва, - прокурены до печёнок, ругаются друг на друга ― стоять рядом страшно. Но никто не бунтует, все тяжести похода ― на равных с остальными. Помню, одна девчонка лет пятнадцати сапоги снимает, а у неё ноги до крови сбиты. И ведь ни разу не пожаловалась. Я только руками развела: «Как же ты идёшь, милая?»
- А как у ребят, которые с вами ходят, отношение к современной армии? Ведь молодёжь сейчас, мягко говоря, не рвётся служить...
Да, что вы! Не верьте тем, кто так говорит: сколько уже ребят из нашей школы в военные училища, в академии поступили! А кто не смог, говорят мне: «Ничего, Людмила Анатольевна, мы в армии отслужим, и снова поступать будем...»
Служить бы рад...
То, что не у всех молодых, за последние десятилетия вытравили дух патриотизма, конечно, радует. Но вот будет ли где служить, исполнять свой воинский долг ребятам, которым сейчас по 12-13 лет? То, что я слышал от знающих людей в Мурманске, вызывает серьёзную тревогу за будущее наших вооружённых сил. Авиационные части, которых и так немного осталось на Кольском полуострове без всяких видимых причин срывают с места на место. Из-за этого офицеры с семьями иной раз оказываются практически в голой тундре, где ни школ, ни детских домов, ни возможности домашним найти хоть какую-нибудь работу. Законсервированные после переездов авиационные базы очень быстро разворовываются и разрушаются. Посёлок Западная Лица, долгое время служивший столицей подводного флота на севере, заброшен. Знаменитый полуостров Рыбачий, откуда в боевые и мирные походы уходили советские и российские корабли «освобождён» от военных. С начала реформирования Северного флота было уволено уже больше 3 тысяч военнослужащих. И это не предел. В противовоздушной обороне появляются всё новые прорехи. Базы подлодок, Кольская атомная электростанция практически не защищены от ракетных ударов с воздуха. Кстати, когда один из военачальников доложил об этом министру обороны Сердюкову, он был тут же уволен «за непонимание целей и задач реформ». В то же время со стороны Норвегии, входящей в блок НАТО не прекращается наращивание боевой группировки.
В походе участвует Инна, жена подводника.
- В нашем закрытом городке настроение у людей подавленное. Офицеры чувствуют себя, как на пороховой бочке. Сегодня человек служит, а завтра по надуманной причине его увольняют. Причём, получить якобы гарантированный государственный жилищный сертификат удаётся единицам.
В поликлинике для подводников, где я работаю не только лечить, но и просто находиться долгое время нельзя. На стенах ― грибок, по утрам температура ― 2-3 градуса тепла. Представляете, чего наделает хирург, который держит скальпель дрожащими от холода руками! Да ещё нас же, врачей, заставляют после смены делать ремонт, потому что денег на рабочих нет, - рассказывает она мне.
А вот слова депутата Госдумы Михаила Ненашева, которые приводит газета «Вечерний Мурманск».
- Доклады высокопоставленных военных часто создают благостную картину происходящего. Но я много езжу по частям, гарнизонам, и там мнение о реформе совершенно противоположное... Я разговаривал с родителями юношей, которые хотят поступать в военные училища. Они задают один вопрос, ― зачем их сыновьям служить двадцать лет, воевать, чтобы потом оказаться почти нищими...
Перекур за «широкой спиной»
Узкое полотно разбитой дороги, по которой движется наш растянувшийся отряд, с обеих сторон обступают хоть и подтаявшие, но все ещё внушительные сугробы. Свернёшь с обочины, и через пару шагов проваливаешься по пояс, а то и по грудь.
Наблюдаю, как несколько подростков пытаются отбежать от дороги «до ветру». Однако, увязнув в снегу, возвращаются. Так и идут, терпят. Вспоминается группа разбитных европейцев, кажется, голландцев, которые тоже где-то в этих местах, ничуть не стесняясь ни своих, ни русских женщин, справляли нужду прямо на дороге. А ещё вспоминаются подмосковные шоссе, где это европейское поветрие становится всё популярнее.
На марше Людмила Анатольевна то и дело просит прикрыть её «широкой спиной» от ушедших вперёд учеников, чтобы они не видели, как курит их учитель.
- Скоро уже бабушкой стану, а перед школьниками курить стесняюсь, - смеётся она.
А вот трое старшеклассников, идущие особняком, курят в открытую, не стесняясь никого.
- Да что сигареты, у нас в районе в любое время суток наркотики можно купить, и в школе некоторые «травку» курят, а учителям ― по фиг, - говорят они мне.
- А ты знаешь, какое знамя несёшь? - спрашиваю Никиту, который несёт копию Знамени Победы.
Тот в ответ пожимает плечами.
- Какие песни помните о Великой отечественной?
- «Тёмная ночь», - после долгих потуг вспоминает кто-то из ребят.
- А как получилось, что вы в поход попали?
- Ну, в школе предложили, мы и решили проветриться...
Эти трое ребят ― в скором времени станут выпускниками. В классе кроме них ― всего только двое парней. А в следующем году в (городской!) школе может быть вообще не будет старших классов ― последствия демографической ямы 90-х.
И я бы не стал кидать камень в огород этих подростков. У ночного костра в партизанском лагере у нас неожиданно завязался откровенный разговор. И я понял главное: ребята под напускной иронией прячут свою растерянность перед сложным, не давшим твёрдых жизненных ориентиров миром, в котором им в скором времени придётся начинать взрослую жизнь.
Снежные «мины»
Свернув с дороги, выходим на «партизанскую тропу». По 2-3 раза в месяц проходят по ней подопечные Орешеты. Утоптанное за зиму сотнями ног снежное полотно пока ещё держит пешеходов. Но самое большее неделя ― и оно превратиться в хлюпающую снежную кашу. А пока мы идём довольно ходко. Впрочем, расслабляться не приходится. То и дело кто-нибудь из отряда, резко осев, теряет равновесие, и валится в рыхлый сугроб. Поисковики называют это снежными «минами» - под затвердевшей коркой тропы идёт невидимая работа весны. Конечно, ногу от такой мины не потеряешь, но вывихнуть ― вполне можно. Поэтому замыкают отряд самые опытные поисковики, чтобы не потерять по дороге отстающих.
Когда мы выходим на лёд Верхнетуломского водохранилища, начинается что-то невообразимое. Ледяной панцирь уже по щиколотку залит талой водой, сверху прикрытой настом. Многие тинэйджеры, щеголявшие в кроссовках, тут же насквозь промочили ноги и с криками прыгают в ледяной купели. Одно спасение, что до острова, где костры и тёплые землянки, уже недалеко.
10 тысяч километров мужества
Поздним вечером в бывшем партизанском лагере Михаил Григорьич рассказывает окружившим костёр ребятам о тех людях, в память о которых задуман наш поход.
- Партизанские отряды на севере были особыми. Они базировались на нашей территории и совершали походы в тыл немецким и финским войскам. В отличие от белорусских или, скажем, смоленских партизан, мурманчане рассчитывать на поддержку местного населения не могли. Вокруг ― либо безлюдье, либо ― враждебные финские деревни. Перед тем, как отправиться в поход, каждый боец должен был выйти и перед строем попросить товарищей, чтобы в случае ранения они добили его. Партизанам приходилось преодолевать сотни километров, зачастую с «висящими на хвосте» карателями. Зимой морозы «зашкаливали» за тридцать градусов, а летом людей осаждали тучи комарья. При этом разводить костры, курить было запрещено. Спасать раненных в таких условиях значило подвергать смертельной опасности остальных. Так вот, - Орешета делает внушительную паузу, - за всё время действий партизанских отрядов «Большевик Заполярья» и «Советский Мурман» ни один раненный не был добит. Всех спасли, дотащили до лагеря. Причём врачи, отмечали в своих записях, что плечи у бойцов, нёсших самодельные из берёзовых шестов и плащ-палаток носилки, после походов были стёрты до костей.
О страшном напряжении, которое приходилось испытывать партизанам, в большинстве своём — вчерашние школьники, говорит и такой случай.
Когда спустя много лет после войны ветераны вновь оказались в своём бывшем лагере их, конечно, захлестнули воспоминания. Кто-то плакал, кто-то целовал уцелевшие брёвна строений. Вдруг от землянки, где раньше был лазарет, послышался истошный женский вой. Прибежавшие на место люди увидели, сидящих рядом партизанских медсестёр. После выяснилось, что женщины оплакивали своё общее горе. За годы войны они так надорвали здоровье, что ни одна из них не смогла стать матерью.
За время боевых действий в Заполярье партизаны отрядов «Советский Мурман» и «Большевик Заполярья» прошли около 10 тысяч километров, уничтожили больше пятисот вражеских солдат и офицеров, разгромили 4 гарнизона.
Они же не матерятся!
- Обычно поисковиками называют людей, которые разыскивают останки воинов, устанавливают имена погибших. Но это только часть нашей работы. И на сегодня, пожалуй, уже не главная. Наша основная задача – воспитывать патриотов России. А патриота не вырастишь, если он будет сидеть на печке, пусть даже эта печка русская. Неоткуда взяться любви к родной земле, если ты не прошёл по ней ногами, не узнал, что там, за ближайшей сопкой. Не зная своей земли, очень просто расстанешься с ней, уедешь в Америку, или продашь за пять копеек соседям, как кое-кто предлагает поступить с Курилами.
Эти слова Орешета говорит мне в восстановленной землянке партизанского командира Сергея Демьяновича Куроедова. Наверное, как и в годы войны её освещает блуждающий свет стеариновой свечки. В течение дня Михаил Григорьевич присматривался ко мне, бывшему мурманчанину, и, видимо, решив, что я ещё не вконец «испорчен» столичной жизнью, стал держаться проще и доброжелательней.
- Видите ли вы результат своей работы?
- За год через наш центр проходит около тысячи молодых ребят. Для Мурманской области это не так мало. Многие, сходив однажды в поход, просятся снова и снова. В результате возникло своего рода содружество патриотов России и Кольской земли. С каждым из его участников я, как говорили раньше, пошёл бы в разведку.
Нынешний поход относительно лёгкий. А буквально две недели назад мы ходили на полуостров Рыбачий. За 4 дня прошли около ста километров. Школьники шли наравне с военными, пограничниками. И когда в конце похода поднялись на высоту «Погранзнак» над Баренцевым морем, я по некоторым признакам обнаружил, что начинается шторм. А зимний шторм в тех местах – что-то невообразимое. Вьюги могут бушевать неделями. Я понимаю, что надо срочно спускаться к машинам сопровождения, иначе через час-другой их так заметёт, что не откопаешь до весны. И что характерно, когда военные предложили подбросить на буранах до дороги самых маленьких ребятишек – ни один не согласился. Все хотели дойти сами.
Вы начинали заниматься этой работой ещё в 1980 году. И тогда-то подростки были далеко не ангелы, а сегодня тем более. Наверно, на что-то приходится закрывать глаза?
Молодёжь в нашей стране не нужна никому. Ни в школе, ни в институте, а теперь уже и в армии нет целенаправленной системы воспитания граждан России. Это большая беда. И если мы хотим сохраниться, как нация, положение надо менять. Конечно, за то относительно небольшое время, что ребята в походе оторваны от главного «воспитателя» - телевизора переделать их невозможно. Поэтому с чем-то приходится мириться. Но вот характерный случай. Пару лет назад ходили мы с группой так называемых неблагополучных (не люблю это слово) ребят на Рыбачий. На отдыхе молодёжь решила поиграть в футбол. Пол часа проходит, час. Вдруг прибегает ко мне один журналист. «Григорьич, посмотри, это же чудо!». Смотрю, ничего не замечаю: просто играют ребята в футбол, падают в снег, поднимаются, опять бегут. «Они же не матерятся!»
Внуки победителей в форме побеждённых
К сожалению, то состояние морального нездоровья, в котором находится наше общество, не может не сказываться и в среде поисковиков. Сейчас работа по розыску останков павших воинов хоть и скупо, но оплачивается государством (в отличие от 70-80-х годов, когда за такую инициативу могли хорошенько «пропесочить»). А если оплачивается, значит должен быть результат. Молодые группы из неопытных и не обременённых совестью «следопытов» просто раскапывают старые воинские захоронения и преподносят их как свои находки. Не раз приходилось подопечным Орешеты встречать раскуроченные такими горе-поисковиками братские могилы.
В 80-90-е годы на Кольском полуострове особенно много развелось пресловутых чёрных копателей. Был случай, когда поисковики попали под миномётный обстрел «джентльменов удачи». Сейчас это движение пошло на убыль. Однако всё больше появляется тех, кто собирает в сопках неразорвавшиеся бомбы и снаряды времён Великой отечественной, извлекает из них взрывчатку, а потом — продаёт. Есть и другое модное поветрие среди молодёжи — ходить в форме войск Вермахта по местам боёв.
Однажды ветеран, бывший пулемётчик, показывал поисковикам, свою боевую позицию. И в этот момент как раз с той стороны, откуда обычно наступали враги, показалась группа молодых упитанных людей в нацисткой форме...
Чтобы помнили
Долгое время партизанский лагерь, который в годы войны располагался на обычной сопке, считался затопленным водами Верхнетуломского водохранилища, возникшего в 60-е годы. Тогда, как и во многих других точках страны под воду уходили целые районы с десятками деревень. Однако высокая сопка, на которой жили партизаны, хотя и стала островом, уцелела. Постепенно, по брёвнышку, по кирпичику восстанавливали энтузиасты бывший лагерь, чтобы он смог стать одним из центров сопротивления беспамятству, в которое, как в холодные воды, всё сильнее погружаются наши души.
Вода на севере прозрачная, чистая. До сих пор в тихую погоду рыбаки, проплывающие по водохранилищу на лодках, видят на дне тинистые дома затопленных деревень, немые церквушки. Может быть само прошлое вот так из глубины смотрит на нас нынешних. Партизанский лагерь представляется мне живым символом памяти. И пока будут находится люди готовые и в дождь, и в стужу прийти сюда, он будет жить и побеждать.