Николай Николаевич Носов, чей столетний юбилей мы только что отметили, более всего известен как детский писатель. Однако большой интерес представляет «взрослая» повесть Носова «Тайна на дне колодца». Здесь мы найдём истоки психологизма, свойственного его «детским» произведениям.
«Взрослые часто не понимают детей, потому что видят мир не таким, каким его видят дети. В окружающих предметах взрослые видят их назначение, видят то, чем эти предметы полезны для них. Дети же видят лицо вещей. Они не знают, откуда эти вещи явились, кто их сделал и сделал ли кто. Дети знают, что вещи существуют, что вещи живут, и относятся к вещам как к живым существам». Николай Носов запомнил своё восприятие вещей в 3–4-летнем возрасте: «Вот сутулый, с выдвинутыми вперёд плечами, огромный, чуть ли не до потолка ростом, шкаф. Он стоит, подпирая своей широкой, плоской спиной стену, погрузившись в какую-то свою глубокую, бесконечную думу. От него не много добьёшься слов. Если он и произнесёт что-нибудь на своём скрипучем, непонятном для меня языке, то лишь когда открывают дверцы…» Или: «Вот пахучие, пылающие, как огоньки, настурции. Словно озорные мальчишки, они карабкаются по толстым, кривым, узловатым стеблям, прячутся под большими круглыми листьями, похожими на зелёные зонтики. Вот маргаритки. Они как маленькие примерные девочки: чистенькие, аккуратненькие, немного застенчивые, стоят на своих тонких ножках и, склонив набок головки, о чём-то секретничают между собой». Носов до конца дней не растерял «детскости», он именно так и видел мир – и в рассказах ему не приходилось притворяться и подделываться «под ребёнка». Поэтому его книжкам дети и верят…
А вот что он писал про собственных родителей: «Есть человек, которого я очень люблю. Это мой отец. Какой он? Я никогда не задавался этим вопросом и не берусь его описывать. Он такой как есть, каким должен быть и иным быть просто не может. Мне всё нравится в нём: и лицо, и голос. Он всегда ласков со мной и часто называет меня уменьшительными именами… Отца я вижу реже, чем мать, поэтому и чувства здесь, особенно при встречах, проявляются более бурно: отец схватит на руки, обнимет, поцелует… С матерью я обычно не разлучаюсь. Она всегда рядом или где-нибудь поблизости. Поэтому тут нет ни бурных встреч, ни объятий, ни поцелуев и нежных слов. Если мне и достаются иногда поцелуи, то только по праздникам, когда, по обычаю, полагается поздравить друг друга, или когда я заболею…» Но вот беда (кто только с этим не сталкивался!), «встречаются люди, которые любят донимать детишек вопросами вроде: «Скажи, ты кого больше любишь, маму или папу?» «И невдомёк этим людям, что любовь не какое-то однозначное, измеряемое лишь количественно чувство, где всё решается вопросом: больше – меньше, сильнее – слабее. Они не думают, что по-разному чувство любви проявляется к матери или отцу, к брату или сестре… что многое здесь зависит не только от человека, которого любят, но и от человека, который любит, от сложившихся взаимоотношений, обстоятельств и прочее… Если моё чувство к отцу – это горный поток, который бурлит, и плещет, и бьётся о берега, то чувство к матери – широкая, спокойно несущая свои воды река. Течения её не замечаешь. Но если на пути этого спокойствия возникнет преграда, то получится… Ниагара!
Отец уезжает часто. Я уже привык к этому и переношу его отсутствие беспечально. Но однажды (сейчас уже не помню, по какой надобности) уехала мать. Великий боже, что происходило со мной! Дом опустел без неё, словно из него вынесли всё и остались одни голые, чужие, холодные стены. Сердце моё опустело и сжалось от боли. Солнце погасло на небе. Жизнь потеряла смысл. Слёзы душили меня весь день. Более полувека прошло с тех пор, а я помню всё, как будто это происходило вчера».
«Пусть говорят психологи и физиологи, – пишет Н. Носов, – что дети и старики часто плачут оттого просто, что очень слезливы, оттого, дескать, что слёзные железы у них легко выделяют влагу. Я-то знаю, что это не так! Они плачут потому, что у них ещё нет (или уже нет) сил справляться с чувствами, которые внушает им эта непонятная и неумолимая жизнь. Страдание от этого не уменьшается, а лишь увеличивается».
«В наш механизированный век детям рассказывает сказки машина, называемая телевизором, – пишет Носов – В дни моего детства таких машин не было, и детям рассказывали сказки ближайшие родственники…» Николаю и его брату сказки часто рассказывал отец. Это были всем известные сказки, но самое неизгладимое впечатление произвела сказка Ш. Перро «Мальчик с пальчик». Напомним сюжет. В бедной семье было много детей, денег на пропитание не хватало, и от безысходности родители решили отвести ребятишек в лес да там и оставить. Этот ночной разговор услышал не спавший в то время Мальчик с пальчик, и наутро, когда отец повёл их в лес, он набрал полный карман белых камешков, которыми потом помечал дорогу. Это и помогло ребятам вернуться.
«С тех пор как я услышал эту сказку впервые, в моей душе поселилась тревога, – вспоминает Николай Николаевич. – Я только и думал о том, что родители мои обеднеют и отведут нас с братом в лес на растерзание диким зверям. Я, правда, не высказывал никому своих опасений, но мысли эти не покидали меня. Может быть, я был излишне впечатлительным ребёнком. Может быть, я был в таком возрасте, когда ещё рано слушать подобного рода сказки. А то ведь бывают сказочки и похлеще этой. Про бабу-ягу, например, которая варила детишек в огромном котле или сажала их на лопату – да в печь. Малый ребёнок ещё не понимает, что здесь к чему, где здесь правда, где ложь, и что у него в голове там творится, взрослым и невдомёк. Они знай себе рассказывают свои сказочки, не задумываясь, какие мысли это внушает ребёнку». Поэтому произведения самого Носова всегда добрые и весёлые, автор очень нежно и чутко относится к душевному строю маленького человека.
Подготовила