– Константин Львович, с вами бывает такое: вы видите что-нибудь на собственном канале, и вас начинает переполнять такой гнев, что хочется запустить тапком в экран?
– Вы описываете гротескную ситуацию. Это в сатирических рассказах – которые, как я с детства помню, печатаются в «ЛГ», – так называемый простой человек плюётся в телевизор и кидает в экран тапки. А у меня есть привилегия – ничего не кидать, а нащупывать тренд развития, искать новые решения, искать современно мыслящих людей и избавляться наконец от того, что не отвечает запросам времени… Если бы обычный зритель смотрел телевизор с ощущением, что он может выгнать всякого, кто ему не понравится, он бы, уверяю вас, так не нервничал. Осознание ответственности, реальная возможность корректировать будущее – главное, что есть у тех, кто делает телевидение на Первом. С таким инструментарием в руках становишься другим: спокойным, уравновешенным и в какой-то степени даже мудрым...
– Вы называете свой канал Первым. В чём его первенство заключается? Обострим вопрос: в том, что вы первыми начали копировать западные телешоу, навязывая России не свойственные ей идеологемы?..
– Вы имеете в виду проект «Голос»?
– Нет, как раз не «Голос», а многочисленные шоу вроде «Детектора лжи» и «Вечернего Урганта». Хотя и «Голос» тоже, в котором доминировала англоязычная песня, и это в России, где свои замечательные песенные традиции…
– Подождите, я не до конца ответил на ваш первый вопрос. Ведь несколько лет назад, например, была реальная опасность, что молодой зритель с федеральных каналов уйдёт на ТНТ. Но мы пустили на Первый свежую кровь, как бы покорректнее выразиться, взяли в аренду Сергея Светлакова и Гарика Мартиросяна – вы помните успех «Прожекторперисхилтона» – и за короткое историческое время перетащили их аудиторию на Первый. Сейчас Иван Ургант продолжает это дело…
– Простите, но он тоже достоин тапка. Надоели уже его постоянные издевательства над коллегами и гостями. В «Прожекторе» ведущие подтрунивали друг над другом, а он тупо смеётся над всем и вся кроме себя…
– Вы опять не дали мне договорить. Знаете, всё-таки в телевидении есть нечто магическое, что не поддаётся никакому материалистическому объяснению… Даже если бы на экране не стоял наш логотип, я бы всё равно узнал свой канал. Понял бы – это он, Первый. Почему, по каким признакам? Сам задаю себе этот вопрос. Даже с нашими лучшими технарями консультировался – может, какая-то особая постановка света, другое количество пикселей на дюйм? Нет, вроде всё как у всех. Но на Первом всё другое, другой какой-то уровень. Что-то неуловимое, необъяснимо стильное. В Первый нельзя не влюбиться, и если даже хочется бросить в кого-то тапком, то это что-то крайне интимное, что происходит только между очень близкими и любящими людьми.
– Федеральные каналы часто критикуют за то, что ТВ ориентируется на рейтинг, тем самым упрощая и опошляя картину мира…
– Ориентация на рейтинг действительно вульгаризирует содержание. Я, к сожалению, или, точнее, к счастью, родился в Питере, в интеллигентной семье, учился в элитной школе № 35 на Съездовской улице. Так получилось, что напротив, на другой стороне улицы, находился факультет журналистики Ленинградского университета, в котором в это время учился Леонид Парфёнов... И я, как и он, очень это чувствую, в прямом смысле испытываю физическую боль от соприкосновения с пошлостью на экране. Да, вульгарность – это упрощение до искажения. Но, осознавая этот факт, я не могу не учитывать, что отражение сложности мира во всех его нюансах значительно сократит нашу аудиторию. У всякого – Никита Сергеевич Михалков любит это повторять – свой вкус: кто любит дыню, кто арбуз, а кто – свиной хрящик. Вы хотите, чтобы мы с умным видом вещали, как некоторые каналы, в пустоту? Это не вопрос тщеславия, это экзистенциальный тупик. Нас обвиняют в том, что цепочка «рейтинг–рекламодатель–доход» является примитивной технологией обогащения. Это не совсем так, то есть совсем не так. На ТВ работают не роботы-стяжатели, а живые, талантливые люди со своими амбициями и комплексами. Им нужно понимать, что плевок долетит до дна колодца, они хотят с секундным запозданием услышать этот манкий звонкий всплеск.
– Лучше всего «плеск» вульгарности слышен в программе «Пусть говорят». Трудно поверить, что вы, с вашим вкусом и чуткостью к фальши, не понимаете этого. Пошлее ноты, звучащей в её студии, пожалуй, ничего на телевидении нет! «Журналистская технология», с помощью которой «раскрывают» тему, как правило, представляет участников программы какими-то животными. Там не ищут человеческое, а любуются звериным, патологичным… Как будто наша страна – зоопарк, паноптикум нравственных уродов. Вы готовы ради рейтинга перманентно окунать Россию в грязь?
– Не надо нам приписывать то, чего мы не делаем. Мы действуем в рамках закона и не пропагандируем зоофилию или проституцию. «Пусть говорят» по задумке – выдающийся проект. Вынести на общественное обсуждение чью-то частную историю и помочь конкретным людям выйти из сложной жизненной ситуации – это ли не миссия народного ТВ? Но чтобы решить такую задачу – нужна личность ведущего… И здесь я должен признать, что фигура Андрея Малахова этим важным целям абсолютно соответствует. Он – мы, он – вы, только чуть лучше одет. Андрей очень старается, готовится, заучивает фамилии участников, ему умело подбирают пиджаки, галстуки, поверьте, это не так просто, когда в день записывается пять эфиров… Но это не всё, что он может делать, он созрел для чего-то большего. А насчёт плевков и тапок... Я много думаю в последнее время о роли личности в истории… Конечно, надо искать кого-то с мудростью сельского батюшки, тактом Сергея Капицы, человечностью Валентины Леонтьевой… И я ищу такого человека. Почему, вы думаете, я сижу в жюри КВН? Я смотрю, кому бы я мог оказать доверие и дать номер своего телефона. После соприкосновения с молодёжью приходят свежие острые мысли… Вообще без смеха нет телевидения. И потому у нас столько успешных весёлых проектов: и КВН, и «Большая разница», и «Розыгрыш», и «Голос», и Yesterday Live, и совсем свежий, очень успешный «Один в один»…
– А также много кулинарных проектов. Вам не кажется, что наше ТВ живёт по принципу: жрать и ржать, а на общественное мнение, извините, плевать? И это в то время, когда на самом верху говорят о необходимости воспитания патриотизма…
– Знаете, честно говоря, я отношусь с подозрением к требованиям, чтобы телевидение кого-то воспитывало, мобилизовывало. Я думаю, что задача телевидения – информировать, развлекать и давать повод для размышлений. Что касается патриотизма, то да, необходимо его воспитывать, но как? Тут – Сцилла и Харибда. Невольно вспомнишь фразу Гоголя: «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались»…
– Эту фразу приписывают не Гоголю, а Салтыкову-Щедрину.
– Да, простите, я оговорился.
– А где это сказал Салтыков-Щедрин? Кому? В каком томе собрания сочинений? Не кажется ли вам, что ТВ нас кормит мифами? Где и кому Карамзин на вопрос: «Что происходит в России» ответил: «Воруют-с»? И Гоголь не говорил: «У России две беды: дураки и дороги». И Толстой – не автор слов: «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». Зачем ТВ навязывает унижающие национальное достоинство антироссийские штампы? Не говоря уже о советском периоде, который неустанно очерняется. И делают это, как правило, те, кто тогда совсем не бедствовал?
– Вас, как и многих, мучают фантомные боли, вы тоскуете по времени, возврата к которому не может быть, так же как пересмотра итогов приватизации. Вопросы, которые вы затрагиваете, свойственны людям старшего поколения, а мы устремлены в будущее. Выросло новое поколение, которое не боится выйти на площадь…
– Оно тоскует по свободе и справедливости. Почему одноимённое шоу у вас ведёт Андрей Макаров? Смотришь его программы и не можешь избавиться от впечатления, что он решает какие-то свои политические задачи, что у него скрытые корпоративные цели? И тут не о тапке вспомнишь, а о чём-то потяжелее.
– Давайте не будем устраивать здесь партийное собрание с разбором чьих-то персональных дел. Телевидение действительно перенасыщено страстями, пороками, маниями, фобиями. Иногда и мне видится какой-то скрытый мотив... Но, с другой стороны, не доверять Андрею Михайловичу у меня оснований нет. Такая зрительская настороженность в отношении его высказываний связана, скорее всего, с его бэкграундом как политика. Это вообще свойство русского народа – неизбывная тяга к ретроспекции. Не думаю, что стоит столько лет вспоминать Андрею Макарову его работу в фонде Сороса, трасты Руцкого и кое-что ещё. Он очень изменился с тех пор – и внешне, и внутренне.
– Но из вашего эфира исчезли Максим Шевченко, Пётр Толстой, один Макаров остался…
– Вы хотите, чтобы и он исчез?
– Мы хотим, чтобы на Первый канал наконец пришли люди, болеющие за Россию, отстаивающие её интересы.
– Мы все так или иначе болеем за Россию. Скоро Олимпиада, и вы в этом убедитесь, а Максим и Пётр – в обойме Первого.
– Главный патрон в вашей обойме – Владимир Познер. Кстати, как вы можете прокомментировать то, что он вас элементарно подставил этой своей «государственной дурой». Рассказал, что вы были в курсе, сообщил, что программа шла в записи. Получается, вы могли избежать скандала, перезаписать «прощалку», но намеренно не сделали этого…
– Владимира Познера можно сколько угодно ругать, я знаю, что это любимая тема так называемых патриотических СМИ… Но нельзя не осознавать, что Познер – выдающийся профессионал. Он, как никто, может «раздеть» гостя. Как в «Джентльменах удачи» – монтажная склейка, и Папанов уже без штанов. И то, что у него двойное… или, я не знаю, тройное гражданство, – не аргумент. Поймите, телевидение тиражирует собственные штампы, интонационные, визуальные… Первому необходима новая искренность – и, несмотря ни на что, Владимир Владимирович для меня её носитель. Хотя он действительно перегнул палку. Трудно найти для программы «Познер» какого-то другого ведущего. В России не так много Познеров. Но мы их ищем.
– Почему на Первом кончина Бориса Березовского освещалась гораздо скромнее, чем на других каналах, ведь он так много лично для вас сделал...
– Именно поэтому… Буду краток и честен: то были головокружительные для СМИ годы, в конце 80-х и в 90-е мы получили полную свободу и в то время, когда страна, как говорят, катилась в пропасть, телевидение стремительно развивалось. После гибели Влада я в 34 года возглавил ОРТ. Появилась возможность делать то телевидение, о котором мечтал. Что касается Бориса Абрамовича, то о покойнике либо хорошо, либо ничего. Он много сделал для становления российского ТВ, и не только он, следует вспомнить ещё Александра Николаевича Яковлева и Владимира Александровича Гусинского... Они перевернули наши представления о добре и зле, об уме и чести, о совести и об эпохе.
– Самое время задать вопросы от Марселя Пруста. Какая ваша черта вам наиболее нравится?
– Эта черта связана с тем, о чём я уже говорил, вспоминая о Питере…
– А не нравится?
– Наши недостатки – продолжение наших достоинств. Я бываю слишком интеллигентен, слишком доверчив, слишком добр.
– Какой грех вы никогда не прощаете?
– Нет такого греха, который я не мог бы простить. Но Бог наградил меня не только великодушием, но и хорошей памятью. Я ничего не забываю.
– Если бы дьявол предложил вам вечную молодость без всяких условий, приняли бы?
– Без всяких условий? Нет, такого не бывает. Поверьте, он всегда ставит условия.
– Есть ли у вас недвижимость за рубежом?
– Нет, ни счетов, ни недвижимости.
– Как бы вы хотели умереть?
– Никак.
– Оказавшись перед Господом, что вы ему скажете?
– Я приглашу его на Первый.
– Похожий вариант ответа дал Алексей Венедиктов.
– Чёрт, тогда я скажу так: Боже, теперь я понял, что такое спорадический неформат.
– А что это значит?
– Неважно, главное – я стану первым, кто это скажет Богу.
– Спасибо, что вы в этот первый, правда, очень пасмурный апрельский день согласились с нами побеседовать.
Отдел «ТелевЕдение»