Роман Стендаля «Красное и чёрное» в Российском молодёжном театре разложили на «простые» цвета
Большая литература давно уже стала для режиссёров заветным садом, полным «молодильных яблок», с помощью которых можно оживить не слишком бодро себя чувствующий репертуар того или иного театра. К сожалению, острая репертуарная недостаточность – самое распространённое заболевание театров постсоветского пространства, многие из которых нуждаются если не в реанимации, то уж, во всяком случае, в интенсивной терапии. И инсценировка литературной классики, как показывает опыт, является одним из самых действенных способов лечения. Как, впрочем, и профилактики. Ибо театры, отличающиеся просто-таки олимпийским здоровьем, тоже используют его по максимуму. Истории, проверенные временем, хороши тем, что каждое следующее поколение находит в них для себя что-то своё. А разветвлённость сюжета и обилие персонажей позволяют выбирать для инсценировки те эпизоды, которые в наибольшей степени отвечают стилю театра, творческому кредо режиссёра, вкусам публики и… требованиям момента.
Обращение к роману Стендаля для РАМТа, пожалуй, вполне закономерно: молодой зритель охотнее всего идёт на истории о любви. А в «Красном и чёрном» ещё и интрига закручена довольно лихо, так что этот самый зритель до конца теряется в догадках, чем всё закончится. Две барышни, сидевшие за мной, очень горячо спорили по этому поводу почти весь спектакль. Да и в антракте я не без интереса наблюдала за несколькими компаниями, весьма оживлённо обсуждавшими дальнейшую судьбу героев. Это ведь раньше Стендаль был обязательным автором школьной программы по литературе, а о том, как сегодня преподают этот предмет нашим детям, лучше и не вспоминать.
Режиссёр-постановщик Юрий Ерёмин, обладатель заслуженной репутации мастера переноса прозы на сцену (его спектакль «Идиот» в Театре Армии в середине 80-х явился образцом театрального прочтения великого романа), имплантировал в свою инсценировку… Казимира Малевича. Приём достаточно неожиданный, чтобы не сказать странный. Но только на первый взгляд. Однако об этом чуть позже.
Герои у Ерёмина получились не совсем стендалевскими. Во многом из-за того, что не все сюжетные линии романа вошли в спектакль и зрителю, особенно не знающему романа, трудно проследить тот путь от любви до ненависти, который приходится пройти почти каждому персонажу «Красного и чёрного».
О происхождении Жюльена ничего не сказано, кроме того, что он из низов, так что обосновать его амбициозность, стремление сделать карьеру любой ценой Денису Баландину довольно сложно. Самозабвенное преклонение Жюльена перед Наполеоном сведено к паре фраз, что тоже усложняет актёру задачу. Но ему всё же удалось сделать своего Сореля живым человеком, а не иллюстрацией к роману. Чего, к сожалению, не скажешь о работе Нелли Уваровой. Ей, конечно, тоже пришлось нелегко: страстная любовь к детям, религиозность, страдания из-за необходимости разрываться между чувством и долгом – всё это в спектакле присутствует лишь намёком. Даже полунамёком. Отчего образ госпожи де Реналь теряет присущую ему многогранность. Но и в пространстве страсти, единственном из оставленных актрисе режиссёром, ей не хватает естественности. Иногда возникает ощущение, что она лишь произносит положенный текст, а мысли и чувства её где-то очень далеко. Впрочем, может быть, это был, как говорится, «не её день».
Актрисе Анне Ковалёвой, на мой взгляд, вообще фатально не повезло. Ей не занимать ни темперамента, ни грации, ни аристократизма, но… Во всём романе у Матильды де Ла-Моль есть две главные, можно сказать, ударные сцены: первая ночь с Сорелем и утро после неё и сцена в тюрьме перед казнью. Так вот – первую очень сократили, а вторая в спектакле отсутствует вовсе. И для зрителей Матильда остаётся всего лишь взбалмошной красоткой, неспособной на настоящие чувства (ведь настоящее у неё вовсе не любовь, а гордость, но этого как раз актрисе отыграть до конца и не дали). А вот Виктор Цимбал, несмотря на достаточно ограниченное «жизненное пространство» своего персонажа – г-на де Реналя, сумел создать яркий, запоминающийся и психологически очень точный образ. Причём зачастую ему хватало для этого одной реплики, жеста, взгляда.
Но живее всех живых получился персонаж, которого в романе… нет. Загадочный Мале (Антон Шагин), вдохновенно рисующий в оконном проёме сначала красный квадрат, а затем чёрный, никакого отношения к реальному художнику Кандинскому, конечно же, не имеет. Это своего рода alter ego Сореля, который знает и понимает его лучше, чем он сам (не зря же режиссёр вложил в его уста цитаты из великих, служившие Стендалю эпиграфами к главам романа). Такой приём в постановках стендалевского романа не нов. У режиссёра Алексея Гирбы, несколько лет назад поставившего «Красное и чёрное» в Одесском русском драматическом театре, Сорелей два: «белый» в первом акте и «чёрный» во втором и играют их разные актёры. Но таков уж этот роман, внутренняя раздвоенность главного героя заставляет режиссёров двоить и сценическое его воплощение.
Для чего Ерёмину потребовался именно Малевич? Вероятно, его знаменитые картины послужили для режиссёра точкой отсчёта его замысла. Супрематизм предлагал разложить реальность на простые формы: круг, квадрат, треугольник. А жизнь можно разложить на «простые» страсти, например на любовь и ненависть. На красное и чёрное. Лаконичная сценография Валерия Фомина и эффектные костюмы Виктории Севрюковой отлично сработали на эту идею. Они не стали делать «костюмный» спектакль в «исторических» интерьерах, тем самым приблизив персонажей XIX века к зрителям века XXI. Не стоит забывать, что публика РАМТа в большинстве своём слишком молода для того, чтобы искать в жизни полутона, оттенки и нюансы. Но может быть, вернувшись из театра, кто-нибудь из них скачает из Интернета роман и обнаружит, что цветов в мире гораздо больше.