Наконец-то свершилось: американские законодатели правил жизни насмешили весь мир! Взялись за Пласидо Доминго! Как-то легко и просто получалось у них со звёздами кинозакулисья – ведь публика не очень-то знает, что там на самом деле происходит. Но синьор Пласидо слишком хорошо знаком миллионам поклонников вокального искусства, чтобы люди поверили в эти – простите! – идиотские обвинения.
Сегодня все, кто встречался с Доминго, стремятся рассказать о своих впечатлениях об этом человеке и артисте. Я увидела его в 2001 году в Москве, и в своей первой маленькой книжечке, изданной в 2010-м, рассказала об этой встрече.
Хочу просить «ЛГ» вместе с этой заметкой передать слова восхищения и поддержки от себя и от замечательных молодых артистов – лауреатов конкурса «Романсиада». Многие из них в разные годы стали участниками конкурса синьора Пласидо «Опералия», а Алексей Кудря и Владимир Дмитрук (на фото)– победителями этого всемирного праздника вокальной музыки.
«Испанский романс»
Один из моих давних поклонников, поэт-любитель, в очередной посвящённой мне оде написал: «…артистов многих уважает, предпочитает теноров». И это правда: я, как и миллионы людей, подвержена волшебным чарам высокого и страстного мужского голоса, называемого тенором. Но, признаюсь, самую горячую и глубокую любовь я испытываю к подлинному «королю теноров» – Пласидо Доминго.
В один из первых приездов Доминго в Москву он должен был выступить на Красной площади. Мне доверили вести его концерт – я знала, что на Западе это не принято, и поэтому не совсем поверила во внезапно привалившее ко мне счастье. Но причина возникновения фигуры ведущей была очень простой: устроители не напечатали программки, а назвать имена спонсоров было необходимо. Поэтому я, волнуясь и трепеща, ни свет ни заря примчалась на Красную площадь.
Позади Исторического музея была сооружена большая сцена из чёрного брезента. Палатку, заменяющую артистическую комнату, наспех скроили из того же материала. Стояла тридцатиградусная жара, и чёрная палатка «раскалилась добела». Я, негодуя на нерадивых организаторов, отказавшихся ставить лишний микрофон за кулисами для ведущей, злорадно предвкушала, какой скандал устроит им мировая звезда, побывав в этой палатке.
Доминго появился: красивый, приветливый, улыбчивый. Он моментально покорил всех, кто только был рядом, – музыкантов оркестра, билетёров, рабочих сцены. Похоже, он свято верил в то, что средства от этого концерта действительно пойдут на благотворительность, как меня попросили объявить перед началом концерта, и с радостью вышел на сцену в переполненный зал.
Это был весьма своеобразный зал – на Красной площади, от Исторического музея до храма Василия Блаженного были расставлены кресла и стулья. Кресла предназначались вип-персонам, заплатившим за билет по две тысячи долларов. Справа от сцены, в начале Никольской улицы, собралась огромная толпа безбилетников, сдерживаемых кордоном милиции. Дорогая публика сидела со скучными лицами и в конце представления рванула на выход, не дождавшись «бисов». Безбилетники не расходились и после конца концерта, провожая машину, увозившую Доминго, криками «браво» и овациями.
Сейчас я могу с удовольствием и радостью вспоминать тот вечер. Но тогда, во время концерта, я пережила жуткие минуты.
За кулисами я представилась Доминго: он был слегка удивлён присутствием ведущей в его концерте (его, оказывается, об этом никто не предупредил!), но дружелюбно поприветствовал меня и подарил мне галантный комплимент. Вступительное слово он пережил спокойно, но когда я собралась опять идти на сцену и объявлять следующий номер, он более чем удивился: «Как, вы будете объявлять каждый номер?» – «Да…» – обреченно промычала я. Сейчас мировая знаменитость запретит мне объявлять – а что же устроят мне организаторы, не напечатавшие программки, и спонсоры, которые ждут обещанных текстов?!
Я побледнела, голова закружилась. Наверное, Доминго понял моё положение, потому что дружелюбно обнял меня за плечи и сказал: «Галина, делайте то, что вы должны делать, всё, как задумано», – и слегка подтолкнул меня к сцене.
Я объявляла каждый номер, рассказывала о благородных российских меценатах, а несчастный Доминго обливался потом в раскалённой палатке-артистической. Возвращаясь в кулисы, я с болью наблюдала, как великий артист, беспомощно и мило улыбаясь, опускал махровое полотенце в ведро со льдом, поставленное для него «заботливыми» организаторами, и прикладывал его ко лбу. Затем вновь появлялся на сцене и пел, как истинный король, каких не было и, может быть, никогда не будет в истории вокального искусства.
Помощница, дежурившая за кулисами, сказала: «Это ж надо, такой артист – а не послал никого к такой-то маме, терпел всё. А Шурá какой-нибудь скандал с истерикой устраивает, ежели у него в артистической кресло не того фасона».
Конечно, я знала, как Доминго спасал от смерти Хосе Каррераса, как приходил на помощь пострадавшим от землетрясения в Мексике, как он пестует своих учеников, как помогает молодым артистам с устройством контрактов. Но я не знала, как тепло и ободряюще звучит его голос, когда он говорит: «Не волнуйтесь, делайте так, как задумано».
Всё-таки, как верно подмечено в стихах моего поклонника: «предпочитает теноров»! Не всех, конечно, одного, но самого великого и прекрасного – Пласидо Доминго.