Наталья Возжаева,
Новороссийск
Сволочи
Грозный город. Ливневая струнность.
В горной речке красная вода.
Ты мне подарил седую юность,
Мне теперь и старость не беда.
На полу раздолбанной маршрутки
Места и двуногим-то впритык.
Погоди, водила, скину куртку.
У войны совсем не бабий лик.
Крошево от гусеничных траков,
Небо нашпиговано свинцом.
У войны лицо моей собаки.
Нет, не морда. Именно лицо.
Помнишь знойный зуд
мушиных сонмищ?
Помнишь трупов бурые кули?
Ты же ни черта потом не вспомнишь,
Кроме пса, сидящего в пыли.
Я тогда ещё умела плакать.
После ссохлось всё, как солончак.
Места не хватило для собаки.
Крови было мало сволочам.
Ты, Господь, нас вёл до Малгобека,
Дальше сами, дальше – на авось.
Живы. Но с глазами человека
В сгустке сердца поселился пёс.
Жить, конечно, можно, только нечем.
Бог да совесть – тот ещё балласт.
Ты поймёшь, что мир бесчеловечен,
Предавая тех, кто не предаст.
Олеся Рудягина,
Кишинёв, Молдова
Пастушка
«Тебя там встретит…»
А. Волохонский
Суди мне, Господи, пасти стада дерев
В предгорьях райских,
в видимости моря,
Похожего на Чёрное, и лев,
И бык с орлом однажды, волнам вторя,
К нему сойдут.
И будет грива льва
Густа, пахуча – в ней ночует солнце,
И ноздри чёрные и влажные вола
К моей щеке (иль чтó там)
Прикоснутся.
Не будет рук, но что-то скажет мне,
Бесплотностью
нисколько не смущённой,
Что в этом бесконечном ясном сне,
Душою обладая обречённой,
Неодолимо верить и любить,
Я обнимаю всех сильней, чем прежде!
И можно приникать к листам и пить
Росу и свет, созвучные надежде…
*
И зяблики да иволги в ветвях,
Сороки, книги,
вскормленные мною,
Коты, собаки – свили в облаках
Такие гнёзда, зная неземное
Непритяженье, нежности язык, –
Единственный из всех
здесь постижимый…
(Но листопада нет на небесах,
И снегом не укроют душу зимы.)
…Я отвлеклась. Черешни у крыльца,
Платаны, вязы
(– зубочистки, нары –),
Бессмертье лип Садового кольца,
Ташкентские могучие чинары:
По всей одной шестой
треск, щепки, вой
Бензопилы былой свирепой
«дружбы»…
Суди, чтоб я спасла, Создатель мой,
Товарищей-друзей по безоружью.
Евгений Латаев,
Курск
Село российское
Село российское, сельцо...
Домов неярких вереница.
Так почему мне часто снится
Твоё забытое лицо?
Я был там много лет назад
Полупешком, полупроездом
И ночевал в сарае тесном,
Сквозь крышу видя звездопад.
Там, службу зная, петухи
Меня подняли спозаранку,
И я затопал к полустанку,
В росу макая сапоги.
Село, российское сельцо...
Как время мчится неустанно.
В твоей речушке безымянной
Воды немало утекло.
Мои менялись адреса,
Менялся я,
И ты менялось,
Но навсегда со мной осталась
Твоя неброская краса.
Я сам сугубо городской
И к сельской жизни непричастен,
Так почему мне снится часто
Туман над утренней рекой?
Как часто памятная нить
Меня уводит в полдень светлый,
Где над рекой склонились ветлы
Не в силах жажду утолить.
Мне дорог этот уголок,
И мне необходим до боли
И этот стог, забытый в поле,
И покосившийся мосток.
И небогатый обелиск
С букетиком цветов на плитах,
Здесь треть села по алфавиту
И поимённо – сверху вниз.
Здесь на остатках блиндажа
Мальчишки прыгают босые,
Ещё не осознав России,
Но ей уже принадлежа.
Село российское, сельцо...
Домов неярких вереница,
Так почему мне часто снится
Твоё забытое лицо?
Вера Бутко,
Москва
Настоящее чудо
Настоящее чудо всегда
эфемерно и хрупко.
Совершенные вещи
лишь втайне от всех создаются.
А лавровый венок и овации –
просто уступка
Пробивному характеру,
твёрдому лбу честолюбца.
Может быть, величайшую в мире
картину однажды
Написал молчаливый бариста
на пенке кофейной.
Может, в братской могиле
покоится листик бумажный
С самым лучшим из всех
существующих стихотворений.
Может, автор мелодии –
самой красивой на свете –
Был неграмотный мальчик-пастух
из далёкого края,
Забавлявшийся с дудочкой.
Кто из них в гении метил?
Нет, об этих шедеврах
никто никогда не узнает.
Как и всякое чудо,
не вечно живущее ныне,
И затеряна наша Земля
на просторах небесных.
Промелькнёт в темноте
человечество искрой и сгинет.
То ли было когда-то оно, то ли нет –
неизвестно...
Василиса Ковалёва,
Кострома
Стать бы индейцем
Стать бы индейцем,
готов хоть сейчас.
И на скачущей лошади
наискось в воздухе
Напрочь забыть окончания фраз,
Нормы, границы, запрет, этикет –
Лишь густая романтика
маревной прерии
Жадно скользит до скончания лет.
Взять бы рукою орла за крыла
И под звуки варгана и танец нагана не
Знать все свои и чужие дела.
Вырвать навечно из глаз и ушей
Телевизор и радио, даже компьютеры,
Чьи-то изыски и чьи-то клише.
Жить бы меж диких пейотов и скал,
И койотов, которые воют
в пространстве –
Пусть то единственный будет вокал.
Лариса Арефьева,
Сердобск, Пензенская область
* * *
Дед брюзжал незло: «Лахудра –
Жисть, не жисть, а ё-моё».
Хлопотал, проснувшись, хутор.
Бабы вешали бельё.
На юру дрожит верёвка,
Треплет юбки ветерок.
Сплюнул дед – глядеть неловко:
Ни одних мужских порток.
Шла война неспешно, косо –
Шаг вперёд и два назад.
Почтальонке от расспросов
Разъедала соль глаза.
Край берёзовых гнездовий.
Что война! Не съела б тля.
И, черней косынки вдовьей,
Грач разведывал поля.
Шебуршали мыши сеном –
Серопузое жульё,
И густился дух весенний
Над потеющим жнивьём.
Избы к Пасхе хорошели,
Подновить хватало сил.
День – до вздутых жил на шее,
Ночь догонит – голоси.
А мальцам – свои печали:
«Васька, в хату, где ты, плут?»
Мужикам пообещали,
Пуще глаза берегут.
Солнце день в зубах таскает,
Слава богу, что живой.
И кружится юбок стая
Над проклятою войной.
Татьяна Кузнецова,
Барнаул
* * *
Ветер осенний, простуженный,
Хлещет по окнам дождём.
Где ты, мой ряженый-суженый?
С кем ты сегодня вдвоём?
Мысли – как яблоки спелые.
Впрочем, тряси не тряси,
Помнишь, цветение белое,
Дождь золотой по Руси?
Плачет природа-печальница,
Дворник сгребает листву.
Пальцы сплетая отчаянно,
Словно девчонка реву.
Мысли уносятся в прошлое –
Лодка, песок и весло…
Было немало хорошего,
Только быльём поросло.
И вопреки ожиданиям
Нас разметала судьба,
Мокнут под дождиком здания.
Ранняя всходит звезда.
Виктор Мостовой,
Стаханов, ЛНР
* * *
Всю ночь громыхали залпы
И эхом об окна бились.
Деревья под снегом зябли,
Глаза фонарей слезились.
А утром затихли обстрелы,
И люди, кто выжил и спасся,
На смерть и руины смотрели
Разгневанным взором Донбасса.
Юлия Александрова,
Москва
Лики осени
Рыжая осень играет на скрипке,
Медленно листья вальсируют в парке.
Дарит сентябрь прохожим улыбки.
Светит, не грея, фонарь в тёмной арке.
Снова октябрь стоит у мольберта,
Осени краски любые подвластны.
Ей москвичи благодарны за это –
Солнце нас радует нынче нечасто.
Хмурый ноябрь всё плачет дождями.
Небо нависло над городом низко.
Струи царапают стёкла когтями.
Холодно. Зимние месяцы близко.
Сказочных ликов у осени много,
В каждом из них то, что близко,
найдёте.
Только бы радость ждала на пороге,
Только б почувствовать счастье
в полёте.
Ирина Моргачева,
Санкт-Петербург
* * *
Что-то с нами не то,
Что-то с нами не так:
Жизнь быстрее раз в сто,
Чем орловский рысак.
Отворяй ворота!
В предрассветной росе
От стального хлыста
Травы выгнулись все.
В поле яростный след,
Искры из-под копыт,
Тот, кто бьётся за свет,
Будет в землю зарыт.
А в надменных домах –
Деньги, роскошь и блеск,
Королевский размах,
Оглушительный треск.
Не украсть – так пропасть,
Хоть пожар, хоть война…
И стреляется власть,
И летит из окна.
Александр Раткевич,
Полоцк, Беларусь
Философия паука
Серый паук, что в углу примостился
после того, как я выключил свет,
с вечным вопросом ко мне обратился:
в жизни имеется смысл или нет?
«Всякая мысль не проходит бесследно, –
вяло сказал я, к вопросам упруг,
приплюсовав, –
философствовать вредно
в миг засыпания и... недосуг».
Это суждение в серость зачислив
или услышав за стенкою стук, –
знак, что, как люди,
он тоже завистлив, –
резко на нитке спустился паук.
Паузу выдержав, я осторожно
молвил с намёком:
«Ты истинный зверь –
мне бы хотелось, насколько возможно,
мненье паучье услышать теперь».
Он, согласившись, задвигался важно,
словно в часовне молитву творя,
и произнёс, что не любит бумажной
высохшей тли, ни на что несмотря.
И не желает словесною лепкой
в дебри чужого сознания лезть,
а убеждён, что резоннее цепко
сеть паутины без устали плесть.
«В ней и скрывается жизни значенье,
словно волненье в вине или в во...»
Мне опротивело это зуденье –
я, не дослушав, прихлопнул его.
Анна Арканина,
Москва
* * *
Прислонишься к дому –
горяч на ощупь,
облака отражаются в дачном баке.
Всё могло быть лучше,
местами проще, –
говоришь, обращаясь к своей собаке.
Лето быстро проходит,
вздохнёшь некстати.
Суетливых бабочек мир всесилен.
И родится вечность в глазах собаки
с голубой поволокой и далью синей.
Мы с тобой ещё поживём, собака.
Заплутаем в колких кустах малины
между светом жгучим
и чёрным мраком –
до утра в волшебных садах шмелиных.
Надежда Бесфамильная,
Москва
Раменской лисе
Эта пустошь… пускай она будет
ничьей,
Ивняками заросшей,
считай, заповедной…
Здесь от Раменки-речки
остался ручей,
В непролазных оврагах
почти незаметный.
Вся в снегах по зиме,
вся в весенних дождях,
Но уже не дождаться реке
полнокровья,
В городских толкотнях,
в городских нелюбвях
Здесь лиса прижилась
из лесов Подмосковья.
Не приемлет из рук никакие корма,
Но охотно идёт
на бессвязный анапест,
А с холмов всё тесней
подступают дома,
И гудят магистрали,
встречаясь крест-накрест.
И предчувствий неясных
уже не избыть
От вопроса в глазах её: камо грядеши?
Мне с лисой над ручьём
по оврагу бродить
До лазурных небес
и снегов почерневших.
Отлучусь на денёк,
а вернусь в октябре,
К листопадам да инеям,
ближе к Покрову,
И не встречу лисы, но под ивой в норе
Отыщу на любовь обращённое слово.
Виталий Волобуев,
Белгород
И кони бежали, и птицы летели
И кони бежали, и птицы летели,
Стояла над миром туманная мгла,
Душа замирала на самом пределе,
А вот за предел преступить не могла.
Но не был никем тот рубеж обозначен,
Так что же мешало его перейти,
Подумать о большем и сделать иначе,
Свои по-другому наметить пути?
Хотелось остаться на том, что досталось
От прежнего мира, от песни былой,
Но брезжит в тумане
безмолвная старость,
Её не пронять ни хвалой, ни хулой.
Остались во тьме не пропетые песни,
И жизнь пролетела – была, не была,
И птицы пропали, и кони исчезли,
И, солнцем гонима, рассеялась мгла.