ВОРОНЕЖ
Родился в 1955 году. По профессии – специалист в области региональной экономики. Автор 9 книг стихотворений. Лауреат литературной премии им. Н. Лескова, международных поэтических конкурсов.
***
Я вовсе не пророк
и даже не философ –
на лаврах почивал,
на нарах ночевал –
по смутным временам
доносов и допросов
в сообществе своих
сограждан кочевал.
Я часть моей страны –
загульной и былинной –
и часть её любви,
не знающей границ.
Наверное, умру –
и в Книге Голубиной
добавится одна
из множества страниц.
***
Александр Сергеевич Пушкин – замечательный русский поэт.
Из учебника по литературе
По дороге на Чёрную речку
начались Окаянные дни.
Не гаси поминальную свечку,
заодно и меня помяни.
От Воронежа до Магадана,
дорогая Отчизна, пора
помянуть Александра, Ивана,
Михаила, Бориса, Петра…
Мы хлебнули из пушкинской кружки
и до срока сошли в Интернет.
Александр Сергеевич Пушкин –
замечательный русский поэт.
***
От немыслимого чуда,
коему названья нет,
и до той поры, покуда
существует белый свет,
может статься, недалече.
Но от века – там и тут –
по этапу русской речи
нас конвойные ведут.
Оттого, что уязвимы
наши души во плоти,
все пути исповедимы,
кроме крестного пути.
Поминай меня, Иуда,
от угара этих лет
и до той поры, покуда
существует белый свет.
*** 
На площади возле вокзала,
где мается пришлый народ,
блажная цыганка гадала
кому-то судьбу наперёд.
И было в конечном итоге
понятно, зачем и куда
по Юго-Восточной дороге
ночные бегут поезда.
Когда,
на каком полустанке
из полузабытого сна
гадание этой цыганки
аукнется, чтобы сполна
довериться и достучаться
и чтобы – в означенный час –
по линии жизни домчаться
до линии сердца как раз!
***
На Савёловском сонном вокзале
провожала и плакала, но…
Помахав на прощанье в окно,
я уехал туда, где не ждали,
где уже ни друзей, ни любви –
только шалые дни за плечами,
только тихие слёзы твои
настигают, как пули, ночами.
Может быть, уходя наугад
по сквозному закатному следу,
я вернусь на полжизни назад
и уже никуда не уеду.
***
Как будто не спишь,
но при этом боишься проснуться,
как будто бежишь,
но совсем никуда не спеша –
и вот наступает пора
наконец оглянуться,
и в столп соляной обратится
живая душа.
Бывает и хуже:
забудешься и обернёшься,
душой соляной сатанея
в дорожной пыли, –
как будто не спишь,
но уже никогда не проснёшься,
как будто бежишь,
но уже не касаясь земли.
***
Не отчаивайтесь, полноте,
преходящее не в счёт.
В этой сумеречной комнате
время побоку течёт:
та же музыка астральная
по периметру кружит
и гитара фигуральная
на диване возлежит.
По лимиту вдохновения
суету окоротив,
потолкуем о забвении,
если вы не супротив.
Не отмалчивайтесь, полноте,
посидим накоротке
в этой выморочной комнате
у судьбы на поводке.
СТАНСЫ
Который год заела суета:
по кругу воевали-пировали,
но проносящий ложку мимо рта
насытится когда-нибудь едва ли.
По разуменью каждого из нас
живём на положении особом;
но суета заела, Бог не спас
и что-то заколодило за гробом.
Проносятся лихие времена
до апокалипсического срока –
наверное, кому-нибудь нужна
такая бесполезная морока.
Но чур меня! – сижу навеселе
по случаю суровой непогоды,
как Человек на суетной земле –
последнее творение природы.
***
…и вот зима:
на крышах – иней,
на сердце лёд, само собой.
Идёт поэт, от стужи синий,
но вообще – не голубой.
Вчера болезного хвалили,
потом поили задарма,
а поутру о нём забыли,
и вот, пожалуйста, – зима.
Автоматически рифмуя
какую-то белиберду,
поэт идёт и негодует,
и замерзает на ходу.
Куда несёт его по свету,
по гололедице земной?..
Не позавидуешь поэту
с утра.
Особенно зимой.
ТРИДЕВЯТОЕ АВГУСТА
Тридевятое августа.
Ночь напролёт
я сижу в полутёмном углу «поплавка»,
и какой-то эстет на эстраде поёт:
– Ах, зачем эта ночь
так была коротка!..
От луны по воде незатейливый след,
городского романса простые слова –
дежавю продолжается тысячу лет:
человек умирает, а память жива.
В акватории неба, у всех на виду,
по течению ночи плывут облака.
Не гони лошадей,
я допью и уйду.
Тридевятое августа.
Жизнь коротка.
***
В этом городе областном
даже воздух уже не тот…
Липа старая под окном
от усталости не цветёт.
Мы состарились вместе с ней –
устаканились, отцвели.
Но в один из осенних дней –
на оставшиеся рубли –
я возьму проездной билет
в тот июнь, где, дыша тобой,
осыпается липов цвет
по-над городом и судьбой…
ОБЛАКА
Человеческим законам
неподвластные пока,
над Кожевенным кордоном
вечереют облака.
Собираясь у излуки,
вечереют надо мной –
выше боли и разлуки,
выше радости земной.
Если к облаку подняться
по закатному лучу,
то такие песни снятся –
просыпаться не хочу.
То ли эхом, то ли стоном
отзывается строка:
над Кожевенным кордоном
вечереют облака.
«УЛЫБКА»
Около фонтана, в чебуречной,
где всегда роились алкаши,
говорили мы о жизни вечной
в плане трансформации души.
Атмосфера этого кружала,
не переходя на эпатаж,
в некотором роде освежала
серенький воронежский пейзаж.
Разливное пиво, чебуреки,
водовка, нечёрная икра
и чудные люди-человеки,
не особо трезвые с утра.
Но… уже давно по всем приметам
жизнь пошла по новому пути:
боулинг стоит на месте этом,
алкашей в округе не найти.
Если наше прошлое – ошибка,
если даже горе не беда,
вспомните название «Улыбка» –
это у фонтана,
господа.
***
Мы постарели, только и всего.
По разнарядке время не воротишь.
…Я вижу город детства моего –
он тоже называется Воронеж.
И мы существовали заодно
с его домами, парками, садами…
Два города сливаются в одно
пространство, разделённое годами.
Там человек у смертного одра
календари по памяти листает:
сегодня переходит во вчера,
но завтра никогда не наступает.
***
Выхожу на Острожный бугор…
В.Н.
Там, где ночь в переулках петляла
по кругам жития-бытия,
в комсомольском прикиде гуляла
соловьиная юность моя.
Сколько было всего! – не упомнишь:
по воде разбежались круги,
на корню изменился Воронеж,
постарели друзья и враги.
Мы уйдём проходными дворами –
по недолгой осенней поре –
в тишину, где поют вечерами
соловьи
на Острожном бугре…