В январе–феврале 2024-го тема Авдеевки была в новостях главной. Российская армия наносила сокрушительный удар по одному из самых мощных укрепрайонов ВСУ. По масштабу и значимости эта операция нашей армии сопоставима с освобождением Мариуполя и оказалась менее заметной во многом потому, что была растянута во времени – с 2014-го, с перерывами, успехами, отступлениями и потерями. Результат операции – удалось оттеснить противника от Донецка (Авдеевка, по сути, часть города), снизить угрозу столице ДНР. Освобождение Авдеевки (официально о нём объявлено 17 февраля) стало убедительной победой России.
Даже западные аналитики, предпочитающие, как правило, оценивать действия Российской армии скептически, были вынуждены сменить тон. New York Times отметила, что взятие Авдеевки является стратегическим и символическим ударом России по ВСУ. По мнению издания, Авдеевка была важным центром украинской обороны и ВС РФ прочно перехватили инициативу на поле боя после неудавшегося контрнаступления ВСУ летом 2023 года.
Ярким эпизодом военной операции стал смелый, неожиданный, виртуозно подготовленный прорыв наших штурмовиков через подземный коллектор к опорным пунктам на юге Авдеевки, штурм укрепрайона «Царская охота». Это словосочетание, когда-то известное дончанам как место отдыха и ресторан, оказалось зимой 2024-го в военных сводках.
Но эта публикация «ЛГ» не о ходе боёв, а взгляд гражданского человека, жительницы Авдеевки, которая рассказывает о своём городе, личных переживаниях, о том, как удалось спастись в самый разгар ожесточённых сражений.
Годы безвременья
Каждому человеку нужна Родина. Когда-то она у меня была, самая лучшая – Советский Союз. В юности я жила с осознанием Вечности – моя Родина будет всегда. Но пришлось быстро повзрослеть – родину у меня забрали. Территория становилась всё меньше, цели исчезли, задачи мельчали, высокие дерзания ушли в прошлое.
Рушились идеи, наука, промышленность. Нашлись те, кто на разрушении разбогател. Огромные предприятия ушли в частные руки. Так случилось и с Авдеевским коксохимическим заводом – гигантом, крупнейшим в Европе, градообразующим предприятием в небольшой Авдеевке. Я всю жизнь живу здесь, много лет проработала на Авдеевском коксохиме.
После 1991-го наступило безвременье, пришёл 2014-й, и однажды постучалась к нам небольшая, казалось, война. Ранним летним утром я проснулась от звука низко летящего самолёта и вышла во двор. Соседи по улице тоже вышли из домов и смотрели в небо. Странный, непривычный звук. Нормальные самолёты звучат иначе.
Это был самолёт украинских ВВС, который заходил на очередной круг для обстрела ракетами Донецкого аэропорта. Ошибки быть не могло – он летел настолько низко, что видны были все опознавательные знаки. Впрочем, низким был не только полёт, но и задачи – обстрел мирного города. У меня мелькнула мысль: если кто-то ещё рассчитывает, что на карте существует Украина, может забыть. Её больше нет.
Авдеевка уже несколько месяцев жила в предчувствии войны – мы видели события в Славянске, мы провели референдум 11 мая, мы уже знали, что такое обстрелы. Помню, как 10 мая, перед референдумом, не могла уснуть, всё думала: как же пройти в мою родную школу № 4 на избирательный участок. В воздухе ощущалась опасность, но вариант «не ходить» не рассматривался.
Война всё прочнее входила в жизнь. На наши головы ВСУ сбросили зажигательные боеприпасы, которые, оказывается, невозможно погасить водой. Учитывая, что для обстрела применялись установки «Град», впечатление было неизгладимое. Я до сих пор помню эти звуки. Тогда они ещё не стали привычными.
Люди перемещались внутри города, надеясь найти менее опасный район. Через пару дней нас опять обстреляли зажигалками, и отъезд из города стал почти массовым – вывозили детей, стариков. На улицах появилось большое количество оставленных собак.
Мы не знали войны, не были к ней готовы. Я не понимала, что будет дальше. У меня даже мысли не возникало, что с нами кто-то рискнёт воевать, ведь мы – Победили!
В 2014–2015 годах украинские военные использовали только старое советское вооружение, и мы, мирные жители, научились определять его на слух и на вид. От выстрела до падения просчитывали секунды и вычисляли траекторию и расстояние. Это умели делать все. В городе с таким сложным предприятием живут квалифицированные кадры. Шутили, что мы – выпускники артиллерийского училища – ускоренный выпуск. Мы научились шутить в условиях войны. Это очень специфический юмор, если его можно так назвать. Никто не мог себе представить, что этот юмор нам понадобится на долгие годы.
На работу мы ходили все восемь лет. Мы научились «пересчитываться» утром и вечером. Если удавалось дозвониться, звучал один вопрос: «Ты жива?» Следовал перекрёстный доклад – кто с кем созвонился – и вывод: все наши живы. Это не было пустым занятием. В феврале 2015-го сотрудница, возвращаясь с работы, попала под преднамеренный миномётный обстрел ВСУ и получила множественные осколочные ранения, несовместимые с жизнью. Она успела отправить СМС нескольким коллегам: «Я ранена». На следующий день она умерла в больнице другого города, куда её перевезли с большими трудностями. Учитывая проблемы со связью, кто-то получил это сообщение уже после того, как узнал о её смерти.
Каждую минуту война учила нас чему-то новому. Мы научились не пугаться, когда видишь на улице тело человека – надо подойти и выяснить: а вдруг ещё можно помочь? Мы научились проявлять солидарность – к коллеге или соседу, мы все стали родственниками. Многие остались в Авдеевке одни, потому что родные выехали или погибли.
Если кто-то планировал отправиться из города по делам, то обязательно рассылалось сообщение: кому что надо привезти – пишите. Городские службы в Авдеевке не работали, в том числе общественный транспорт, поэтому каждый автовладелец подвозил каждого встречного, разумеется, бесплатно: предложить деньги – значит нанести оскорбление. Однажды я шла на работу, а надо понимать, что завод находится за городом километрах в семи, а вокруг звучат взрывы. И вдруг вижу пожарную машину, которая движется в нужном мне направлении. Я её, естественно, остановила, сотрудник МЧС спросил, что случилось. Я сказала, что мне надо на завод. Меня взяли с собой, по пути стали расспрашивать, часто ли я так поступаю, – пожарные оказались командировочными и местных реалий не знали. Мне на работу надо – что же тут непонятного? Для Донбасса это самая обычная и самая важная причина – на работе надо быть обязательно и вовремя. Это наша генетика. У нас вокруг предприятия с непрерывным производственным циклом, а это, как дитя малое, нельзя оставить без присмотра ни на минуту.
Мы ждали освобождения
Так мы прожили восемь лет, надеясь на скорое освобождение Авдеевки, поскольку до Донецка было рукой подать. В периоды затишья жители возвращались в город, но затишье было ложным и опасным. ВСУ постоянно обстреливали ближайшие населённые пункты – Донецк, Ясиноватую, Минеральное. И Авдеевку. Многие получили ранения, многие погибли.
Ещё в 2014-м я размышляла: неужели действительно придётся уехать? Ответ пришёл сам собой – да, я могу встать и уйти в любом направлении, но моя земля не может. Кто с ней останется? Больше я вопросом об эвакуации не задавалась.
Восемь лет превратились в один беспрерывный день войны и ожидания освобождения. Мой дом находился недалеко от «Царской охоты». У нас тихо никогда не было. Ни одного дня. Сейчас «Царскую охоту» вспоминают как укрепрайон, но когда-то это была прекрасная зона отдыха среди деревьев – праздники, музыка, фейерверки, рестораны, бассейны, цветники. Здесь на десять лет образовалась линия фронта.
Наступило 24 февраля 2022 года. Президент России Владимир Владимирович Путин объявил, что принял решение о проведении специальной военной операции. Это был день, близкий к празднику. «Наконец-то нам дали приказ наступать, / Отбирать наши пяди и крохи…»
Мы ждали освобождения, мы буквально чувствовали его приближение. И при всём нашем опыте жизни на войне мы не представляли, что нас ждёт. Жители, оставшиеся в городе, пришли 25 февраля в магазины, чтобы сделать запасы на пару месяцев – для себя и домашних животных. Животных у каждого прибавилось, всех брошенных разобрали под опеку.
Украинские власти делали всё, чтобы жители покинули город. Уговаривали, объясняли, как за нас волнуются, предоставляли автобусы для выезда.
При этом постоянно обстреливая город, стремясь разбивать жилые дома, магазины, аптеки. Кнут и пряник. Многие выехали, и опять в городе появились брошенные животные. В 2022-м у меня было десять котов и пять собак, я перестала различать, где свои, где чужие.
Когда заходишь наведаться к знакомым, а в Авдеевке к 2023 году знакомыми стали все, то угощение для сопровождающих собак считалось признаком гостеприимства. Человеку могли предложить воду, по возможности еду. Но покормить собаку, которая сопровождает, – это обязательно.
В декабре 2022-го я встретилась в одном из нескольких оставшихся магазинов с давней знакомой. Она рассказала, что семья её живёт в подвале одной из многоэтажек вместе с жителями соседних домов. На мой вопрос, как они отапливают подвал, она ответила: «А зачем, нас ведь скоро освободят». И так рассуждали многие. Люди настолько верили в близкое освобождение, что не считали нужным беспокоиться о зиме.
Как можно прожить десять лет на войне? Не знаю… Сначала я говорила себе: мои деды воевали, война длилась четыре года, им было тяжелее, чем нам. Потом прошли четыре года, пять, шесть…
Но и во время войны бывают минуты хорошего настроения, если, конечно, повезёт это понять. Однажды, в ноябре 2023-го, я ехала по улице на велосипеде. Вдоль дороги, перебираясь через расколотые деревья, куски разбитых заборов, покрытых снегом, шёл пожилой человек и вёз за собой саночки с ветками деревьев для растопки печи. Я поздоровалась. В 2022-м я пришла к мысли, что необходимо приветствовать каждого встреченного жителя города. В ответ мужчина поздравил меня с Новым годом. Я несколько опешила, сказала, что до Нового года ещё полтора месяца. Его ответ никогда не забуду: «А вдруг я никого больше не встречу до Нового года?» Мелькнула мысль: а ведь он прав. Я шла и думала: как хорошо, что меня поздравили с Новым годом!
Два года СВО. Мы привыкали к новым видам оружия, к невозможности куда-либо выйти из дома без жесточайшего риска для жизни, к тому, что украинские власти и военные точно знали, что мы ждём Россию, и никто этого уже не скрывал.
Поздней осенью 2023-го я пошла в один из трёх оставшихся в городе магазинов. Меня сопровождали две мои собаки – огромный Рексик и маленький Чарли, помесь таксы и спаниеля. Я пыталась провести свой велосипед сквозь груды и россыпи того, что недавно было городом, а собаки старались уберечь лапы от осколков стекла, бетона, металла. В какой-то момент я услышала, что приближается наша ракета. По звуку я понимала, что времени до падения остаётся совсем мало, и думала лишь о том, успею ли пройти ещё метров десять, чтобы укрыться за углом ближайшего дома. Кроме того, мне необходимо было плотно закрыть ладонями уши. Я видела, что не успеваю – ракета, как ни странно, двигается быстрее меня. Пришлось срочно положить велосипед, резко присесть и закрыть уши руками, с досадой думая, что не успела пройти всего метра три. В тот же миг за спиной пролетел фрагмент девятиэтажного дома, который стоял в квартале от меня. Рексик махнул мохнатой лапой на жалкие остатки своей давно подмоченной репутации и «скрылся в неизвестном направлении», не забыв, однако, вовремя явиться к ужину. Маленький старый Чарли стоял рядом, смотрел круглыми немигающими глазами, в которых читалось: «Я, конечно, тебя не брошу, но, может, мы всё-таки уйдём отсюда?» И он был прав – ракеты «ходят стаями». Трудно сказать, смогу ли я это когда-нибудь забыть…
Мы – «Ветераны»
Наконец-то настал долгожданный день штурма того участка города, где я жила. «Царская охота». Укрепрайон ВСУ. 18 января 2024 года русские солдаты прошли по старой трубе подземного коллектора в тыл противника и завязались бои.
Утром было пасмурно, холодно и «шумно». Я раздумывала: идти по воду к колодцу сейчас, невзирая на стрельбу и прилёты, или подождать, пока немного утихнет. Гарантий, что «утихнет», никто не давал. Я взяла ведёрко, чтобы набрать угля и растопить печь. В доме было хронически холодно. Для меня зима началась в июне 2022-го, когда 122-я мина упала в трёх метрах от моего дома и вынесла все окна. С тех пор в доме было холодно постоянно. Щиты, закрывавшие окна, не пропускали солнечный свет и тепло летом и не сохраняли тепло зимой. Но вариантов не оставалось. Экспериментальным путём я пришла к выводу, что при температуре +4 в помещении можно спать, не опасаясь замёрзнуть насовсем.
В этот день топить печь не пришлось – в мой дом вошли русские солдаты!
Не уверена, что они были рады видеть меня так же, как я их, но бойцов можно понять – они готовы были к встрече с противником в любую минуту.
Группа ушла вперёд, а в моём доме остался солдат для защиты. Мы сидели в полумраке комнаты, глядя на горящую свечу, слушая постоянные взрывы мин, ощущая содрогания стен дома. Я думала: как хорошо, что солдат остался с нами, – если привалит взрывом, он нас откопает, а если будет нужно перевязать раны, он точно умеет оказать первую помощь. Я спросила: «Какое у вас подразделение?» Он ответил: «Мы – «Ветераны».
Спустя часа полтора, в течение которых количество взрывов неуклонно росло, пришёл посыльный от командира с приказом собрать всех мирных жителей в подвале одного из домов на нашей улице.
Дом, в котором нам предстояло пробыть ещё несколько суток, находился всего в ста метрах от моего, но преодолеть это расстояние под непрерывным обстрелом удалось не всем. Практически одновременно, на расстоянии нескольких сот метров друг от друга, погибли несколько мирных жителей нашей улицы. Среди погибших и мой отец… Мина упала прямо у него за спиной. Уверена, он бы не согласился считать свою гибель победой врага. Мой отец «отработал свою смену» до конца и одержал свою главную победу – успел узнать, что нас освободили, он видел солдат России, идущих по улицам нашего города. Это подарило отцу осознание Победы, и он шёл по открытой дороге не сгибаясь. Как и всю свою жизнь.
В подвал двухэтажного дома я вошла последней из мирных жителей. Нас осталось десять человек из пятнадцати. Несмотря на непрерывные взрывы, горе потерь и опасность для жизни, у мирных людей появилась надежда на прекращение беспрерывного ада оккупации и ужасов войны. Кто-то оплакивал близких, кто-то перевязывал раненых, кто-то готовил еду на всех.
Конечно, противник знал, где именно мы находимся. И невозможно представить, чтобы украинские военные не видели, что в этом доме мирные жители. Смертоносный огонь обрушился на наши головы с невообразимой интенсивностью. Нас целенаправленно убивали.
Наша улица оказалась «пограничной», по дороге периодически проскакивала вражеская бронетехника. Противник пытался атаковать наше укрытие. Поскольку бойцы ВС РФ зашли в город через трубу коллектора, оружие у них было только то, что смогли нести на себе. Тем сильнее восхищает их отвага и находчивость, спокойствие и мужество. В какой-то момент противник высадил десант с брони и попытался нас окружить. Находясь в подвале, мы слышали звуки ожесточённого боя. Разрывы гранат на первом этаже, над нами, приводили к тому, что на головы мирных падали куски штукатурки, бетона, кирпича.
Командир спустился в подвал и сказал раненым бойцам: все, кто может держать оружие, – наверх. И солдаты ушли. Командир по рации вызывал подмогу: «Меня окружают. Прошу помощи». Меня не покидало ощущение, что я вижу события Великой Отечественной войны. Помощь пришла – одна из групп успела нас спасти. «Шторм-Z».
Непрерывная череда атак, постоянные падения боеприпасов привели к тому, что через двое суток наш дом был практически уничтожен. Очередная серия сбросов «бабы-яги» в сочетании с минами и танковыми выстрелами сделали своё дело – на наши головы рухнули перекрытия нашего дома-крепости. Когда куски бетона коснулись пола подвала, мы увидели звёздное небо, разрываемое взрывами.
Наблюдатели на передовых рубежах сообщили командиру по рации, что готовится серьёзная атака. Уверена, в России нет человека, который бы не помнил наказ «Работайте, братья». Солдаты ушли работать.
Мы, мирные жители, выбирались из разрушенного дома под миномётным обстрелом. Лёгкий снежок сразу же покрывал развалины. Было темно, холодно и очень «шумно». Кто-то из жителей нашей улицы схватил меня за рукав куртки, и мы побежали в темноту. Оказалось, на наше счастье, что в одном из соседних дворов нашёлся полуразрушенный погреб. Мы спустились туда и просидели всю ночь, вслушиваясь в звуки близких прилётов. В погребе нас собралось восемь мирных. В темноте, под взрывами, остальные убежали в другую сторону.
Настало утро. Оно было хмурым, холодным, тревожным и шумным. За десять лет войны звуки близких взрывов стали для нас обычным явлением – нормой. Менялась лишь их интенсивность. Похоже, в эти несколько дней апогей был достигнут.
Мы не представляли, что делать дальше. Рядом падали мины. Дома, насколько простирался взор, разрушены. Количество беспилотников было таким, что казалось, пора ставить для них светофоры. Мы не спали уже как минимум трое суток. Холод, усталость и нервные стрессы…
И я решила, что пойду в Донецк.
Предложила людям эту идею, но никто не согласился идти со мной – было слишком опасно. И я пошла одна.
Живя всю жизнь в Авдеевке, считала, что путь мне хорошо знаком. Как я ошибалась! За десять лет войны всё изменилось до неузнаваемости.
Я шла по своей улице, которая горела, вокруг падали мины и снаряды, сыпались кассетные боеприпасы. Над головой настойчиво жужжали несколько беспилотников. Два из них очень скоро меня «заметили» и стали сопровождать. Улица закончилась. Дорога шла через посадку, где в это время шли бои. Хорошо, что во время боя никто не обратил на меня внимания и не принял за своего противника.
Я шла в Донецк, для меня другой цели не существовало. Шла через линию фронта, который «стоял» десять лет. Повсюду были окопы, воронки, следы боёв, разрушения. На блокпосту меня не ожидали увидеть, и пришлось объяснять бойцам, что я намерена попасть в Донецк, чего бы мне это ни стоило. Нашу беседу прерывали атаки противника – блокпост вёл бой. Я ждала.
Часа через полтора меня забрала проходящая группа. Там, куда меня привели, тыл был относительный, но всё-таки значительно тише. Командир, который меня встретил, предложил чай, шоколад и медицинскую помощь. Спустя некоторое время для меня выделили машину и двух бойцов.
Моя десятилетняя мечта сбылась – я возвращалась в Донецк, на Родину.
Валентина Ванжа, Донецк – Авдеевка