Борис Черных. Избранное в 2-х томах. Т. 1: Есаулов сад / Предисловие Валентина Курбатова. – 384 с.; Т. 2: Старые колодцы. – 488 с. – М.: Европа, 2007.
Однажды на творческом вечере в ЦДЛ, слушая рассказ одной беллетристки, я поражался: всё пространство текста занимали у неё реплики персонажей, связанные между собой только формальными «она сказала» или «подумал он». До чего же обеднела русская, выросшая из гоголевской шинели проза! Куда же подевалась присущая ей виртуозная описательность, помогающая читателю глубоко проникнуть в психологию героя, минуя ложь «изречённой мысли», которой нашпигована прямая речь? Ответ я, кажется, нашёл в двухтомнике Бориса Черных, который на два дня заставил отложить без последующего раскаяния другие дела и заботы.
Первый том «Избранного» составили рассказы, стихи, драматические сцены и, наконец, дневники писателя. Не всё мне показалось одинаково удачным. «Улица превращается в переулок. Стынет небо. Боль в груди. Воздух плотен. Не слышно гула поездов, ползущих по железному пути». Это, можно сказать, типичный пример стихов прозаика. Замечу, однако, что многие стихи написаны Борисом Черных в пятилетнем тупике политзастенка. Подробные обстоятельства этого сфабрикованного в 80-х годах «дела» читатель может узнать во втором томе, где приведены материалы следствия.
Совсем иное ощущение оставляет проза. Здесь у автора богатая генеалогия и – немногочисленность близких и родственных талантов в современности. Лучшие рассказы на мой вкус – это «Плач перепёлки», «Остров Дятлинка», «Мазурка», «Туманятся воды», «Возвращение» (воображаемая сцена разговора Пушкина с царём Николаем I). Они наполнены и оживлены красотой русского многомерного слова, красотой, в современном новоязе почти уже утраченной, но пока ещё встречающейся в художественной литературе. «Зима будет остудная», «впадал в беспамятство, но опоминался», «сронила полушалок» – тут найдёт чем «полакомиться» истинный ценитель. Всё подлинное, всё аутентичное, а вовсе не декоративно-матрёшечное, не ради красного словца. Вот так – сочно-описательно, головокружительно-метафорично и без тени цинизма – говорится о страстном любовном свидании: «...она с охолонутым сердцем переступала черту; дальше, за чертой, поезд шёл стремительно или с долгими остановками – в зависимости от мощности локомотива. Мелькали полустанки и огни городов; они выскакивали на перроны, покупали солёные грибы и омуль, позже сельдь и обыкновенных бычков, свежую зелень, вдыхали по глотку воздуха, целительного после душного купе утлой её комнаты, снова шли в объятья друг другу». Язык этой прозы богат экологически чистыми, применительно к литературе, дарами провинциальной русской жизни, и автор делится с нами своим богатством без всякой принуждённости. В центре повествования – обычный русский человек. Социальная трагедия, сопутствующая ему, порой способна преобразиться искусством писателя в нечто превосходящее себя самоё. Корни творчества Бориса Черных глубоко проникают в исторические пласты отечественной культуры, образным материалом чаще всего служит современность, но вершина всегда прикасается к «небу», порывается в надбытийные области, что придаёт совсем иной вес, иной объём этой прозе. Тут уже и сам писатель становится видимым в динамике своего философского роста – от корней до вершины. Как пишет в предисловии к двухтомнику Валентин Курбатов: «Он поднимает правду и любовь, как его албазинские казачьи предки в половодье поднимали над стремниной детей и спасительные образа, чтобы однажды навсегда выйти на твёрдый берег и встать высоко вровень со своей великой историей и стоять с честью, как подобает стоять русскому человеку в райском саду наконец понявшего своё значение перед Богом мира».
Отдельное место занимает мемуарная и историческая очеркистика, сгруппированная во втором томе. Жанр этот ныне переживает, кажется, не самые лучшие времена. Тем радостнее встречать превосходные образчики его, созданные рукой настоящего мастера, способного вдруг сделать видимыми, близкими, например, простого топографа, «маленького человека» Питухина или знаменитого на всю страну драматурга Вампилова, – десятки и сотни типов, лиц, душ человеческих, когда-то прошедших перед памятливым и острым взором Бориса Черных.