Сергей СУЛИН
Родился в 1959 году в Кишинёве. Окончил архитектурный факультет Политехнического института. Участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Член Союза художников РМ. В 2004 году организовал и возглавил Товарищество русских художников Республики Молдова «М-АРТ».
Член Ассоциации русских писателей Молдовы. Впервые был опубликован в газете «Днестр» СП Молдовы «Нистру». Затем печатался в журнале Союза писателей Молдовы «Кодры», «Литературной газете», антологии «Современное русское зарубежье».
Почти в самом центре Кишинёва, неподалёку от здания университета, во дворе ветхого дома, зажатого со всех сторон новостроями, стоял покосившийся сарай. Там в пропитанном запахами мышей, красок и струганной древесины полумраке, вызывая раздражение у «сухопутных» соседей, размещалась самая настоящая корабельная верфь. И вкалывал на ней Ной – мой давний знакомый.
– «Ви-ви-виктория»! Я н-н-назвал её «Ви-ви-виктория»!» – поправляя съехавшую на ухо капитанку, с гордостью объявил стоящий передо мной в грязной рабочей робе Ной.
– «Виктория», – повторил я вслед за ним это волшебное слово и ещё раз обошёл творение инженерной мысли отечественного самородка.
И хотя то, что сейчас было предо мной, скорее, напоминало обглоданного ихтиозавра, мне оно всё равно казалось залогом дальних морских походов, о которых я грезил ещё в ранней юности. Благоговейно поглаживая гладкие рёбра шпангоутов1, я, как наяву, слышал шум ветра и крики чаек, видел южные острова и длинноногих креолок.
– А что с командой? – осторожно поинтересовался я.
– Б-были ре-ребята из т-ту-туристического к-к-клуба, да все к-куда-то ра-разбежались, – сокрушённо вздохнул капитан (теперь про себя я только так его и называл).
С деланным сочувствием я поцокал языком:
– Так… может, я сгожусь?
– М-м-может, и с-сгодишься, – скептически оглядев меня, ответил Ной. – П-приходи, ф-ф-форма одежды п-парадная.
Следующие несколько месяцев под руководством капитана я вкалывал на верфи, старательно изучал мудрёные названия корабельного такелажа и штудировал книги о кругосветных путешествиях знаменитых яхтсменов. А в краткие часы отдыха между трудовыми вахтами видел во сне изумрудные океанские волны, экзотические страны и… всклокоченного капитана, в отчаянии орущего с верхушки грот-бом-брамселя: «С-с-сп-п-понс-с-сора м-мне, с-сп-понсора!!!»
Мы делали яхту по всем правилам корабельного искусства согласно чертежам и планам, разработанным самим Ноем. С каждым этапом нашей работы её внешний вид разительно менялся. Так, после того, как мы обшили металлический каркас золотистой фанерой, испускающей сильный запах древесной смолы, она превратилась в поющую виолончель. А когда вслед за этим проклеили весь корпус огнеупорной тканью, поменяла свой цвет на тёмно-коричневый и стала напоминать китёнка. В последний же слой эпоксидной смолы была добавлена белая краска, и в нашем захламлённом сарае вдруг очутилась самая настоящая невеста в подвенечном платье.
Обычно мы с Ноем работали до позднего вечера и расходились по домам, когда последние троллейбусы уже шли в парк. Брели по Кузнечной в сопровождении приблудного пса, которого успели наречь Солёным, и строили грандиозные планы на будущее. А случалось, оставались на «верфи» и на всю ночь. Трудились при свете тусклой лампочки, перекидываясь короткими репликами и прерывая монотонную работу только для перекуров. Иногда мы брали домашнего вина, устраивали на рассохшейся бочке импровизированный бар и, хмелея, рассказывали друг другу о былых походах и пережитых приключениях.
Однажды субботним вечером капитан собрал своих друзей-приятелей, и общими усилиями полуторатонное судёнышко было поставлено на киль. Теперь предаваться мечтам можно было и в маленьком кубрике, скрючившись в три погибели и упёршись спиной в какой-нибудь кривой угол. Мы принимали на грудь, и яхту начинало покачивать. Количество баллов за бортом зависело лишь от градусов внутри нас. Алкоголь разжигал и без того воспалённое воображение. На старой газете огрызком карандаша мы рисовали карту земного шара и спорили до хрипоты над возможными маршрутами наших морских экспедиций.
«Д-да к-к-какая, в о-общем, р-ра-а-азница, к-куда п-плыть? Г-главное д-для н-нас – это п-п-попут-т-тный в-ветер!» – ставил точку в таких спорах Ной, когда выпивка заканчивалась, а нам так и не удавалось договориться.
Лето в Кишинёве было в самом разгаре, когда мы наконец-то установили на яхте блестящие детали оснастки, любовно сработанные Ноем, и стали разбирать стену сарая, освобождая нашу красавицу из заточения. Две ночи мы усердно трудились, выкорчёвывая громадные камни из старой кладки, а на третью она рухнула, ускорив нам работу. К счастью, «Виктория» не пострадала, а мы отделались лишь лёгким испугом и парой ссадин.
Проделав таким образом проход, мы на руках – опять же при помощи знакомых – бережно, словно ребёнка, вынесли нашу затворницу из сумрачного чрева ангара, осторожно опустили на автомобильные покрышки и при общем громогласном «Ура!» подняли мачту, в ожидании своего звёздного часа несколько лет провисевшую под потолком в малогабаритной квартире Ноя.
У капитана чесались руки примерить паруса, которые он самолично сшил на старенькой «Зингер», и уже вскоре над крышами нашей магалы гордо затрепетало на ветру белоснежное полотнище. Водитель иномарки, проезжавший в это время по Пирогова, засмотрелся на невиданное в здешних широтах зрелище и едва не врезался в фонарный столб.
С этого момента для Ноя начались горячие денёчки. Пока я полировал фланелькой медный колокол и учился вязать морские узлы, он, высунув язык, бегал по инстанциям, оформляя документы на владение своей «движимостью», и попутно пытался раздобыть деньги для её транспортировки к большой воде. Впечатлительных чиновников удалось быстро уломать на «профессиональный подвиг» вдохновенными рассказами о Бермудском треугольнике, «Весёлом Роджере» и Моби Дике, но вот циничных банкиров дальнейшая судьба Ноева «ковчега» ничуть не волновала. Они только морщились, словно от зубной боли, а один «посмекалистее» даже предложил сделать из нашей красавицы «каюту свиданий» для экстремалов. Кэп был в отчаянии.
Но беда, как известно, не приходит одна. Как-то наш «юнга» Солёный оплошал – на яхту забрались злоумышленники и утащили пудовую рынду. Пришлось организовать круглосуточное дежурство. Теперь мы с капитаном по очереди несли вахту, сочиняя в ночные часы самые невероятные планы эвакуации «Виктории».
– Е-е-если не п-п-поставлю её на в-в-воду в б-ближайшее в-в-время, то с-с-собственными р-руками п-пущу на д-д-дрова! – в сердцах горячился Ной, добивая бутылку вина после очередного зряшного посещения «денежного мешка». И вот, когда уже стало казаться, что нашим грандиозным планам не суждено сбыться, капитан сообщил мне, победоносно сверкая очками, что нашёл выход из положения.
А уже через несколько дней рано поутру к нам во двор въехал оранжевый грузовичок. За собой он тащил низкую платформу на толстых колёсах. Над кабиной водителя, задевая бельевые верёвки, торчал небольшой подъёмный кран. Не мешкая, мы с Ноем уложили мачту, подняли выдвижной киль и подвели тросы под днище яхты. Капитан дал отмашку, и она легко, будто пёрышко, перелетела на «яхтоноситель». Прицепив к торчащему концу мачты красный лоскут – сигнал опасности, – я потрепал на прощанье Солёного, закинул на кокпит2 рюкзак и устроился на корме. Проверив напоследок крепления, Ной нахлобучил фуражку и полез в кабину водителя. Мы тронулись в путь. Машина, натужно рыча, вытянула прицеп со двора и покатила вниз по улице Пушкина. Ранние прохожие и пассажиры первых троллейбусов выворачивали шеи, провожая восхищёнными взглядами нашу неземную красавицу.
План Ноя был до гениальности прост. Как было сказано в географическом справочнике позапрошлого века, «Город Кишинёв стоит на реке Бык». Правда, сейчас все как-то позабыли это грозное имя (хотя ещё полвека назад, до постройки дамбы, горожане почти ежегодно страдали от наводнения) и называли главную водную артерию нашей столицы ласково и совсем по-домашнему – Бычок.
Этот ныне тихий, заросший камышом ручей, петляя меж покрытых виноградниками пологих холмов, впадал в Днестр, который нёс свои воды в Чёрное море, откуда, по просвещённому мнению капитана, и до Мирового океана было рукой подать. Преодолев весь этот нехитрый маршрут, он намеревался объявить наш сухопутный град океанским портом, а заодно, если повезёт, и попасть в Книгу рекордов Гиннесса.
В маленькой заводи под мостом, невдалеке от здания Кишинёвского цирка, без лишней помпы и суеты наш кораблик был спущен на воду и тихо закачался среди множества пустых пластмассовых бутылок и полиэтиленовых кульков. «Виктория» с убранным килем и максимально поднятым рулём имела минимальную осадку и могла ну если и не плыть посуху, то уж наверняка идти по мелководью. Оказавшись на плаву, мы вновь подняли мачту, натянули ванты3 и приготовились к первому дальнему походу.
Кэп по традиции всех мореходов окропил новорождённую шампанским и, более не медля ни минуты, отдал команду: «Р-р-руб-бить к-к-концы!» Я оттолкнулся шестом от берега, и яхта заскользила по блестящей глади ручья под радостное «Друм Бун!»4 немногочисленных зрителей.
Стоя на палубе, мы с Ноем ещё долго любовались проплывающим за кормой городом, но свежий ветер океанских просторов уже дул в наши паруса и будоражил сознание...
____________
1 Шпангоут – поперечный элемент, обеспечивающий жёсткость обшивки корабля.
2 Кокпит – на яхтах углублённое открытое помещение для пассажиров.
3 Ванты – тросы, которыми укрепляются мачты.
4 Друм Бун! – Счастливого пути! (молд.)