С войны старший брат Семён вернулся после Победы. Мы с сестрой как раз собирали свои школьные сумки. Вдруг кто-то постучал в дверь и на пороге вырос коренастый, в солдатской шинели парень.
– Сынок! – с певучим возгласом бросилась мать к вошедшему.
Мать от счастья плачет. Сестра крутится вокруг брата – гостинцев ждёт. А я, стесняясь, убежал за печку. Как-то растерялся, я же его совсем не помнил.
Мать вскоре подвела меня к брату. Он тут же протянул мне сладкую мармеладную конфетку. Только после этого я без боязни стал смотреть на брата. Вот он достал из потёртой солдатской котомки тёплую шерстяную шаль, развернул её и осторожно накинул на плечи матери – носи, мол, мама, не зная ни болезней, ни старости…
Сестре подарил большой отрез шёлковой, золотистого цвета ткани. Говорит ей: «Красивое платье сошьём».
«А что же мне, что привёз?» – гадаю про себя, смотрю на брата. И меня не забыл. Что-то опять достаёт из котомки. Ни на что не похожее. Это не хлеб и не конфета.
– Это губная гармошка. На фронте немцы веселились, а теперь, братишка, ты играй! – сказал старший брат, вручая мне свой подарок.
Как веселятся немецкие солдаты, я уже видел в кино. Прижав гармошку к губам, дую и вожу её туда-сюда. «Ина-кыр, ина-кыр!» – играет она. Дед, сосед, не успел зайти в дом, стал приплясывать. И мать, и сестру, и брата плясать заставил.
Во время пляски медали на гимнастёрке брата зазвенели. Ой, сколько их! Блестят одна красивее другой. Даже не понял, как, смотря на медали, перестал играть. Плясуны расселись вокруг брата. С восторженной детской гордостью я наблюдал и слушал. Брат мой Семён невысокого роста, руки-ноги не такие уж богатырские, но в рукопашной, по его словам, ни один немец не смог даже ранить его штыком.
Мне захотелось быть таким же сильным и бесстрашным, как он. Чтоб не бояться никакого Жирного Вени с Лёхой Оглоблей. Я знаю: они, как и я, завтра в первый раз пойдут в школу. Наверняка они и в школе, как возле деревенского пруда, будут такими же нахальными. Думают, что пруд только для них. Не дают купаться. «Принеси, – говорят, – картошку, огурцы, морковь». Если не приношу, кричат: иди купайся за огородом, в своём лягушатнике! И я, конечно, злюсь, но терплю. На соседней улице парней больше. Когда я один, Лёха Оглобля очень геройствует. Э, дать бы ему по лбу – да сам боюсь. Когда я так размышлял, брат Семён надел на мою голову прошедшую с ним в боях пилотку.
– Носи, братишка! Будь настоящим солдатом. Расти сильным, смелым и умным!
Я, осчастливленный таким подарком и словами брата, примерил пилотку и выпалил:
– Не потеряю, брат!
На следующее утро, когда мы с сестрой шли в школу, из-за кустов вышли Жирный Веня и Лёха Оглобля. Захотели отобрать пилотку. Но хотя моя сестра только на два года старше меня, не испугалась, как коршун налетела на них. Жирный Веня и Лёха Оглобля убежали.
И во время уроков вели себя чересчур… То Маню, которая живёт на нашей улице, за волосы дёрнут, то вдруг ни с того ни с сего начинают смеяться. И учительницу даже не слушают.
Учительница на школьной доске нарисовала что-то вроде лопатки.
– Сколько лопаток видишь? – спросила она Жирного Веню. Венина чёрная голова утонула в плечах, глазами крутит, а что сказать, не знает.
– Одну, – сказал я.
– Егору ставлю «пять», – сказала учительница и нарисовала на доске ещё одну лопаточку.
– Сколько? – спросила у Лёхи Оглобли.
Лёха закусил губу, исподлобья, как бодливый бычок, смотрит на меня, будто хочет сказать: помоги, подскажи. А я сижу молчу. Думаю, пусть немного мозгами пошевелит.
– Ну, кто ответит? – спрашивает учительница Вера Ивановна.
– Два, – не выдержал я.
– Вот, Егор, умница, – говорит Вера Ивановна.
А что, я до ста считать умею. Когда сестра уроки учит, у меня всё в голове остаётся. Даже стихи наизусть знаю.
Жирный Веня искоса поглядывает на меня, грозит кулаком. Мол, не хвастайся, ещё попадёшься.
После уроков я, сестра и Маня идём домой. Вдруг из-за кустов вышли Жирный Веня, Лёха Оглобля и Миша Худой. Перегородили нам дорогу. Я немножко испугался. Я один, а их трое. От Мани толку не будет. Ростиком она метр с кепкой, даже до плеч мне не дотянет. А сестра за меня постоянно драться не будет. Если убежать – стыдно. На голове у меня солдатская пилотка. Старший брат Семён, когда дарил пилотку, говорил, чтобы я был смелым, сильным и умным.
Но всех нас сильно удивила Маня.
– Веня, – сказала она. – Если хочешь драться, тогда давай с Егором один на один. Только трусы лезут втроём на одного.
Такого ни я, ни Жирный Веня не ожидали. Мгновенно мысли заполнили голову: не испугаюсь ли я. Жирный Веня высокий, толстый. Со мной быстро справится. А если не драться, каким я тогда буду солдатом? Тем более на голове пилотка с красной звездой. Старший брат с этой пилоткой ни одному фашисту не поддался… Смотрю, Жирный Веня тоже растерялся. Стоит не шелохнётся, ждёт, что друзья скажут. Думает, помогут, если что.
Я пилотку на голову поглубже натянул, чтоб не слетела. И тут будто она сама мне силы прибавила. Ничего не боясь, я пошёл на Веню.
– Стойте! – крикнула Маня. – Драться только до первой крови. Лежачего не бьют! – добавила сестра. – Раз, два, три, – звонко сосчитала Маня.
Мы схватились. Веня меня за грудки трясёт. Вот-вот на землю бросит. Но я, сам того не ожидая, изловчился, подставил подножку, и Жирный Веня, охнув, грохнулся на землю. Я начал его мутузить. Кореши смотрят, другу не помогают. Веня вдруг как-то перевернулся и сбросил меня с себя. Быстро сел мне на грудь и начал бить кулаками.
– Стой, Веня! Лежачего не бьют! – схватила его за руку сестра. – Вытри нос, Веня! У тебя кровь бежит! – крикнула Маня.
Драка прекратилась. Друзья Жирного Вени перешли на мою сторону. Лёха Оглобля и Миша Худой стоят, мою пилотку на себя примеряют.
– Хорошо, – сказал Лёха Оглобля. – И я такую же пилотку буду носить.
– Егор! – говорит Миша Худой. – Когда я вырасту, стану танкистом. А ты?
В это время я вытащил из сумки губную гармошку и заиграл. От удивления у Миши Худого глаза расширились. И все остальные с удивлением смотрят на меня.
Веню тоже успокоил звук губной гармошки. Подняв голову, смотрит: подойти хочется, но гордость не позволяет…
Перевод