Педагогика non-fiction

Эту школу можно было бы назвать школой будущего, если бы она уже не суще­ствовала 43 года. Офици­ально – Центр образования №109, в народе – «Школа Ямбурга» или ещё «приколь­нее» – «Ямбург-Сити».

Судите сами. Экспериментальная площадка, где обкатывалась так называемая адаптивная модель обучения, превратилась в многопрофиль­ный центр со своим детским садом, начальной и общеобра­зовательной школой, класса­ми педагогической коррекции, гимназией, лицеем… Более 2000 учеников.

В «Ямбург-Сити» есть своя конюшня (24 лошади и четыре пони), флотилия «Зюйд-Вест» (два парохода и 15 шестивёсель­ных ялов), театр, теле- и кино­студии, гончарная и ювелирная мастерские, художественно- графическая студия, студия мультфильмов, стоматологиче­ский кабинет, парикмахерская, кафе с безалкогольным баром и приглушённым светом… (Я наверняка что-то забыл.)

Ямбург выкуривает по четы­ре пачки в день. Отшучивается: «Никотин блокирует демен­цию. Обидно умереть сума­сшедшим». Директор вообще много и уместно шутит, чем сразу располагает к себе.

На стене кабинета – 43 колокольчика. По числу лет, проработанных в этой школе директором. С десяток фотографий учителей и дру­зей. Философ Григорий Поме­ранц с женой Зинаидой Мир­киной – поэтом, эссеисткой, переводчицей. Писатель Арка­дий Стругацкий. Священник Александр Мень. Владимир Высоцкий… Портрет велико­го педагога Януша Корчака – самый большой. «Есть истина твоя, моя, его. А завтра твоя, моя и его истины будут други­ми», – писал Корчак. И Булат Окуджава, чей памятник сто­ит у порога школы, пел о том же: «Святая наука – расслы­шать друг друга сквозь ветер, на все времена...»

Это и педагогическое кредо директора Евгения Алексан­дровича Ямбурга: людей надо учить жить вместе. Ни у кого нет монополии на правду.

Мы едва нашли свободный уголок на внушительном «столе заседаний», населённом книга­ми, письмами, рукописями, для двух чашек кофе, пепельницы и диктофона.

– Евгений Александро­вич, ваша новая книга называется «Беспощад­ный учитель». Если бы не уточняющий подзаголовок «Педагогика non-fiction», можно было бы подумать, что вы балуетесь детекти­вами…

– Что вы! Беспощадный учи­тель – это наш век. Он беспоща­ден прежде всего к нам – взрос­лым. Мы, воспитывая детей, формируем будущее. Вне зави­симости от того, занимаемся мы этим профессионально или в силу родительских обязанно­стей. В этом смысле педагоги­ка – понятие тотальное. Я за педагогику правды. Свободную от мифов. За педагогику без иллюзий. Без табуированных тем, готовую обсуждать неудоб­ные вопросы. Такую педагоги­ку я называю педагогикой non-fiction.

Мы уйдём, а нашим детям и внукам придётся распутывать узлы, которые мы им оставим. Век-волкодав ушёл. Пришёл век-учитель. Беспощадный учитель…

Это даже не проблема образо­вания. Это огромная культурная проблема. Педагогика важнее экономики. Этого, к сожалению, не хотят понять. Ещё в 1914 году Осип Мандельштам написал: «Есть ценностей незыблемая скала/ Над скучными ошибка­ми веков...» Эта шкала ценно­стей оказалась в пух и прах раз­битой. Причём не только в годы советской власти.

У коррупции и прочих «пре­лестей» нашего века глубокие корни. Прагматики продолжа­ют считать, что «общественное бытие определяет обществен­ное сознание». На самом деле – наоборот. Никакие стартапы и кванториумы не помогут наладить ни экономику, ни жизнь вообще. Главным факто­ром развития успешного рын­ка является взаимное доверие. Когда все обманывают всех, никакие математические схе­мы не помогут. До тех пор пока не будет восстановлена нрав­ственная шкала ценностей, нашим гимном будет: «Что они ни делают, не идут дела…»

На что уж прагматиком был Егор Гайдар, но и он в одной из своих последних работ пишет потрясающую вещь: «Рынок вне нравственности превраща­ется в кошмар».

Скандал становится нормой телевидения, СМИ. Школа – одинокий голос в этом хоре. Единственная институция, занятая восстановлением шка­лы ценностей.

– Так школа учит или всё- таки воспитывает? Пони­маю, вопрос затёртый, но на него так и нет чётко­го ответа. Школа же сей­час призвана обслуживать ученика. Учитель прирав­нен к официанту – «учить­ся подано», а клиент всегда прав…

– Школа как воспитывала в советские времена, так и про­должает воспитывать. В этом смысле мало что изменилось. Другое дело, что школы раз­ные, так они и в Союзе были разные… Телевидение охотнее показывает наркоманов, подон­ков, насильников… У населения сложилось впечатление, что поколение молодёжи ужасное. А педагоги счастливые люди. Они видят огромное количество замечательных детей.

Я очень люблю русскую литературу, но не люблю две вещи: «Плач Ярославны» («Сло­во о полку Игореве». – Ред.) и «Жалобы турка» (М. Лермон­тов. – Ред.). (Улыбается.)

Школа как создавала атмо­сферу, так и создаёт. Невоз­можно отделить обучение от воспитания. Это два плеча коромысла, которое должно быть в равновесии. Конечно, дети изменились, мир стал прагматичнее, но вечные цен­ности, сэр, на то и вечные, что незыблемы. Идеализм прихо­дится отстаивать.

Одна нравственность была у садиста Ивана Грозного, и совсем другая – у митрополи­та Филиппа Колычева, который не благословил поход на Новго­род и был удушен подушками. А ведь они жили в одно и то же время.

Да, школа стала сферой обслуживания. Но это не зна­чит, что школа перестала себя уважать. И с потребителями можно разбираться очень серь­ёзно, что мы и делаем. Речь идёт о восстановлении шкалы ценностей, а не об альтернатив­ной нравственности. Никакой альтернативной нравственно­сти не существует! Это отмазка. По сути – цинизм, что хорошо видно на полярных, острых случаях. Вот пример.

Мы обучаем и смертельно больных ребят в онкологи­ческих центрах, в республи­канской больнице, в недавно открывшемся хосписе… По всей России мы открыли 32 таких школы. Эти дети очень хотят учиться, и дело даже не в зна­ниях. Нельзя лежать и думать, когда ты умрёшь. Это акаде­мическая реабилитация. Как вы отделите в этой ситуации обучение от воспитания?! Для таких ребят учёба – преодолеть себя и сесть за учебники даже после химиотерапии. Даже под капельницей. Это очень муже­ственные ребята.

В моей школе одна дурё­ха полтора года назад решила покончить с собой. Мальчик от неё ушёл. Она не знает, что мальчик – как рейсовый авто­бус: один отходит, другой при­ходит. Мы отправили беднягу волонтёром в клинику к боль­ным детям. Когда она увиде­ла, как эти, извините, лысые девчонки после химиотерапии борются за жизнь, ей собствен­ная «любовная драма» показа­лась такой ерундой! И всё вста­ло на свои места.

Или другая история. У нас один мальчик в клинике на гемодиализе. Блестящий, талантливый парень! Рак его поразил в девятом классе. Одну почку удалили, другая – больная. Родители сына пре­дали. И у папы, и у мамы дру­гие семьи, а почку лучше всего пересаживать от родственни­ков. Родители даже не посеща­ли сына в больнице.

Мне клинические психологи докладывают, что у мальчишки состояние предсуицидальное. Что делать? До болезни маль­чишка увлекался альпиниз­мом, мечтает об альпинист­ском снаряжении. Мы в школе устраиваем ярмарку. Продаём поделки, проводим благотво­рительный концерт, набираем необходимую сумму. Покупаем мальчугану снаряжение, кото­рое, как мы думали, ему нико­гда не понадобится.

Но летом случилось чудо! Нашли донора. Мальчику сде­лали операцию, и почка при­жилась. Первое, что сделал этот 16-летний юноша, когда понял, что будет жить, вышел на контакт с 45-летним козлом отцом. Простил ему предатель­ство. И подружился.

Кто мудрее? Кто благород­нее? Этот юноша настоящий аристократ духа! Это к вопро­су о вечных ценностях, о нрав­ственности. Мы должны воспи­тывать аристократов духа.

– Потрясающая история! Но сомневаюсь, что в мас­совом масштабе подобный аристократизм можно вос­питать…

– В массовом масштабе вообще ничего нельзя воспи­тать. Это очень тонкая работа. Она требует постепенности. Как Галич писал: «Нам не надо скорой помощи, дайте медлен­ную помощь…» Мир, конечно, пошёл вразнос. Цивилизация просто раздирает современно­го человека. Отсюда и стрессы, и раки, и многие другие вещи…

Мы сняли документальный фильм «Протокол понимания». Готов отдать его на любой феде­ральный канал, но с условием, что фильм не будут резать. Ребята, болеющие онкологи­ей, в диалогах с журналисткой рассказывают, как теряют дру­зей и в прямом, и в переносном смысле слова. Вчера вы с ним вместе играли, а утром его не стало. Ещё вчера с тобой дру­жили полкласса, а когда узна­ли, что ты болен раком, тебя «забыли».

Эти ребята не обижены на весь свет, а мечтают о том, что­бы в мире никто никогда не болел. Чтобы люди пытались понять, услышать, расслышать друг друга.

Интолерантность – она же не сегодня началась. Мы помним «самоваров» после войны. Их куда сослали? На Соловки. Что­бы безногие инвалиды не пор­тили картину успешного социа­лизма. Это не сегодня началось, разрушение шкалы ценностей. А мы наследники. Посмотрите телевидение – оно призывает жить только на яркой стороне жизни.

Мы говорим о формировании толерантности. А есть забытое русское слово «великодушие». Если говорить о профилактике ненависти, агрессии, наша стра­на одна из самых агрессивных в мире. Кого в России не любят больше всего?

– Боюсь обидеть кого-то предположениями…

– Исследования Солдатовой (Галина Солдатова – советский и российский психолог, специа­лист по психологии толерант­ности. – Ред.) показали, что на первом месте по неприятию – больные, на втором – лица нетрадиционной сексуальной ориентации, на третьем – ста­рики.

Учителя не берут в школы «не таких детей», боясь, что они понизят рейтинг их школ. Мно­гие, даже взрослые люди, счита­ют, например, что рак заразен. Где наше христианство? Где эти священные скрепы?

Мужчины, отцы не выдер­живают больных детей, уходят из семьи. Мать остаётся одна. И родственники на стороне муж­чины: «В нашем роду таких не было! Её (мать больного ребён­ка) Бог наказал!»

Женщина одна несёт свой крест, теряя всё: мужа, профес­сию, карьеру… Забывает о лич­ной жизни. Согласен со своим тёзкой Е.А. Евтушенко, что «луч­ший мужчина – это женщина».

– На стенах коридора вашей школы развешаны карикатуры на учителей, выполненные с огромным художественным вкусом и тактом.

– Спасибо! Это рисовали наши дети.

– Шарж на директора школы открывает эту гале­рею. И в приёмной вашего кабинета стоит смешная фигурка Ямбурга. Налицо «подрыв авторитета учите­ля»…

– Понимаю «провокацион­ность» вашего вопроса. Шаржи на писателей и поэтов, выпол­ненные в формате 3D, – Довла­тов, Толстой, Рождественский, Гоголь, Бунин, Брюсов, Горь­кий, Ахмадулина, которая читала стихи на открытии памятника Булату Окуджаве у школы…

Теннисные столы в холлах, стоматологический кабинет, в котором вас встречает постер Ивана Грозного, испуганно сидящего в стоматологическом кресле. Кусочек Старого Арбата с настоящим фонарём и маке­том фасада здания, где жил Окуджава, скамейкой и импро­визированной сценой. Арбат – это и медовый месяц Пушки­на и Гончаровой. Целая эпоха. Здесь можно попеть песни под гитару. Дуб мудрости, под ним дети дают весёлую клятву... Всё это воспитательное простран­ство. Воспитывает и атмосфера школы, любая мелочь. В хоро­шем рассоле огурец просали­вается.

– Вы в школе полвека… Дети сильно изменились?

– И да и нет. Они так же влюбляются и так же ревнуют. Им так же скучно на скучных уроках. У них такое же обострён­ное чувство правды-неправды.

К счастью, они не такие зашо­ренные, не такие пуганые, как были мы. Они внутренне много свободнее нас. В этом смысле – это другое поколение. Мне это очень нравится. Наш век потре­бует людей свободных, но при этом способных к самоограни­чению. К аскезе.

Трус не сможет решить про­блемы, которые мы оставим в наследство нашим детям, – терроризм, демографиче­ские сдвиги и вынужденная миграция, конфликт между христианством и исламом… Эти проблемы не имеют про­стых решений. Главная задача образования и воспитания на перспективу – координиро­ванный рост свободы и ответ­ственности личности. Только свободный, творческий человек способен не разрубить силой, а распутать те узлы, о которых я сказал выше. Не срываясь в тоталитаризм.

Я вообще рассматриваю педагогику как прикладную философию и культурологию. Центральная задача педаго­гики – воспитание сложных людей, способных к терпели­вому поэтапному решению открытых вопросов. Такие люди менее внушаемы. Ими сложнее (если вообще возмож­но) манипулировать.

– Появилось новое сло­вечко – «буллинг»…

– Словечко новое, явле­ние – старое. Буллинг (травля) был, есть и будет. Он неистре­бим. Поводом может быть всё что угодно. Пластина в зубах у ребёнка – «саблезубый», раз­рез глаз – «узкоплёночный», толстый – «жиртрест»… Другое дело, что за этим надо внима­тельно следить. Гасить эти вещи.

Возьмите классический роман Голдинга «Повелитель мух». Для того чтобы сплотить банду, класс, извините, госу­дарство, надо назвать врага. И сделать его козлом отпуще­ния. Договориться, против кого мы дружим.

Дети впитывают атмосферу агрессии. Когда я включаю ТВ, ток-шоу, у нас все враги: украин­цы – враги, америкосы – враги, «либерасты» – враги… Друзья только армия и флот!

Мощнейшая задача – защи­та детей от ненависти и ксено­фобии. Задача педагогическая. Вторая задача, очень важная, – формирование критического мышления. Дети, да и взрос­лые, становятся объектом мани­пуляций. Они должны отличать суждения от факта, фейковую информацию отвергать.

Мечом, повторюсь, эти узлы не разрубить. Историки слиш­ком хорошо знают, к чему при­вело окончательное решение национального вопроса Гитле­ром и как разруливал социаль­ные проблемы Сталин. Помни­те, у Николая Глазкова:

Я на мир взираю из-под столика,

Век двадцатый – век необычайный.

Чем столетье интересней для историка,

Тем для современника печальней!

– Евгений Александро­вич, профессия учителя воз­вращает свой престиж?

– Передача знаний может быть праздником.

Профессия учителя останется актуальной при любой власти, при любой погоде. Смыслоутра­та нашей профессии не грозит. При всех трудностях (неболь­шие зарплаты учителей в про­винции, моральные и физиче­ские нагрузки) это очень вдох­новляющая профессия. Главная компетенция учителя – учиться всё время самому.

Детям всё равно, кто я – док­тор наук, академик, профес­сор… Образно говоря, каждый раз в класс ты входишь голым и должен доказывать, что ты не медведь. На каждом уроке надо уметь удивить. Учитель перестал быть единственным источником информации, значит, должна быть харизма. Потухших глаз дети не прощают.

Скептиков я разочарую – во многие педвузы страны воз­рос конкурс. В Волгоградской области, в Питере, в Москве… В учителя идут ребята с высо­ким ЕГЭ. В крупных городах учителям стали неплохо пла­тить, но не это самое глав­ное. Оставаясь в школе, мож­но менять профессию. Я был неплохим учителем истории. Надоело, стал заниматься театром. Потом психологией. Потом организовал факульта­тив по истории кино.

Я много мотаюсь по России. Вижу, что-то начинает менять­ся в лучшую сторону…

Профессия учителя, конечно, каторга, но если ты её любишь, это – сладкая каторга.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Евгений Александрович Ямбург родился 24 марта 1951 года в Москве. Окончил МГПИ име­ни В.И. Ленина. Заслуженный учитель РФ, доктор педаго­гических наук, профессор, академик РАО. Директор Центра образования № 109. Автор книг «Эта скучная наука управ­ления», «Школа для всех» (лучшая педагогическая книга России 1997 года), «Педагогический Декамерон», «Беспо­щадный учитель», «Третий звонок».