
Матвеева Анна
Кусака Ёко. Рассыпающийся мир: рассказы, повести, пьеса, эссе / Пер. с яп. Е.А. Юдиной. – М.: ОГИ, 2025. – 288 с.
Совсем небольшая – и очень красивая! – книжка вмещает в себя почти все существующие в природе литературные жанры (я не забыла о стихах – они здесь тоже есть, пусть и немного). Молодая японская писательница успела попробовать себя и в драматургии, и в хайку, и в традиционной для своего времени эго-беллетристике (кстати, звучит куда лучше навязшего в зубах автофикшена) – она как будто спешила куда-то, предчувствуя свой ранний уход из жизни и стараясь не тратить зря ни минуты. В 21 год Кусаки Ёко не стало: Кавасаки Сумико (1931–1952), выбравшая себе этот псевдоним, так забавно звучащий по-русски, решила свести счёты со своим литературным альтер эго.
«И я приняла решение. Похоронить Кусаку Ёко. Я сделаю маленькую коробочку из необработанного дерева, выложу её изнутри белой тканью и сложу туда все бумажки, на которых есть это имя. А затем подожгу. И воскурю благовония. Поставив четвёртую симфонию Брамса, я решила, что Кусака Ёко никогда больше не вернётся в этот мир – я не позволю. Жизнь Кусаки Ёко продлилась три с половиной года. Её существованию я обязана немногим: один раз меня, большую любительницу кинематографа, пригласили на предпросмотр какого-то фильма, вот, пожалуй, и всё. Завязавшиеся благодаря ей знакомства действительно казались когда-то благом, но, оглядываясь назад, я не могу сказать, что они сослужили мне добрую службу. Итак, после официального сообщения о смерти я перехожу к похоронной церемонии. Зачитываю некролог.
Какая же ты дура. Точка».
Через месяц после того, как было написано процитированное выше эссе «Жизнь и смерть Кусаки Ёко», в последний день 1952 года Кавасаки Сумико бросилась под поезд на станции Рокко. А Кусака Ёко осталась в истории японской литературы «падающей звездой», ярко вспыхнувшей на небосклоне. Да, ранний уход из жизни обычно влечёт за собой славу, во всяком случае, с лихвой добавляет к уже заработанной известности, но в случае с Кусакой всё было не так примитивно. Трагическая смерть не объясняет таинственной силы воздействия на читательскую душу, которое оставляют тексты японской писательницы, так ослепительно улыбающейся на фотографии, найденной в Сети… Даже не зная о том, как рано и страшно прервалась её жизнь, отзываешься на каждое отмеренное ею слово. Рассказы «В начале сезона дождей» и «За четыре года» (Кусаке нравились «временные» названия) с первых же строк уносят в мир послевоенной Японии, в котором было очень непросто взрослеть даже с учётом того, что взрослеть вообще непросто… Мне эти тексты почему-то напомнили Гайто Газданова – меланхоличностью, сложностью и глубиной, которую невозможно создать искусственно. Даже не запомнив сюжет, хранишь в памяти саму атмосферу рассказа – обволакивающую, колдовскую, особенную.
«Я возилась в саду – выискивала гусениц и насаживала их на бамбуковые палочки. Дело было незадолго до начала дождливого сезона: ветер играл молодой листвой, и лёгкое шерстяное кимоно казалось слишком тёплым. Выскочив в стареньких лакированных дзори на босу ногу, я с головой погрузилась в процесс уборки. Садик мой невелик, не больше двух цубо, но и с такого крошечного участка набралось больше десятка личинок. Рассудив, что мёртвые тельца, аккуратно, со всем уважением выложенные в ряд на каменном приступке, следует теперь так же по одному отправить в костёр, я начала жечь бумажный мусор. То есть свои черновые эскизы. Посреди вороха полыхающей бумаги гусеницы окончательно прощались с жизнью. А я тем временем задумалась о муже. Он ушёл на войну, четыре года провёл на фронте и обратно уже не вернулся – сгинул в Сибири. Осенью прошлого года меня известили, что он умер там от острой пневмонии».
Мало кто из восемнадцатилетних – и тогда, и теперь – способен писать так пронзительно, как юная Кавасаки Сумико. Она, кстати, была в родстве с Кавасаки Сёдзо, основателем Судостроительной верфи Кобе и промышленного конгломерата, подарившего миру в том числе мотоциклы Кавасаки. Увы, наследникам, среди которых был отец нашей писательницы, Кавасаки Ёсикума, не удалось сохранить и приумножить богатство – сыграли отрицательную роль и финансовый кризис, и война, и просто недостаток деловой хватки. В послевоенные годы семья Сумико жила, в основном распродавая вещи времён некогда сытой жизни, – и это нашло отражение в лучшем и самом известном тексте сборника – повести «Рассыпающийся мир». В предисловии к настоящему изданию переводчик Екатерина Юдина, вложившая, к слову сказать, много сил, старания и любви в свою работу, подробно рассказывает историю этой повести, номинированной на престижную литературную премию имени Акутагавы Рюноскэ. Премию Кусака Ёко не получила, но о ней узнали читатели, её всерьёз приняли коллеги, и сама она, кажется, начала немного верить в себя. Молодую писательницу угнетало то, что она не может доказать своим близким (прежде всего родителям) значимость своего занятия: «Они были единственными людьми, перед которыми хотелось блеснуть: ну, что теперь скажете?» Увы, платить за опубликованные тексты гонорары ей никто не спешил, а отец повторял, что Сумико, как подобает женщине, следует выйти замуж и зажить как все. Между тем в своё время именно под влиянием отца, сочинявшего хайку, школьница Сумико решила пойти по его стопам – и даже приняла выбранный им для неё псевдоним Тосуи. Но уже через полгода с хайку было покончено, да и Тосуи пришлось уступить место Кусаке. И это был даже не псевдоним, а целая новая личность Сумико, проделавшей путь от типичной представительницы семейства «закатного солнца» (так в Японии называли аристократические семьи, знавшие лучшие времена, – название дано по повести Дадзая Осаму «Закатное солнце») до смелой – даже по меркам «апрегеррной» (послевоенной) японской молодёжи – женщины. Мне кажется, больше всего личного – в повести «Ослепительный миг», разрушившей карьеру писательницы и ставшей одной из причин её депрессии и самоубийства. Намбара Сугико, юная красавица, которая исписывает листы бумаги в кафе между свиданиями с разными мужчинами и сменами на радио, могла бы стать родной сестрой Кусаки. Жаль, что повесть, над которой писательница работала, будучи тяжело больной (она заболела туберкулёзом после очередной попытки самоубийства, а всего попыток было четыре, и четвёртая оказалась успешной), не принесла ей ничего, кроме новой порции бесконечной боли: даже те, кто прежде хвалил Кусаку, назвали «Ослепительный миг» белибердой, а критики, те и вовсе как с цепи сорвались.
Пишущий человек всегда уязвим, молодой и неуверенный в себе пишущий человек уязвим вдвойне. Кавасаки Сумико была к тому же нездорова, да ещё и в ту пору безответно влюблена, да ещё и испытывала стыд за то, что успех никак не идёт… Сведя счёты с Кусакой, за 10 дней до самоубийства Сумико пишет прощальное эссе – предсмертную записку «И вновь прощайте».
И делает шаг вперёд.
Сколько ещё мне
Судьбою отмерено?
Летит светлячок.