Казалось бы – праздник, юбилей события, которое позволило Москве стать уникальным мегаполисом, совершить рывок в ХХ веке, обрести современное лицо в XXI. Но удивительно, слышатся сегодня заунывные голоса: зачем надо было затевать переезд в марте 1918-го, не имелось, дескать, для такого решения объективных предпосылок. И даже предлагается версия: большевики тайно договорились с немцами сдать Петроград и потому оставили «колыбель революции», трусливо спрятавшись в Москве.
Между тем решение принималось из соображений безопасности на основании доклада члена Высшего Военного совета Михаила Бонч-Бруевича (генерал-майора Российской императорской армии, генерал-лейтенанта Красной армии). Угроза интервенции была вполне реальной даже после подписания Брестского мира, а новая государственная граница проходила всего в 35 км от Петрограда. И не случись переноса столицы в 18-м, это бы наверняка произошло позже – уязвимость Петербурга–Петрограда–Ленинграда – очевидна, что и подтвердилось трагическим образом во время Великой Отечественной войны.
Вообще это стало у нас традицией – оценивать действия власть имущих, не принимая во внимание резоны военной стратегии. Прекраснодушные гуманитарии до сих пор рождают фантазии о Петербурге, не потерявшем столичного статуса, печалятся об утрате «старой Москвы».
Но кроме логики и прагматизма, в решении о переносе столицы видится ещё и рука провидения. Кажется, небесные силы, покровительствующие архитектуре, толкнули Совнарком по направлению к Москве. По сути, таким образом был сохранён исторический облик Петербурга, гармоничного в своей умышленности. А Москва – явление эклектичное – легко переварила разнообразные веяния времени, обновилась шедеврами конструктивизма 20–30-х, сталинского классицизма 40–50-х, советского модернизма 60–70-х.
История доказала – решение было правильным. Не будь его, Белокаменная застыла бы в патриархальном образе, превратилась в одну из милых достопримечательностей Золотого кольца. Для Третьего Рима – маловато.