Книгу стихотворений и поэм Юрия Кузнецова «Крестный ход» мне прислала его вдова Батима Жеумакановна. Открыл сборник. Перед титульным листом – фотография: Юрий Поликарпович, задумавшись, смотрит чуть вниз, глаза полуприкрыты, подбородок подпёрт кулаком. Да это же снимок, который я ему когда-то послал! Сделан он фотокорреспондентом областной газеты «Смена» Владимиром Юрченко в один из приездов поэта на Белгородчину. О том визите я написал материал, публикация была проиллюстрирована. Я послал газету Юрию Поликарповичу, он ответил, попросил оригиналы фотографий, которые посчитал удачными. И вот один из снимков пригодился…
В 1989 году я подал документы для вступления в Союз писателей СССР. Позвонил в Москву поэту-фронтовику Виктору Ивановичу Кочеткову, который в начале 70-х был одним из руководителей семинара молодых литераторов Дальнего Востока в Хабаровске, а позже написал предисловие к моей книге стихов. Он входил в приёмную коллегию Союза писателей и сказал: «Не волнуйся. Постараюсь, чтоб твоим рецензентом был Кузнецов». Я заволновался, ибо знал, насколько серьёзно Юрий Поликарпович относится к поэзии. Рассказал о своих волнениях белгородскому прозаику Николаю Рыжих. Он учился вместе с Юрием Кузнецовым в Литинституте, о чём, кстати, поэт рассказал в очерке «Очарованный институт». Николай Прокофьевич со свойственным ему темпераментом и оптимизмом изрёк: «Всё будет хорошо…» В день заседания приёмной коллегии Николай Прокофьевич оказался в Москве. Не знаю уж что – радения Кочеткова и Рыжих повлияли, но меня приняли в Союз.
Вскоре я познакомился с Юрием Поликарповичем. Произошло это в писательском Доме творчества в Малеевке, куда я приехал. Виктор Кочетков представил меня Кузнецову. Тогда поэт подписал мне своё «Избранное». Всего два слова «На добрую память», но они для меня непомерно дороги.
К 50-летию Победы я проводил на страницах белгородской газеты «Смена» литературный конкурс. В качестве награды победителям решил попросить Юрия Кузнецова прислать книги с автографом. Написал письмо, не очень-то надеясь на отклик. И вдруг Николай Рыжих, побывавший в Москве, привёз несколько экземпляров книг Юрия Поликарповича.
...Трагическая весть о смерти Юрия Кузнецова ошеломила, ударила, опечалила. И вспомнились заключительные строки из его поэмы «Пути Христа»:
Отговорила моя золотая поэма,
Всё остальное – и слепо, и глухо, и немо.
Боже! Я плачу и смерть отгоняю рукой.
Дай мне великую старость и мудрый покой!
У меня хранится несколько фотографий Юрия Кузнецова, сделанных во время его приездов в Белгород.
, БЕЛГОРОД
Со стыдом и совестью
«Поэта не сделаешь, – говорил Кузнецов на творческих семинарах в Литинституте, – это от Бога, но я научу вас мыслить!.. Поэт должен видеть в полном объёме мир и мировую поэзию, когда берётся за ответственную, Вечную тему. Ушло и забыто из жизни и поэзии самое главное понятие стыда, совести. Стыд – внешнее проявление совести – бывает истинный и ложный. Бесстыдство – противоположное стыду, тоже связано с совестью. Совесть – понятие глубинное, не бытовое. По-христиански – это внутренний, Богом данный закон, который ни от чего не зависит, только от человека. Всё внешнее – это внешнее, а совесть внутри. Нельзя жить заёмной совестью. Со-Весть – с Богом, Божественная весть.
Совесть – понятие национальное, дано от Бога народу, не историческое, не узконациональное, а этническое понятие. Когда одно сообщество людей имеет одну совесть, это диктует поведение. У китайцев свято чтится закон Лао-Цзы, у индусов – буддизм, много общего с нами, но есть и различия.
Русская литература XIX века – совестливая.
Истоки: Даль: «Стыд – студ (древний пласт) – чувство, внутреннее сознание предосудительного, внутренняя исповедь перед совестью. Срам, позор. Застывание крови от унизительного скорбного чувства. Со стыда сгорел, стыдом покрылся». Есть ложный стыд – суетность, тщеславие, негодование, нарушение светских правил. Когда родителей стыдятся, подрывается корень, это чудо рождения, должна быть благодарность. У Чехова значительная вещь «Архиерей» – мать стыдится сына. Стыд наготы: Адам и Ева, когда согрешили, прикрывались. Нравственная порочность. Стыд – нравственное чувство, свойственное только человеку, животное не показывает. Противоположно стыду – бесстыдство, пошлость, разврат (сейчас). Пословицы: «От стыда некуда глаза деть»; «Жили и прожили – стыда не нажили»; «Людской стыд – смех, свой – смерть»; «Бога боится – людей стыдится». Поэт сказал: «Двери богатых стыдятся бедных». Внешнее проявление: стыдливый покраснеет, бесстыжий – побледнеет. «Тебе, Господи, правда, нам же студение лица» (пророк Даниил). В есенинских строках понятие: «Стыдно мне, что я в Бога не верил, Горько мне, что не верю теперь».
Много образов совести у Пушкина: «Светла, как ясный день, младенческая совесть», «Я так и вспыхну, сердцу больно, мне стыдно идолов своих». «Воспоминание» – как молитва совести и стыда, образ стыда на все века. «Змеи сердечной угрызенья» – совесть вышла на поверхность. У Лермонтова «К добру и злу постыдно равнодушны» – понятие. У Баратынского – понятийная поэзия, у Пушкина – образная. У Тютчева два образа изумительные. «Осенний вечер»: «... и на всём Та кроткая улыбка увяданья, Что в существе разумном мы зовём Божественной стыдливостью страданья» (связь с природой). Второй образ, через одно деепричастие – «О, не тревожь меня укорой справедливой»: «Краснея, сознаю». Мужчине стыдно, что он не верит в себя, а она боготворит его. Самый страдающий поэт Некрасов. «Рыцарь на час» – песнь совести потрясённой, обнажённой, мучительной. Одно время тенденция – «кающийся дворянин», как образ совестливого человека, у крестьянина нет. Потом, в XX веке, снижение: И. Анненский «В дороге»: «О мучительный вопрос: Наша совесть, наша совесть». Неполное соответствие образа и понятия. Даёт картину, снимок: мужики спят, старик идёт, переводит в риторическую область – мучительный вопрос. А совесть не вопрос, это закон, ответ, данный Богу, а здесь всё умственно, понятийно. Опыт XX века – совесть забыта, так как забыт Бог, пошло бесстыдство. Преемственница классической традиции в русской поэзии – Ахматова, мелькают слова: «стыд», «совесть», не случайные, ударные, но создают не образ, а понятие. Появляются странности. Цикл стихотворений, посвящённых творчеству, знаменитое стихотворение «Мне ни к чему одические рати»: «Растут стихи, не ведая стыда», Бога забыли, вне добра и зла. Вырождение, декадентство.
Совесть пробудилась в безбожную эпоху после войны. Твардовский, стихотворение без образа, гражданское: «Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны... Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...» Горечь есть, возвращается совесть. А в нынешней поэзии этого почти нет. «Гражданская лирика» шестидесятников – область слов, словесных фигур, она не идёт в глубину. Негативное проявление погубленной совести – бесстыдство, Э. Лимонов – мат, утрачено целомудрие. Истинное целомудрие – классика даёт образ: «Ой, полным-полна моя коробушка»; «Распрямись-ка, рожь высокая, Тайну свято сохрани». Поднимает вверх: святость, распрямись. Сейчас нравственность иссушается – морализаторство в поэзии, трескучая назидательность, пропадает красота. Эту тему форсировать нельзя. Когда стыда нет – всё назывное, многие гражданские стихи о Родине.
Стыд даёт глубину, уходит к совести, внутри человека – бездна».
Записала со слов Юрия Кузнецова
17 ноября в Государственном музее В.В. Маяковского вечер памяти Юрия КУЗНЕЦОВА «Он растолкнул простор локтями…», посвящённый пятилетию со дня кончины великого русского поэта. В программе – выступления друзей и знакомых поэта, учеников и почитателей его таланта, исполнение песен на его стихи, демонстрация видеофрагментов с его участием. Предполагается обсудить планы предстоящей 11 февраля 2009 года конференции, посвящённой творческому наследию Юрия Кузнецова, и недавно вышедшие из печати материалы предыдущей конференции (материалы можно будет приобрести на вечере). Начало в 18.30. Проезд: метро «Лубянка», Лубянский проезд, д. 3/6.