Белютин Э.М. Правда памяти: картины и люди. Из записных книжек художника (1937–2007) / Элий Белютин. – М.: АСТ: Русь-Олимп, 2008. – 319 [1] с., 64 л. ил. – (Салон изящных искусств).
Если вы прочтёте где-то, что фигуру Давида в Сикстинской капелле рисовал вовсе не Шекспир, а неизвестный автор (не исключено, что по имени Эрнст), не пугайтесь: с вами всё в порядке. Это с историками искусства неладно. Да и от Шекспира, если честно, всего ожидать можно.
Впрочем, бог с ним, с Шекспиром. Но история способна озадачить. Причём чем ближе она к нам, тем менее достоверным является её писаный вариант.
Например.
«Выставка под названием «Дегенеративное искусство», представлявшая около 650 произведений, конфискованных в 32 музеях Германии, была открыта 19 июля 1937-го в мюнхенском «Доме искусства». До апреля 1941 г. она объехала ещё 12 городов, её посетили 3 миллиона зрителей». Экспозиция задокументирована, список авторов найти легко.
Тем не менее ряд источников, указывая дату 31 марта 1936 года, путает её с иной выставкой: Grosse Deutsche Kunstansstellung. Тоже интересной, но про другое.
Зачем я об этом? Дело в том, что и у нас достаточно накладок: и полувека не прошло, как выставку в Манеже, посвящённую 30-летию МОСХ (1962), обыденное сознание стало совмещать с «бульдозерной выставкой», организованной на пустыре в Беляеве-Богородском Оскаром Рабиным 15 сентября 1974 г.
Оба события замечательны, но каждое по-своему. Во втором случае – использованием техники спецавтохозяйства для демонтажа экспозиции, в первом – употреблением главой государства ненормативной лексики при осмотре. Напомним, что именно участников того показа Никита Сергеевич Хрущёв неосознанно обвинил в нетрадиционной сексуальной ориентации.
Однако даже с выставкой в Манеже не всё ясно. Например, из рассматриваемой книги Белютина выходит, что весь проект был основан исключительно на работах художников его студии. Где правда?
Впрочем, в мою задачу не входит разбор хроник. Цель скромнее – представить «записные книжки» художника, непосредственно участвовавшего в событиях, отдающихся громким эхом до сих пор. И показать, что «пленниками лабиринта» фигуранты истории остались не только в фактологии, но и в интерпретации происходящего на их глазах.
Что в целом объяснимо: лабиринт разрешается лишь снаружи. Изнутри он всегда загадка. Для её разрешения требуется «выход из-под контроля», а вот этого самого «обретения свободы» не хватило не только Белютину – все художники, ориентированные на западный арт-рынок, остались в плену иллюзий о прогрессивности абстракционизма.
Элий Михайлович Белютин обывателю неведом. Специалисты знают его как основателя движения «Новая реальность». К реальности его упражнения отношение имели косвенное. Как любая абстракция, они отражали субъективное мировосприятие автора. В качестве иллюстрации проблем частного сознания «больного ребёнка» они имели право на существование, но считаться фактом культуры им было более чем оптимистично. Речь даже не о том, что культура конвенциональна (договориться можно обо всём), а о том, что её здание возводится коллективно. Потребителем даже более, чем созидателем.
Обширные и подкреплённые множеством цитат зарубежных авторов записки Белютина пестрят уничижительными характеристиками в адрес таких мастеров, как художник Герасимов и скульптор Вучетич, и жалобами на «искусствоведов в штатском».
Последнее отдаёт некоторым кокетством, а первое смешно. Обвинение Вучетича в бездарности напоминает брань ещё одного «героя культурного сопротивления» Эдисона Денисова, обращённую к Свиридову за то, что данный композитор писал мелодичную музыку.
К людям же в «штатском» сам Белютин обращался не раз. Симбиоз между художниками и «кровавой гэбнёй» позволял мастерам кисти использовать «контору» в борьбе с идеологией. КГБ успешно играл на амбициях абстракционистов, не открывая, впрочем, им своих истинных целей.
Белютину казалось, что, воюя с Сусловым, организовывая письма Хрущёву, он творит историю, тогда как она шла своим чередом. Била ботинком по трибуне ООН, испытывала термоядерные бомбы на Новой Земле.
Даже культура была больше по зубам «неграмотному мужику Никите» и «серому кардиналу Кремля» Суслову, чем «белютинцам». Не доверяя «частному», государственные люди точно следовали тончайшему эстету Оскару Уайльду, сказавшему, что не искусство следует за жизнью, а жизнь подражает искусству.
Подражать же больному сознанию было работающей стране не с руки.
Всё же я не стану утверждать, что жизнь Белютина прошла напрасно и его эстетика оказалась бесполезной. В рамках не каждодневного труда, но озаряемого редкими вспышками поиска и созидания значение «белютинцев» переоценить трудно. Они продолжили революционную линию русского искусства, явились поздними наследниками отечественного авангарда. Их дерзания поражают до сих пор, как поражали самого Белютина утопические проекты новой Москвы, будто скопированной с «Дома в тысячу этажей» Яна Вайсса. Книги, прямо скажем, безрадостной, рисующей утопию плодом горячечного бреда. Что с того, что данный бред овладел авангардистами?
Осмелюсь всё же утверждать: народу нужны мечтатели. Знали это и «члены политбюро», и «искусствоведы в штатском». Поэтому художники-перверты (по смягчённой терминологии Н.С. Хрущёва) в лагеря оформителями не отправлялись (заключённых власти боялись испортить?), даже жили вполне безбедно. Играя с властью, они добились мировой рыночной славы, оставаясь чужаками на родине.
К чему привела их борьба, мы можем увидеть сейчас. Никого с пьедестала деятели арт-авангарда не свергли. Сами забыты. Им на смену пришли совсем уж посредственности, но такие же «дерзновенные» и раскупаемые на Западе.
Подражать Кулику или «Синим Носам» по-прежнему здоровый человек не станет. Как никто массово не спешил вслед за Белютиным.
Его книга хороша тем, что даёт понять, кем были люди, вызвавшие гнев Хрущёва. Она одинаково полезна и тому, кто всё ещё «сбрасывает Пушкина с корабля современности», и тому, кто «ни за что на свете не хотел бы <...> иметь другую историю, кроме истории наших предков».
Что ещё требовать от мемуаров?