Эксперимент: Сборник. – М.: Городская организация Союза писателей России, 2012. – 304 с. – Тираж не указан
«Я долго думал о смысле жизни, правитель. Не в вечности и не в государстве смысл движения истории. Он – в человеке». Это цитата из повести Леонида Подольского «Потоп». И это же – главная особенность автора: его интересует человек. И книга его – о людях.
О людях вообще и о человеке в отдельности, о том, как он находит своё место в истории. И в романе «Эксперимент», и в повестях, и в рассказах, и даже в небольших сатирических очерках Подольский своё пристальное внимание устремляет на человеческую судьбу, пытаясь разгадать, какой же путь жизни – «правильный», да и существует ли такой вообще.
На первый взгляд под одной обложкой собрались произведения совершенно разные – тут и нежный, трогательный рассказ о первой любви – «Воспоминание», и жестокая «правда жизни», от которой некуда деться в повести «Лида», и притча «Потоп»… Но всё это объединяет центральная фигура – человека, которая не ускользает от пристального внимания автора никогда.
Получается, у автора герои вовсе не герои, обыкновенные люди, слабые, сбившиеся с пути, и некоторым – это чувствуется – никогда уже не выбиться на верную дорогу… Но они не вызывают отторжения, так же как не вызывают и жалости, которая способна унизить человеческое достоинство. Постепенно для читателя, как и для автора, желание понять героев становится чуть ли не навязчивой идеей. Разобраться в поступках – нелегко, зато осудить – проще и привычнее. Для Леонида Подольского это не выход, он ищет нечто другое. И приглашает следовать за ним – ведь истории, им рассказанные, о каждом из нас, а ещё – о России, которую представить без вечного преодоления чего-то попросту невозможно.
Действие романа «Эксперимент» происходит в современной нам России, где слово «модернизация» слышится едва ли реже слова «здравствуйте». Вот и в тихую, привычную жизнь губернатора Садальского грозят ворваться неизвестные, а потому страшные реформы. Элемент сатиры в романе, безусловно, есть, но для автора не главное – высмеять, он хочет проанализировать поведение человека в этой ситуации. С одной стороны – смешно, сразу узнаёшь манеры российских чиновников, готовых ради сохранения (или приобретения) власти на любые «подвиги», а с другой – смеяться совсем не получается: уж слишком живым выглядит Садальский, да и встречался такой в жизни не раз. Главное – не обвинить, а понять человека. Человека, над которым вечно ставятся всё новые и новые «эксперименты», и никто не заботится о том, что однажды может наступить предел, последствия которого предсказать сложно.
О том, что происходит, когда «высшими силами» человек оказывается зажат в угол, – повесть «Лида». В ней уже нет весёлых искорок «Эксперимента», которые периодически проскальзывали, вызывая грустную полуулыбку. «Лида» – настоящая трагедия, страшная прежде всего своей необратимостью. Нет смысла задавать вопрос: «кто виноват?» – он окажется риторическим. Но Подольский не перестаёт вопрошать, как и каждый, кто, несмотря на все пройденные испытания, смог остаться человеком. Исследовать судьбу – дело непростое, но читатель и не найдёт здесь однозначных оценок. В этом – одна из главных особенностей творчества Леонида Подольского. Пройти вместе со своим героем весь путь до конца – вот задача автора. Он хочет лишь увидеть жизнь – непонятную, тяжёлую, но и безмерно дорогую.
Чем-то подход Подольского напоминает режиссуру Андрея Тарковского, для которого в его фильмах главным было – подойти как можно ближе к человеку, сквозь его сны, его потаённые мысли докопаться до главного – понять. Так и автор книги пытается разгадать, что происходит с людьми, откуда столько искалеченных судеб, что в нас самое главное?
Об этом же вопрошает и герой рассказа «Случайная встреча»: «Мы все запутались, потеряли самое главное… Самое главное… А что это – самое главное?» Ответа нет. Может быть, это – прошлое России, от которого, как и от любого прошлого, остались ностальгические полуобманные воспоминания, может быть, будущее, которое по привычке называют «светлым» и которое всё никак не наступает.
Брайнин, герой «Случайной встречи», который и произносит эти слова, сам не понимает всю их трагическую глубину. Из рассказа становится ясно: он – один из тех, кто не смог выяснить пресловутого «самого главного», остался словно за бортом корабля. Он лишь один из многих затерявшихся, не сумевший найти своё место после падения Советского Союза. И дело тут не в Союзе – история, как известно, вечно будет повторяться, а в том, что человеку невыносимо трудно выживать, а хочется жить. Рассказ нельзя даже назвать пессимистичным, он лишь отражение действительности, а в ещё большей степени – человеческой природы.
Брайнин вполне мог бы превратиться в одного из героев рассказа «Старики» – одинокого, беспомощного, оказавшегося «за бортом» жизни теперь уже не метафорически, а вполне реально: голод, холод, болезни – вот удел тех, кто когда-то трудился и жил во имя «общего» блага. И пройти мимо таких людей нельзя, и помочь им – нечем, разве что предложить немного любви и заботы, но откуда их взять среди вечной суеты?..
Особое место во всей книге занимает повесть «Потоп». Её можно назвать современной притчей. Главная мысль этого произведения в том, что не так уж важно, в какое время мы живём, неважны все условности, присущие этому самому времени. Важно то, что человек всегда останется человеком, слабым и одновременно способным на великие поступки.
Сама притча – довольно злая сатира, напоминающая «Котлован» А. Платонова. Тот же Советский Союз, возникший несколько тысяч лет назад, узнаётся буквально в каждом штрихе – и песни, которые поют рабы на стройке канала, и набившие оскомину аббревиатуры – ОПУУПРОПСНЖ (орден Предтечи-Учителя управления по повороту рек, орошению пустыни и строительству новой жизни), и карточная система, и зыбкое равенство, абсурдность которого видна издалека:
«К тому времени, предполагалось, все люди станут трудиться одинаково, и есть тоже в полном равенстве.
– А ежели у меня желудок ширше? – недоверчиво спрашивал старик Зайнаб.
– Сузим. Учёные придумают такую операцию. Наука к тому времени всё сможет, – убеждённо говорил лектор».
Человек вновь оказывается в самой гуще эксперимента, уже вовсе не такого безобидного, о котором шла речь в романе, а эксперимента другого сорта – где речь идёт о жизни и смерти. Поэт Наав ничего не может противопоставить этому опыту, несмотря на готовность пожертвовать своей жизнью ради спасения других. Люди обречены – потому что они всего лишь люди.
Та же мысль повторяется в рассказе «Дом», но здесь звучит она ещё горше, ещё тяжелее смириться с тем, что человеку не дано даже надежды, которая умирает вместе с последним пристанищем, символом своеобразного рая – домом.
Да, книга о человеке, но это не горьковское «человек – это звучит гордо». Гордости здесь нет, равно как и нет торжества тех, кто, преодолев все тяготы, всё-таки выплыл на поверхность. Только получается, что все мечты и стремление остались там – на дне. Не стоит думать, что автор воспевает красоту отчаяния, но и упиваться надеждами на будущее он не предлагает. Нужно лишь пройти свой путь до конца и в поисках смысла жизни вернуться к тому, от чего ушёл, – к человеку.