
Александр Палладин
Вашингтон – Москва
В своих мемуарах «Из тени» бывший глава ЦРУ Роберт Гейтс (cм. публикации материала М. Любимова в № 26 и 27 «Литературной газеты») сетовал на трудности работы американской разведки в СССР в 1980-е годы. В продолжение темы предлагаем вниманию читателей малоизвестную и поучительную историю из эпохи заката Советского Союза. Она расширяет представления о деятельности спецслужб в те времена, даёт представление о нравах в среде «советской элиты» и даже отчасти отвечает на вопрос, почему стала возможна «крупнейшая геополитическая катастрофа века».
В августе 1982 года шеф московского бюро еженедельника «Ньюсуик» Эндрю Нагорски был объявлен персоной нон грата со стандартной формулировкой: «За деятельность, несовместимую с официальным статусом пребывания в СССР». Иначе говоря, за шпионаж.
К работе в Москве Нагорски приступил в мае 1981-го. Вот как он сам живописал свою деятельность в СССР 32 года спустя: «Я сразу же стал раздражать Кремль. В Польше набирала силу «Солидарность». Я ездил в Литву, чтобы выяснить, насколько этот западный форпост Советского Союза был уязвим для аналогичных проявлений недовольства. Я встречался с диссидентами и отказниками – евреями, которым отказывали в разрешении эмигрировать».
Тем же самым тогда занимались многие работавшие в СССР западные журналисты, но Нагорски, по его собственным словам, ещё и «играл в кошки-мышки с КГБ. Я никогда не звонил по своему служебному или домашнему телефону. Вместо этого использовал телефоны-автоматы. Позвонив, не называл себя по имени и сводил разговор к упоминанию времени и места личной встречи, используя заранее обговорённые условности».
Менее чем через год после начала работы в СССР Нагорски узнал, что здоровье Брежнева резко ухудшилось, и 12 апреля 1982 года «Ньюсуик» напечатал большую статью под обложкой, на которой Леонида Ильича изобразили в виде готового рассыпаться бюста. Рисунок сопроводили надписями: «Дни Брежнева сочтены», «Преемники борются за власть», «Коммунизм в кризисе». Нагорски впоследствии утверждал, что за эту публикацию и поплатился выдворением из нашей страны.
Однако выслали Нагорски из СССР лишь четыре месяца спустя. Выходит, были другие причины? В тот же день, когда его объявили персоной нон грата, Москва известила наше посольство в Вашингтоне о таком решении советских властей. А на следующий день в посольство позвонили из Госдепа и потребовали, чтобы туда срочно явился глава пресс-отдела.

Шёл август, и многие работавшие в США советские граждане уехали в отпуск. В том числе наш посол Добрынин, оставивший на хозяйстве, как тогда выражались, временного поверенного Александра Александровича Бессмертных, и шефа пресс-отдела Каменева. Вместо него в Госдеп отправился его зам Борис Давыдов.
Я в тот день заехал в посольство, и Борис, вернувшись из Госдепа, предложил: «Пошли к Бессмертных! Дело касается твоего коллеги-журналиста Стуруа». (Тот тоже взял отпуск и в этот момент вместе с супругой Эддой Михайловной пересекал Атлантику на борту теплохода «Грузия»).
В кабинете Бессмертных Давыдов изложил содержание беседы с госдеповцами:
– Как обычно в подобных случаях, они выразили возмущение выдворением Нагорски и потребовали его отмены, а потом вдруг добавили: «Если не пересмотрите решение объявить Нагорски персоной нон грата, то мы в качестве ответной меры лишим аккредитации Стуруа».
– До сих пор, – заметил Давыдов, – американцы в таких ситуациях сразу заявляли: в отместку за выдворение нашего официального представителя высылаем такого-то вашего. А тут – фраза в сослагательном наклонении, плюс дали неделю на размышления…
– Вот, стало быть, насколько американские власти ценят Нагорски! – воскликнул Бессмертных. – Неспроста из трёх десятков наших собкоров в качестве разменной фигуры они выбрали Стуруа! Знают, что за него в Москве есть кому хлопотать… Борис, срочно готовь шифротелеграмму в МИД с изложением своей беседы в Госдепе, а я добавлю: «Предлагаем оставить в силе решение о выдворении Нагорски».
В результате «Грузия» с су¬пругами Стуруа был ещё на пути к Одессе, а шеф московского бюро журнала «Ньюсуик» уже осваивал новое место работы в Риме.

Расчёт американцев, сделавших Стуруа заложником Нагорски, строился на том, что ранее сын Эдды Михайловны и Мэлора Георгиевича женился на внучке Суслова. С тех пор Стуруа, сам будучи отпрыском крупного советского деятеля (его отец при Сталине возглавлял Верховный Совет Грузинской ССР), не упускал случая упомянуть о родстве с главным идеологом КПСС. Суслов скончался за полгода до описываемой истории, но у Стуруа были и другие влиятельные покровители. Не зря же он утверждал, что работу в «Известиях» совмещал с должностью спичрайтера Хрущёва, а потом попал и в окружение Брежнева, который, будучи любителем редких авто, предлагал Мэлору Георгиевичу любую сумму за «Додж Чарджер», который Стуруа в 1972 году привёз из Нью-Йорка.
Решение объявить Нагорски персоной нон грата советские власти оставили в силе, и в США Мэлор Георгиевич вернулся только 8 лет спустя. В 1990 году он начал преподавать в Университете штата Миннесота и летом следующего года явился в студию «Голоса Америки», чтобы покаяться в многолетнем служении строю, который, как Стуруа осознал лишь на седьмом десятке лет жизни в ближнем кремлёвском кругу, ничего, кроме презрения и осуждения, не заслужил. Тем самым кавалер двух орденов Трудового Красного Знамени, орденов Дружбы народов и «Знак почёта», который ещё недавно (цитирую его самого) «выворачивал наизнанку людоедскую мораль шагавшего по колено в крови империализма янки и почём зря клеймил корпорации «Стандард ойл» (за распространение раковых метастаз колониализма на Арабском Востоке) и «Юнайтед фрут» (за высасывание жизненных соков Латинской Америки)», заслужил в США уйму посвящённых ему статей, и все – в превосходных тонах.
Года за три до публичного покаяния на «Голосе Америки» Мэлор Георгиевич вспомнил свои детство и молодость в серии статей в «Неделе». В них он рассказал, как вместе с отцом гостил у Сталина и ребёнком сидел у того на коленях, а в другой раз, уже студентом, играл на сталинской даче в волейбол и мячом разбил пенсне игравшему за другую команду Берии.
Апофеозом публикаций Стуруа в «Неделе» стала статья «Серый кардинал». В ней он вдоволь поизмывался над Сусловым, благо тот уже лет 6 покоился у Кремлёвской стены. Изобразив Михаила Андреевича человеком в футляре, его бывший родственник напомнил, что тот даже летом не снимал калош, и припомнил, как Суслов на корню затаптывал и душил ростки свободомыслия в СССР.
Перебравшись за океан, Стуруа регулярно публиковался в российских СМИ. В 2018 году по случаю своего 90-летия он дал одной из таких газет пространное интервью. Рассказал, как противопоставил себя другим знаменитым советским журналистам – известинцам Кондрашову и Бовину, правдистам Жукову и Овчинникову, работнику Центрального телевидения Каверзневу: «Они были политическими обозревателями, а я не имел такой должности. Это значит, что у меня не было пайка, доступа в ЦК и разных других привилегий». Зато «сидим мы с Бовиным в Доме журналиста. Тут молодые журналисты увидели его, сразу окружили, а я сижу спокойно. Потом он говорит: «Вот это Стуруа», – и они все бросились ко мне».
Мэлор Георгиевич «с Хрущёвым был очень близок, потому что сопровождал его во всех поездках по странам Востока. Он меня называл Чёрный: «Чёрный, иди сюда!». С Горбачёвым у меня были очень интересные встречи. Он ко мне хорошо относился, говорил: «Вот Мэлор в этом прав».
– А с Ельциным как у вас было? – полюбопытствовал интервьюер.
– Его в Америку приволокли я и Дмитрий Саймс. «По улице слона водили…».
Зашла речь и о работе Мэлора Георгиевича вашингтонским собкором «Известий». Тогда, оказывается, американские власти заподозрили его в намерении совершить террористический акт против президента Рейгана: «Меня тут же сцапали. Я с женой ехал на машине, они остановили меня. Я жене сказал, чтобы она быстро бежала в наше посольство. А меня привели в какое-то подземное помещение. И тут я набросился на них: «Вот до чего вы довели страну, смотрите, какие вещи у вас творятся. Безобразие!» Честил их в хвост и в гриву. Они поняли, что это была провокация, извинились, и меня отпустили».
Вспомнил Стуруа и историю с попыткой американских властей разменять его на Нагорски: «Он был абсолютно чист, ни на какую разведку не работал. Американцы взяли и выслали меня потому, что я тоже был чист. Они, как положено, защитили Нагорски. Меня никто не защитил. На меня здесь напали, и всей этой травлей руководил директор ТАСС, такая сволочь!»