Приближение к Фудзияме. – М.: СЛОВО/SLOVO, 2011. – 360 с.: ил. – 3000 экз.
Видимо, солнце интереса к Стране восходящего солнца никогда не зайдёт в России. Книжный ряд популярных сочинений о нашем восточном соседе пополнил востоковед Евгений Штейнер. Пишет он легко и занимательно, что крайне важно для читателя, особенно молодого. Штейнер оговаривается, что его книга – не путеводитель (хотя половину её занимает раздел «По городам и храмам Японии»).
«Книга эта для медленных путешественников, – предупреждает он, – которым интересны культурные контексты, мелкие бытовые реалии или философские рассуждения на тему своего и чужого».
Фраза очень ёмкая. Действительно, автор мастерски соединяет в одном абзаце или даже в одной фразе бытовые мелочи и философские умозаключения, говорит ли он об устройстве японского дома или о том, что понятия «ржавчина» и «патина времени» омонимичны неслучайно, что раньше они и обозначались одним иероглифом.
Конечно, особый интерес для читателей в нашей стране представляет раздел «Русские и русское в Японии». Помимо любопытнейшего эссе о восприятии японцами Чехова – это серия фантастически интересных биографий, каждая из которых могла бы стать основой для сценария захватывающего фильма, будь у нас толковое кино. Одна из них ещё в начале 1930-х стала сюжетом рассказа Бориса Пильняка «Рассказ о том, как создаются рассказы». Это история русской девушки, которая во время Гражданской войны вышла замуж за японского офицера, уехала с ним на его родину и стала героиней написанного им романа. Но содержание этого бестселлера показалось ей оскорбительным (натуралистические наблюдения над женщиной-иностранкой), и она уехала в СССР. В реальности ничего такого в романе не было, русская жена никуда не уезжала, умерла в Японии в 1994 году. Понятно, Пильняк подпевал идеологам своего времени, но многие читатели принимали его опус за описание подлинной истории.
Упоминает Штейнер и случай с великим князем Александром Михайловичем Романовым (почему-то не называя его имени), служившим в Японии в качестве морского офицера. Тот, общаясь с японской женщиной «из низов», научился говорить по-японски, не осознавая, что это площадной жаргон, и попал впросак, заговорив на нём в присутствии членов японской императорской фамилии. (Кстати, в мемуарах великого князя есть интересный факт: вся образованная Япония хохотала над оперой Пуччини «Чио-Чио-сан»; её либретто, с японской точки зрения – полнейшая и потешнейшая развесистая клюква, так что не только русские делали промашки из-за плохого знания страны.)
Можно только пожалеть, что глава о русском и русских столь коротка. В неё не вошли рассказы о крупных деятелях науки и культуры, в частности, о проживших в Японии по многу лет (с 1922 по 1958-й) сёстрах Бубновых – скрипачке Анне Дмитриевне и художнице Варваре Дмитриевне, очень много сделавших для духовного сближения наших народов, оказавших большое влияние на культурную жизнь Страны восходящего солнца.