Этот мексиканский режиссёр – автор нашумевшего «Нового порядка» и призёра ряда международных фестивалей. В отличие от его предыдущих работ «Память», снятая в Нью-Йорке, избегает острых визуальных моментов, а к памяти обращается лишь в разговорах персонажей, выясняющих отношения с минувшим.
Сорокалетняя Сильвия – незамужняя социальная работница, ограждающая 15-летнюю дочь от контактов со сверстниками и посещающая клуб анонимных алкоголиков, – приходит на вечер выпускников своей школы, где к ней подсаживается незнакомый мужчина примерно тех же лет, который затем следует за ней и ночует у дверей дома. Зовут его Сол (или Соул, то есть душа) Шапиро, но его еврейство не имеет для фильма никакого значения; у него давно умерла жена, живёт он в семье брата и страдает (точнее, не страдает) от внезапных обмороков и диагностированной ранней деменции с потерей короткой памяти. Чем этот герой занимался до болезни и что творится у него в голове, где, по идее, должно сохраняться прошлое, Франко совершенно не интересуется – он озабочен лишь состоянием героини, неспособной избавиться от травматичной подростковой памяти об отношениях с покойным отцом, который, если верить тому, что она говорит, принуждал её к сексу. Но можно и не верить: ведь ретроспекции отсутствуют, а мать Сильвии утверждает, будто дочка это выдумала, как выдумала сексуальное насилие со стороны Сола, тогда как её младшая сестра, с одной стороны, подтверждает версию старшей насчёт отца, а с другой – опровергает её слова о Соле как насильнике. Режиссёр же бросает начатую тему и тянет (причём изрядно затягивая, в том числе явно необязательными эпизодами) картину к благополучному концу, соединяющему главных героев, как будто снимает заведомо невозможное при столь ограниченном бюджете жанровое кино с непременным хеппи-эндом. Но тогда зачем смотреть очередную картину о потере памяти и детских травмах, в содержании которой нет ничего оригинального, в строении не заложен саспенс (если не считать таковым ожидание поклонников Франко, что режиссёр предложит им нечто в прежнем духе), а герои не представляют интереса? Ради модного, хотя уже заезженного тренда? Или, может, ради игры обладательницы «Оскара» и актёра, удостоенного в Венеции кубка Вольпи за эту роль? Оба, что называется, борозды не портят, но сценарий не даёт им возможности выйти из неё и разыграться, особенно препятствуя Сарсгаарду, герой которого ничуть не обеспокоен своей болезнью и потому не вызывает сострадания. Венецианское жюри сочло его исполнение тонким, но лучше было бы сказать «тонким до полной незаметности» – в одобрительном или неодобрительном значении этого выражения. Правда, один из рецензентов назвал фильм слоубёрнером, то есть медленным триллером, где огонь разгорается в самом конце, но в данном случае можно говорить разве что о теплоте, с которой Сильвия и Сол начинают относиться друг к другу.
В такой ситуации невольно возникает мысль: нельзя ли было повернуть намеченную в фильме тему в другом направлении – к примеру, допустить, что Сол всё-таки причастен к насилию над Сильвией, и сделать её мстительницей, втирающейся к нему в доверие, чтобы в удобный момент рассчитаться за свои девичьи слёзы. Или, напротив, женщиной, которая одержима ложным подозрением и лишь после расправы с мнимым насильником обнаруживает, что отомстила невиновному? А какой простор открылся бы перед автором, если бы он не отправил отца героини на тот свет до начала действия, а развил едва намеченную «эдипову» линию, убедив Сильвию и её сестричку разделаться с ним, как сделали обманутые Медеей дочери Пелия, а заодно и с матерью подобно тому, как поступили Орест и Электра с Эгисфом и Клитемнестрой. Странно, кстати, что среди древнегреческих мифов нет такого, в котором дочь убивает совратившего или надругавшегося над ней папашу, и что последующие копатели детских комплексов и травм не обратили большого внимания на этот инцестуальный сюжет.
Не знаю, скольким зрителям приходили в голову на просмотре «Памяти» подобные соображения, но мне они так облегчили просмотр, что я подумал о целом классе фильмов, бедных фактическим содержанием, но по воле создателей или помимо неё вызывающих культурные ассоциации.
Другое мнение в статье Кондрашова Александра: "Ураган надежды"