Другие барабаны. – М.: Эксмо, 2011. – 640 с. – 5000 экз.
«Другие барабаны» Лены Элтанг начинаются как детектив. Но перед нами не классическая детективная история, а, скорее, детектив в стиле «нуар». Общее настроение книги пессимистическое, наиболее полно выраженное в образе старого обветшалого особняка. Краски, поблёкшие под слоем пыли, отвалившаяся дверная ручка, облупившийся фонтан создают резкий контраст с образом прошлого. Всё меняется за 20 лет! Именно в этом особняке, когда-то роскошном, живёт главный герой – циник и неудачник, вращающийся в богемно-криминальной среде.
Детективная фабула «Других барабанов» крайне запутана. Следователь малосимпатичен, а обвиняемый – сложная личность, отношение к которой читателю предстоит сформировать постепенно, по ходу повествования. Повороты сюжета ошарашивающие: здесь нет места предсказуемости, как в классическом детективе. Всё это характерно для «нуаровой» литературы, но в данном случае автор не стремится держаться в рамках определённого стиля. Просто так получается, что мрачноватый «нуар» идеально подходит для решения авторской задачи – с помощью него создаётся ощущение тревоги, беспокойства, ощущение растерянности и потерянности в круговороте жизни, необратимо меняющейся в худшую сторону. Именно это ощущение, навязчивое и неприятное, становится поводом попытаться исправить хоть что-то.
Пересказывать содержание детектива – занятие бессмысленное. К тому же детективная канва в тексте играет чисто вспомогательную роль. Важно не то, кто кого убил, а то, что убийство произошло. Появление трупа стало основанием для расследования и для ареста главного героя, а это, в свою очередь, становится поводом для расследования из совсем другой области – психологической. Героя терзает чувство вины, но он затрудняется сразу сказать, перед кем виноват и в чём. Поиск ответа именно на этот вопрос является по-настоящему важным, так что детективная история строится не на поиске убийцы, а на поиске героем самого себя в лабиринте воспоминаний. В этом лабиринте живут тётка Зоя, которую связывали с племянником очень странные отношения, друг детства Лютас и много ещё кто.
История убийства нужна автору лишь затем, чтобы задать структуру и создать некое внешнее действие. На этом детективном каркасе держится совсем другой текст – сотканный из множества мелких образов, цепляющихся друг за друга. Например, горные вершины в иллюминаторе самолёта вдруг напоминают о женских коленях. Стеклянные шарики, которые герой собирал в детстве, заставляют вспомнить про фотографию, отданную в обмен на эти шарики, а лицо с фотографии становится зацепкой для очередного экскурса в прошлое. Смешение детективного повествования и так называемого потока сознания – это простое и изящное решение, которое использовалось не раз, особенно в постмодернистских текстах.
Сможет ли герой, который сам признаётся, что он «человек без лица», найти своё лицо? Ситуация усугубляется тем, что самоидентификация должна произойти не только в мире прошлого, но и в мире настоящего. В настоящем главный герой – русскоязычный эмигрант, живущий в европейской стране, где никто не говорит по-русски. В подобной ситуации родная письменная речь становится единственной опорой, но опорой довольно шаткой.
К сожалению, для главного героя в родном русском языке первостепенное значение имеют не смысловые оттенки и даже не звучание, а буквы. Язык превращается в нечто безликое, как бинарный код из нулей и единиц. С помощью этого кода тиражируются образы и смыслы из чужих культур – античной Греции, древнего Шумера, Индии, Китая, европейской литературы последних двух столетий… Почему герой предпочитает обращаться к другому культурному наследию, почти игнорируя русскую культуру? Наверное, по той же причине, по которой наши соотечественники, ищущие душевного покоя, едут на Гоа, а не в российскую глубинку. Эта тенденция схвачена и отражена в «Других барабанах» очень точно.
Блуждая по лабиринту собственных мыслей, главный герой растворяется в мультикультурном пространстве. Помогут ли здесь русские буквы, за которые он цепляется так отчаянно, что готов целовать ботинок следователя, лишь бы не разлучаться с ними? В финале автор намекает нам, что встреча героя с самим собой вот-вот состоится, но чем она закончится – неизвестно. Одна из героинь любезно поясняет, что «другие барабаны» – это сигнал к отступлению, но никак не к бегству с поля боя. После такого отступления возвращение и продолжение боя возможно.
Будет ли оно? Всё-таки чёткого ответа и однозначного финала в книге нет. Автор предоставляет нам домыслить концовку самостоятельно в полном соответствии с принципами постмодернистской культуры, отменившей такие понятия, как «правильная» или «неправильная» интерпретация. Именно это обстоятельство делает чтение «Других барабанов» увлекательным, как решение головоломки. Каждый может найти здесь свои смыслы, предложить свои трактовки, которые имеют право на существование, даже если автор подразумевал нечто другое.