Генрих Степанович Батищев / Под ред. В.А. Лекторского. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. – 335 с.
Начиная со второй половины 50-х годов прошлого века на волне перемен в нашу страну возвращается и творческая, не догматическая и не заидеологизированная философия. Как всё живое и подлинное, она появляется вдруг, неожиданно, в лице молодых людей – бывших фронтовых лейтенантов и вчерашних школьных комсомольских активистов. Одним из ярких представителей этого нового философского поколения был Генрих Степанович Батищев (1932–1990). Его философскому наследию посвящена книга, недавно вышедшая в серии «Философия России второй половины XX века».
Философия того времени не могла не быть марксистской, хотя затем многих честный поиск увёл в совсем другие области. «Но дороги ведут теперь либо к Риму, а либо от Рима», – написал ещё в 30-е поэт Павел Коган.
Свой, особенный путь в философии проделал и Батищев. С самого начала он развивал преимущественно творчески-гуманистические интенции марксизма. Он пытался открыть так называемый аутентичный марксизм, марксизм молодого Маркса, не искажённый последующими упрощающими толкованиями и идеологическими наслоениями. Ведь известны слова Маркса в адрес своих последователей-вульгаризаторов: «Если они марксисты, то я не марксист». Проблема человека и творчество как основной способ подлинно человеческого бытия в мире, проблема отчуждения – вот главные темы Батищева.
Хотя сам он проделал сложную философскую эволюцию, эти темы оставались для него актуальными во все периоды его творчества. Он впоследствии начинает говорить о вреде антропоцентризма и активистского, лишь только потребительского присвоения мира. Батищев создаёт теорию глубинного общения, в котором, по его мысли, выражается фундаментальная сопричастность не только человека человеку, но и человека – Вселенной, Беспредельному. Он размышляет о способности поступиться собой и собственными интересами ради других.
Чтобы полнее понять контекст теории глубинного общения по Батищеву, необходимо знать, что в 70-е годы, через увлечение восточными мистическими учениями, он в итоге приходит к христианству и принимает православие. В каком-то смысле он повторил эволюцию русских философов Серебряного века, которые также сначала были марксистами, но потом обратились к вере и стали религиозными мыслителями. Когда до руководства Института философии дошли слухи о религиозности Батищева, естественно, встал вопрос о его увольнении с работы. Спасли Батищева, во-первых, дипломатические усилия руководителя сектора теории познания и его друга со школьной скамьи В.А. Лекторского, а во-вторых, то, что тогдашний директор Института философии Г. Смирнов в итоге махнул рукой и сказал: «Ладно, не будем плодить диссидентов». И Батищева оставили в покое.
Парадокс позднего Батищева в том, что он критикует марксистский активизм и антропоцентризм на языке самого Маркса, используя его терминологию и некоторые его смысловые ходы.
Батищеву в поздний период своего творчества как-то удавалось совмещать марксистскую форму и скрытое религиозно-философское содержание. Тут, возможно, свою роль сыграли смысловая гибкость и даже амбивалентность диалектического метода как такового.
Диалектика – ещё одна постоянная тема Батищева. В своём главном труде, «Диалектике творчества», он утверждает, что диалектика творчества возможна лишь как творчество самой диалектики. Диалектика в формальном смысле предельно эластична потому, что она одновременно совмещает в себе и противоположности, и их единство, декларирует бесконечность движения и развития и одновременно ограничивает его рамками так называемых диалектических законов.