В романе Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке» рефреном звучат слова: «Пепел Клааса стучит в моё сердце». Другими словами, смерть Клааса постоянно взывает к возмездию, к справедливости. У меня такое впечатление, что понятие справедливости является основой в нравственности. Все остальные понятия или же вписываются в него, или же его трактуют.
Моему внуку Фёдору чуть больше года, он ещё не умеет говорить, хотя радостными криками может приветствовать или криками горестными жаловаться на несправедливость. Да, на несправедливость. Он её уже ощущает в полной мере. Как-то он подобрал на полу пряник и не раздумывая сунул его в рот. Пряник я у него изъял. Фёдор огласил окрестности криком обиды. Я предложил ему другой пряник – плач не прекращался. Попытался вручить ему кулёк пряников – он с гневом и презрением отверг мой жалкий дар. Я знал – предложи ему сейчас все пряники мира, результат будет тот же. Была нарушена справедливость, как он её понимает. А понимает он правильно.
В школе я учился неважно, двоек хватало, прорабатывали меня едва ли не по всем предметам. Но я тогда занимался живописью и на школьную выставку принёс копию картины Василия Поленова «Заросший пруд». Вода мне удавалась всегда, а на этой работе она получилась особенно хороша. В дубовой раме, на холсте, маслом, размером почти как оригинал, на нашей выставке она была заметнее вышивок крестиком, зверюшек из пластилина, лесных сучков с нарисованными глазками, клееных кубиков из плотной бумаги…
Развесили, установили, расположили. Заходит директор по фамилии Хоменко – статный, высокий, с крупным красным лицом и седой шевелюрой. Окинул небольшой зал выставки взором, подошёл к моей картине, постоял, оттопырив нижнюю губу, и произнёс:
– Не верю. Не он это рисовал… Двоечник на такое неспособен.
И ушёл в свой директорский кабинет.
Прошло пятьдесят лет, а я помню вас, Иван Харитонович. Я никогда вас не забуду. И не прощу вас никогда. Вряд ли вы ещё живы, да это уже не имеет значения. От меня уже не зависит моя обида, она живёт во мне сама по себе. Я не стал художником, стал писателем. Может быть, в этом есть немного и вашей заслуги. Но отношение к вам распространилось на всю 79-ю среднюю школу города Днепропетровска. И я выбрал момент, я нанёс ответный удар. Это была страшная месть двоечника. Давно там другой директор, сменилось большинство учителей, хотя к тому времени оставалось двое-трое, которые меня помнили или говорили, что помнят. И я пришёл в 79-ю среднюю школу города Днепропетровска, твёрдым шагом приблизился к столу директора и подарил ему 12-томное собрание моих сочинений. По пятьсот страниц в каждом томе. И написал: «На долгую и добрую память».
И стало легче жить. Свершилась месть? Ничуть. Восторжествовала справедливость. Кстати, вы не замечали, как близки по значению слова «месть» или, скажем мягче, «возмездие» и «справедливость»? Они настолько близки, что часто взаимозаменяемы и случайная подмена одного слова другим остаётся незамеченной, поскольку смысла фразы не меняет.
Обида, месть, справедливость… Это слова-братья, слова одной крови, как говорили герои Джозефа Редьярда Киплинга. Обида взывает к мести, месть требует справедливости, справедливость гасит обиду. Но ничто не устранит обиду полностью, она всегда будет тлеть в душе, как угли в пепле погасшего костра. Осторожнее, не наступите босой ногой.
Пепел Клааса стучит в твоё сердце? Взывает к возмездию?
Значит, ты живёшь правильно.
Прощать своих врагов, как требует православие? Мне кажется, здесь просто неверная постановка вопроса. Я, например, охотно, с лёгким сердцем и даже с душевным облегчением прощаю обидчиков, клеветников, завистников. Но простить врага нельзя, точнее говоря, невозможно, как бы нам этого ни хотелось. Враг убил твоего отца, сжёг дом, вместе с домом сгорели твои дети, и ты после всего этого говоришь ему вслед – живи с Богом, добрый человек!
Да?! Со сложным чувством я смотрел сегодня
(8 августа 2007 года) последние известия… Русские юноши и девушки вместе с немецкими юношами и девушками на Курской земле приводят в порядок фашистские захоронения. Все счастливы, румяны, хороши собой, крепенькие беленькие зубки, улыбки веселы и безмятежны… Хочется спросить у них – а имеете ли вы право на это прощение? А вы спросили у тех прогнивших скелетов наших солдат, которые лежат в земле прямо-таки геологическими пластами, вы спросили у этих скелетов, что они думают по поводу вашего мероприятия, показанного на всю страну не один раз, спросили? И старая женщина, которая всё видела во время войны и всё помнит, отворачивается от камеры, не в силах выдавить из себя слова, которые требует от неё организатор этого действа. А ведь кому-то это действо понадобилось?
Я прекрасно понимаю уязвлённость директора Хоменко. Глядя на мир с его колокольни, именно справедливость была мною нарушена, попрана. Отличники должны блистать на школьной выставке и подавать пример двоечникам. Двоечники не должны ни в чём подавать пример. Помните историю с Маринеско? Не говоря о полководцах, никто больше него не сделал для победы над фашистской Германией. Он одним ударом уничтожил чуть ли не весь немецкий флот – имеется в виду его личный состав: подводников, надводников и прочих профессоналов, которые держали под прицелом Мировой океан. Но он из «двоечников» – пил водку, ругался матом и не всегда вёл себя прилично. В советской энциклопедии для него не нашлось ни единой строчки.
Силу справедливости, стремление к справедливости прекрасно понимают всевозможные правители, и именно установлением справедливости они объясняют и оправдывают войны, набеги, революции – нас лишили, у нас отняли, над нами смеются… Американцы два месяца бомбили беззащитную Югославию, потом оккупировали Ирак, уничтожив сотни тысяч людей, и, естественно, объясняли это тем, что хотят установить справедливый миропорядок. И ведь не остановятся. Если их, конечно, никто не остановит.
Когда в Нью-Йорке взорвали два небоскрёба, я ехал в поезде. И пожилой мужчина, выслушав по радио сообщение, обронил:
– Ну что ж… В мире стало справедливее.
А они хотят сочувствия, понимания, соболезнования?
Некоторое время назад Станислав Говорухин снял по моему роману «Женщина по средам» фильм «Ворошиловский стрелок». Это сейчас он, как говорится, занял своё место в умах и душах, его уже семь лет показывают на каналах телевидения по нескольку раз в год, крутят от Израиля до Австралии. И везде он цепляет зрителя за живое, находит отклик. А в чём только не обвиняли авторов фильма, когда он появился на экране! И самосуд, и месть, и отрицание суда как такового – дескать, сами разберёмся. Было ещё модное в то время обвинение – красно-коричневые поднялись из окопов…
А я припоминаю первый просмотр фильма в Доме кино – Станислав Говорухин пригласил всю Государственную Думу, в полном составе. Вы помните ту Думу? Когда там схватывались Шандыбин и Хакамада, Кобзон и Макашов, помните? Всем им достаточно было малой искры, чтобы броситься в схватку. Не на жизнь, а на смерть, где угодно и когда угодно. Начался фильм. В зале мёртвая тишина, как перед грозой. Если называть вещи своими именами, это было выездное заседание Думы. Вот Ульянов покупает винтовку с оптическим прицелом и патроны с разрывными пулями. Вот он, изгнанный из всех правовых кабинетов, начинает собственную охоту за насильниками. Вот он долго, мучительно долго целится и наконец нажимает курок. Попадание в десятку – насильнику кое-что оторвало, он больше не сможет никого насиловать. И весь зал, вся Государственная Дума, все её такие непримиримые фракции в едином порыве, встав из кресел, устраивают овацию. Даже не Станиславу Говорухину, даже не Михаилу Ульянову – зал приветствовал Ивана Фёдоровича Афонина, моего героя, взявшего на себя тяжкий труд по установлению справедливости.
Второй выстрел – и в зале всё повторяется.
Что получается – все эти политические, корыстные, торгашеские расчёты и прикидки ничего не стоят перед внутренней, врождённой нравственностью, которая, несмотря ни на что, живёт в душе каждого человека. Сказал же ведь неплохой философ Эммануил Кант, что в мире всего две вещи его удивляют – звёзды над головой и нравственность внутри человека, нравственность, с которой он и рождается.
Разберёмся: мстил Иван Афонин? Нет, он сделал всё, чтобы закон сказал своё слово, чтобы справедливость восторжествовала без его винтовки с оптическим прицелом и патронами с разрывными пулями. Закон посрамлённо заткнулся. «Продай дом, купи корабль», – сказано в самом древнем письменном источнике человечества – «Сказании о Гильгамеше». Другими словами – продай дом и отправляйся в путь, человече. И мой герой поступает в полном соответствии с мудрым советом древних – он продаёт дом, покупает винтовку с оптическим прицелом и выходит на тропу войны. Тоже отправляется в путь, чреватый, рисковый, который почти наверняка закончится в тюрьме, в зоне, за колючей проволокой. Это в его-то пенсионные годы.
Он мог бы поплакать, напиться, погладить внучку по головке и успокоиться. Мог. Как ни горько это говорить – так поступает большинство. И он мог так поступить, но это был бы уже не Иван Афонин, это был бы уже даже и не человек. Так, некое слезливое существо, доживающее последние свои дни.
А справедливость? Ребята, а справедливость? Если сказать жёстко и чуть рискованно, на земле и нет ничего, кроме справедливости или её отсутствия. Не мы ли по ночам, глядя бессонными глазами в чёрный потолок, ощущаем в руках винтовку с оптическим прицелом? Не мы ли по ночам, глядя в тот же чёрный потолок мокрыми глазами, бросаем в лицо хамоватому начальству слова дерзкие и отчаянные? Не мы ли…
И так далее…
Значит, что-то в нас ещё живо, мы ещё в состоянии отличить справедливость от её отсутствия. И я подумал после этих строк, подумал отчаянно и безрассудно: не все битвы ещё отгремели, не все наши войны закончились. Может быть, мы выросли не в самой справедливой стране, но мы выросли с убеждением, что справедливость превыше всего.
Отвлекусь. Заводы, которые вся страна, весь народ десятилетия строил на собственных костях, вдруг оказались собственностью нескольких человек. Десятки миллионов жизней положено на то, чтобы отстоять свою землю и её богатства – недра, леса, реки. Теперь всё это принадлежит десятку ловкачей.
Справедливо? Нет, это несправедливо. Пепел Советского Союза стучит в сердце народа, простите за помпезность. И жажда справедливости, хочу надеяться, ещё заявит о себе. Она прорастёт на свалках, в продуваемых сквозняками общагах, на рабочих окраинах...
Виктор Пронин – прозаик, один из лидеров российского книжного рынка. Автор таких известных и любимых народом произведений, как «Брызги шампанского», «Высшая мера», криминальной серии «Банда». По его повести «Женщина по средам» снят фильм «Ворошиловский стрелок». Лауреат многих литературных премий. Живёт в Москве.