ПОЭТ – ПОЭТУ 
Когда переводил стихи поэта,
то я, как переводчик, сохранял
не букву, а сам дух оригинала.
Мой старший друг, ещё в расцвете сил
и в ореоле всероссийской славы,
задумался о том, о чём всегда
тревожились поэты всех народов:
о родине, о смерти, о друзьях,
о судьбах слова и о чуде жизни.
А жизнь, что заключалась в тех стихах,
была гораздо шире, чем подстрочник,
и норовила привести на память
то ленский ветер, то Чочур-Муран,
то дымокур якутского летовья –
всё, что и сам знавал я по своей
таёжной жизни.
Но воспоминанья
лишь помогли родиться переводу –
и вот он пред тобою, наш читатель.
Друзьям
Мне имя русское –
Семён –
бродячий поп
однажды дал,
когда таёжный свой приход
неторопливо объезжал.
С тех пор мы с именем моим
идём по жизни день за днём.
Взрослеем, учимся, поём.
Работаем всегда вдвоём.
Узнали счастье и печаль,
полёт и крах надежд своих.
Но всё, что выпадало нам,
делили часто на двоих.
Мы попадали с ним порой
то на чужбину, то в беду,
но жили мирно. И всегда
друг с другом были мы в ладу.
Что ж, имя я своё люблю.
И как звучит оно, люблю.
С ним неразлучен я всегда,
его другим не уступлю.
Но в дни, когда болею я
иль тёмной думою томим,
всё ж грустно знать, что разлучусь
с привычным именем моим.
Пробьёт мой час, оставлю я
подлунный мир и путь земной,
уйду, но имени скажу:
«Живи-ка на земле родной!»
Позволю имени – меня
лишь до могилы проводить.
И пусть вернётся к вам, друзья,
чтоб между вами жить.
Пускай, как я на вас глядел,
оно теперь глядит.
Пускай, как я средь вас сидел,
оно теперь сидит.
Пусть спорит голосом моим
с неправотой, друзья.
Пусть помогает вам в трудах,
как это делал я.
Когда вам будет тяжело
и одиноко – пусть
оно поможет одолеть
беду, безверье, грусть.
А если радость, иль успех,
иль званый пир в дому –
пусть радуется счастью всех,
как радовалось моему.
Так будет имя жить средь вас,
рождаясь вновь и вновь,
чтоб не избылась никогда
ни дружба, ни любовь.
И если вы, друзья, в свой срок,
исполнив долг земной,
покажете живую жизнь,
чтоб встретиться со мной,
то имя скромное моё
оплачет вас тогда –
и на надгробии моём
застынет. Навсегда.
Перевёл с якутского
Когда я перевёл стихи поэта,
то сам он вдруг предстал передо мной.
Немногословный. Сухонький. В очках.
Улыбчив без натуги. Прост без позы.
Умён умом народа.
Показалось,
что мы сидим не в суетной столице,
а под живой сосной на Сергеляхе,
где посреди беседы сокровенной
услышишь, как звенит комар над ухом,
заметишь, как встают из тьмы времён
якутские старинные преданья
и кони справедливых боотуров
копытят землю около сэргя.
Когда я перечёл стихи поэта
сейчас, когда его меж нами нет,
то снова пережил заботу друга –
о родине,
о жизни,
о друзьях.
И древних истин вечно новый смысл
опять, опять над смертью торжествует
тем, что живым светло напоминает
о человеке, чей нелёгкий век
весь посвящён был своему народу,
и подвиг песни, долгий, как судьба,
вершился им в трудах неутомимых,
и мужеством отмечен был, и волей
идти своей стезёй.
А прожил он
прекрасно, если нас стихи поэта
и после смерти учат жить грядущим,
и приобщают к мудрости народной,
и наставляют чести и добру…