Комическая опера Рихарда Штрауса в Большом театре и восторг от неё частного зрителя
Наконец-то! Ещё недавно настроенный к режиссёрским экспериментам на главной оперной площадке России скептически, пристрастный зритель нашёл произведение, на которое ему захотелось сходить вновь. Вышло это отчасти случайно, но и элемент закономерности здесь присутствует. Звёзды сошлись во всех смыслах, прежде всего – в прямом: команда «Кавалера розы» оказалась профессиональной и сыгранной, а сам автор Der Rosenkavalier уверенно числится среди великих композиторов. И если приязнь к Рихарду Штраусу не зависит от художественного руководства ГАБТ, то удачу коллектива, создавшего сценическую версию оперы о матримониальной коммерции, следует закрепить.
Заняв кресло на балконе 4-го яруса, в первом ряду, справа, там, где лучше всего видна люстра, я дивился необычности ракурса, но по-настоящему ошеломлён был, когда через четыре с половиной часа обнаружил себя аплодирующим на этом же, очевидно неудобном, месте.
Оркестр сыграл вступление, на сцене появились Мелани Динер и Анна Стефани. С минуту дирижёр искал баланс между вокалом и инструментами, а когда гармония была достигнута, это вызвало восторг: теперь я любил исполнительниц главных ролей, я любил Василия Синайского, стоящего за пультом. Место над оркестром позволило не только хорошо слышать певцов и музыкантов одновременно, но и наблюдать за начальной в опере альковной сценой с такого угла, с которого миловидность лица меццо-сопрано Анны Стефани пусть, скорее, угадывалась, нежели осознавалась, зато красивые ножки певицы были очевидностью. В травестийной роли юноши Кенкена она осталась привлекательной дамой, что, однако, не пошло во вред образу.
Впрочем, в оперу мы ходим не только за женскими ножками. Главное там – всё же музыка. А музыка Рихарда Штрауса хотя проста в сравнении с записными авангардистами ХХ века, мелодичной вряд ли может быть названа. Гармоничный мир австрийского композитора чужд бедности единственного навязчивого мотивчика. Он сложен и густонаселён, его основу составляют характеры и события простые, но собранные в причудливый узор, в котором есть всё: и удивление прозрачностью неба с его непостижимой святостью, и улыбка от горькой до доброй над несовершенством условно пригодной действительности. Музыка «Кавалера розы», собственно, и есть мир, окружавший композитора в 1911 году, когда состоялась премьера опуса. Удивительно, но этот мир не изменился и через сто лет, а если вспомнить, что действие «Кавалера» происходит в XVIII веке, то придётся признать, что и в ту пору не было ничего такого, о чём бы не ведал гениальный австриец.
Василий Серафимович Синайский оказался способным раскрыть тончайшие оттенки партитуры, сохранив при этом торжественность звучания, значительность которой проистекает не столько из пафоса, сколько из напряжённого спокойствия Рихарда Штрауса. Голоса вплелись в музыкальную ткань так же, как вплетается судьба падающего с крыши в формулировку закона всемирного тяготения. Эту особенность поэтики Штрауса дирижёр если и не осознал verbatim, то почувствовал и воспроизвёл ясно: исполнение данной оперы оставило лучшее впечатление, чем исполнение «Электры» и «Женщины без тени» Мариинским театром.
Точная работа музыкального руководителя Василия Синайского была дополнена и «режиссурой прямого действия» Стивена Лоулесса.
Фабула проста. Аристократ продаёт своё происхождение даме третьего сословия, а буржуазная семья из «нового дворянства» с радостью покупает вместе с брачным контрактом титул для дочери. Союз денег и крови возник раньше, чем в XVIII веке, но к ХХ веку не исчез. Мезальянс нелеп, но бывает смешным из-за участников интриги. Особенно если возникает неразбериха, в которой Эрот упраздняет чины, звания и степени родства.
Стивен Лоулесс не стал умничать, а создал вместе со Сью Вилмингтон произведение костюмное, в красивых и точных декорациях Бенуа Дугардина. Каждое действие разделил столетием. Начав со «времени повествования» и завершив всё «временем создания», режиссёр замкнул два темпоральных ряда, которые имплицитно или явно присутствуют в любом произведении. Лоулесс не только показал универсальную с некоторых пор коллизию, но и прочно пришил её к узнаваемым эпохам.
Первый акт. Кринолины и парики, эхо галантной эпохи, вырождения больше, чем возрождения, однако на сцене – пусть грубые, но воины! Нарочитость постановочных эффектов бьёт в точку. Интересно жили в XVIII веке!
Акт второй. Австрия XIX века. Бидермайер, пышные юбки, пышные бюсты. Уютно жила буржуазия, хотя при случае била посуду в сердцах.
Третий акт – начало ХХ века. Претензии титулов сродни серьёзности «Луна-парка». Он и воспроизведён на сцене. Всё маскарад, но наивно думать, что Гуго фон Гофмансталь и Рихард Штраус хоронят дворян, которые по-прежнему суть главный движитель истории. Ведь и Кенкен-Октавиан, Der Rosenkavalier, указан авторами как «юный аристократ».
Режиссёру вкус изменил лишь раз, когда в заключительном акте место игры занял реализм полицейских с собаками и арестами. Это выглядело не насилием над бароном Оксом ауф Лерхенау, которого блестяще исполнил Стивен Ричардсон, но насилием над эстетикой.
Отчёт не будет полным, умолчи я об иронически-метафизической завершённости события: роль «богача, новоиспечённого дворянина» фон Фаниналя исполнил сэр Томас Аллен, «испечённый» в 1999 году рыцарь.
Смотреть многократно!