Коллеги по цеху дали Эмину БАБАЕВУ прозвище – Главнеформат. Благодаря таким, как он, у нас ещё существует та эстрада, которую не показывают по телевидению и не крутят по радио, но которая так нужна людям, не разучившимся любить и думать.
– Эмин, впервые вы вышли на эстраду в 70-м. Когда было труднее петь – тогда или сейчас?
– Ни тогда, ни сейчас. Почему мне должно быть трудно, если мы с публикой – единомышленники? Мы говорим на одном языке. Говорим о том, что для нас по-настоящему важно. Однажды у меня на концерте к Дню Победы произошёл такой случай. Пока ведущий говорил какие-то приветственные слова, один ветеран поднялся на сцену и, дрожа от возмущения, прокричал буквально на весь зал: «Мы не хотим слушать про «господ офицеров». Мы сами господами не были и не за господ свою кровь проливали!» У меня в программе была песня об офицерах, и никаких «господ» там не было. Я буквально на ходу бросил звукооператору, чтобы он выставил другой трек, и начал концерт с этой песни. Каждый выбирает себе ту публику, ради которой ему хочется выходить на сцену.
– По-вашему, представление о публике как о некой безликой общей массе, готовой «потреблять» то, что ей дают, – не более чем идеологический штамп?
– Вот именно. У шоу-бизнеса есть своя идеология, которой он с остервенением служит, и надо быть слепым, чтобы не видеть этого. Мы просто забыли, что эстрада и шоу-бизнес – вовсе не одно и то же. Произошла некая подмена понятий, результаты которой мы сейчас и наблюдаем. Причём не только в сфере досуга, к сожалению. Кому-то нравятся безголосые мальчики и девочки странной ориентации, открывающие рот под фонограмму, на которую нередко записан даже не их, пусть и компьютеризированный, голос. Кому-то – да. Но не всем. И по моему достаточно обширному гастрольному опыту могу утверждать: тех, кому это не нравится, больше. Никуда из нашей жизни не ушли ни нормальные человеческие отношения, ни любовь к Родине. Существуют на свете и верность, и преданность, и непоказное мужество, и трудолюбие. И есть люди, в полной мере этими качествами обладающие. И их много. Вот для них я и пою. Я понимаю, со стороны это звучит, наверное, очень выспренно, пафосно, а сейчас время такое, что самые правильные, самые нужные людям слова утратили изначальный смысл от бездумного повторения.
– Советская эстрада была очень разной: были песни откровенно конъюнктурные, были и очень искренние. Из сегодняшнего дня многим кажется, что официоза на эстраде было гораздо больше, чем лирики.
– Ну что вы! Конечно, были песни, так сказать, «подзаказные», написанные по необходимости, а не по зову сердца. Но таких ведь было не так уж и много. Слишком откровенную конъюнктуру публика всё равно распознавала. Большинство песен находило свою дорожку к сердцу человека. И это была не одна только лирика. О Родине и о войне, о труде и о спорте поэты умудрялись находить такие слова, в искренности которых никто бы не усомнился. Это были настоящие стихи, а не, как сегодня выражаются в шоу-бизнесе, «текста’». Сегодня же в эти самые текста’ вслушиваться невозможно – волосы встают дыбом от слов, которые несутся со сцены. И всё содержание сводится к банальному «я её любил, она меня забыла», или наоборот. Разницы никакой. Всё многообразие человеческих чувств сведено к самым примитивным инстинктам.
– А что вы хотите – сегодня любовью занимаются. Раньше – просто любили.
– Да и сегодня любят. Не все живут по кальке, которую навязывает эфир – будь то радио- или телевизионный. Не забывайте, что на телеконцертах в студии сидит заранее подобранная публика, которой режиссёр диктует, когда надо аплодировать. На живых концертах всё иначе. Особенно на сборных. Ну выйдет девочка в ультракороткой юбке. Ну узнает её публика, потому что в ящике пару раз видела, и что? Поаплодируют ей вежливенько, этим дело и закончится, если она заранее в зал своих поклонников не насажает. В столицах этот номер ещё как-нибудь пройдёт, а в глубинке – извините. Я вот недавно выступал на БАМе…
– …На том самом, который при Горбачёве называли не иначе как «дорога в никуда»?
– На том самом. Так вот там люди по-прежнему живут и работают, и такое впечатление, что они о существовании «Дома-2» и столь любимых нашим телевидением передач с юмором ниже пояса даже не подозревают. Им это неинтересно.
– Хотите сказать, что и эстрадные концерты они по телевизору не смотрят?
– Может, и смотрят, но песни им, судя по всему, нравятся совершенно другие. Есть ведь не только крутые композиторы, есть и другие.
– «Параллельная» эстрада?
– Перпендикулярная, если уж на то пошло! Потому что там не устраивают публичных скандалов в жёлтой прессе, не гонятся за большими гонорарами, не работают под плюсовую фонограмму. И не стыдятся петь о любви к Родине, о чистых чувствах…
– А есть ли у альтернативной эстрады шансы на выживание при нынешнем засилье попсы?
– Попса существует не сама по себе и не потому, что её все поголовно любят, а потому, что есть силы, которые её поддерживают всеми доступными способами, в том числе и финансовыми. Альтернативную эстраду должно поддерживать государство, если его волнует нравственное здоровье нации. Каждый должен делать своё дело. Дело артиста – петь. В госпиталях, для покалеченных в горячих точках воинов, для ветеранов, для детей из детских домов, для трудных подростков. Для тех, кто не в состоянии купить билет на концерт раскрученной звезды. Для тех, кто живёт далеко от Москвы и Питера. Сейчас очень модно говорить о демократии, но у нас получилось так, что её почему-то восприняли как вседозволенность. А государство нередко занимает позицию невмешательства, боясь выглядеть недемократичным. А между тем те, кто время от времени начинает нас упрекать в недостаточной демократичности, в своих странах достаточно жёстко следят за тем, чтобы на телевидение, в СМИ, в рекламу и прочие сферы не проникала зараза, разлагающая нравственные основы общества. У нас в последнее время тоже начали происходить какие-то подвижки в этом направлении, но до кардинального оздоровления ситуации ещё очень и очень далеко.
– В таких случаях принято говорить, что у государства не до всего доходят руки.
– Согласен, но какие-то препоны должны быть. Я не о цензуре в буквальном смысле слова, но необходим какой-то эффективный механизм, способный остановить «творцов», не имеющих внутренних самоограничений. При его отсутствии получается вакханалия, свидетелями которой мы с вами и являемся. Честно говоря, надо начинать с самого себя. Я с удовольствием выступаю в концертах, которые раньше называли шефскими, а сейчас – благотворительными. Меня уже много лет так и зовут – Главнеформат.
– Как-то всё у вас очень благополучно складывается, не находите?
– Это только со стороны так кажется. Было время, когда у меня вообще не было концертов, но я всё равно каждый день репетировал. Махмуд Эсамбаев, великий артист, которого я считаю своим учителем, говорил, что человек не имеет права опускать руки, пока он жив. Я каждый раз его вспоминаю, когда выхожу на сцену Культурного центра Российской армии. С 2006-го я готовлю там большую программу – «Россия, Родина моя». Тема каждый год меняется, вот в следующем году концерт будет посвящён 65-летию Победы. Знаете, я совершенно убеждён: артист должен быть оптимистом. Нужно уметь видеть в жизни хорошее. Иначе с чем ты выйдешь к людям? Я верю, что наша эстрада возродится. А пока надо жить по принципу «делай, что должен»…
– …А там будь что будет?
– Нет. Тогда и будет всё как должно.
Беседу вел