Ильенков был советским философом и ортодоксальным еретиком одновременно
– Москва: РОССПЭН, 2008. (Серия «Философия России второй половины XX века»).
«Мы ленивы и нелюбопытны», – говорил Пушкин. Давнее наблюдение остаётся актуальным поныне. Умственная лень, отсутствие любопытства к недавнему отринутому прошлому, пренебрежительное отношение к нему – мода сегодняшнего дня. Впрочем, одна крайность порождает другую. Безоглядный культ марксизма в советскую эпоху в нынешнее постсоветское время сменился демонстративным нежеланием помнить и говорить о нём всерьёз.
Нечто подобное произошло и с советской философией. Сегодня само это словосочетание не в чести. Первые тома книжной серии «Философия России второй половины XX века», посвящённые А.Ф. Лосеву, А.А. Зиновьеву и Э.В. Ильенкову, призваны эту порочную тенденцию преодолеть.
Если первых двух уместнее назвать «философами советского времени», то Эвальда Васильевича точнее считать и именовать советским философом. В отличие от многих, кто частично или полностью отказался от марксизма, Ильенков, как и Михаил Лифшиц, остался до конца верен марксизму Маркса. В полной мере соединив в себе две черты: принадлежность к подлинной философии и свою «советскость» (не путать с «совковостью»).
Парадокс состоял в том, что с философским официозом и властью у Ильенкова сложились совсем непростые отношения. Один финский философ удачно назвал Ильенкова ортодоксальным еретиком, поскольку он сохранил верность изначальному импульсу политической философии Маркса. Официозу ни к чему была его репутация думающего марксиста, его сомнения и творческие поиски. По-своему воспринимавший и трактовавший Маркса Ильенков отчётливо сознавал несоответствие сложившейся политической и социальной практики «аутентичному» марксизму.
Известный отечественный философ Владимир Бибихин однажды заметит, что Ильенков по-настоящему ещё не прочитан, то есть не осмыслен и не понят. Внимательное прочтение позволяет осознать всю трагичность и серьёзность советского опыта, определившего судьбу нашей (и не только нашей) страны в ХХ веке. Эпоха имела свою философию и метафизику, своё понимание истины, бытия, сознания и того, что такое человек.
Тот беспримерный захват мира, который пытались осуществить большевики, предполагал своё, новое видение истины и бытия. Большевиками двигала мысль-страсть. «В начале была»… именно мысль, и не абстрактная, а мысль как событие, подобное гераклитовской молнии («всем этим правит молния»).
Энергию своей беспрецедентной в истории человечества предприимчивости и активности коммунисты черпали именно в этом событии мысли-молнии. Иначе не понять и не объяснить, как и чем марксизм смог увлечь к середине ХХ века практически половину человечества. Чтение Ильенкова поможет многим прояснить и понять метафизику, лежавшую в основании коммунистического опыта.
Уникальность Ильенкова определяется и тем, что он остался в истории отечественной философии не просто одинокой вершиной, он создал целую философскую школу (в этом рядом с ним можно поставить лишь, пожалуй, Г.П. Щедровицкого). Ежегодно проводятся Ильенковские чтения. Выходят книги и статьи, посвящённые его творчеству, ученики пишут новые книги, спорят между собой по поводу ключевых моментов его идей.
Это говорит о том, что событие, которое можно назвать «феномен Ильенкова в философии», продолжается. Сам факт существования после его кончины целого направления служит весомым подтверждением жизнеспособности и серьёзности его философии. Значит, что его мысли и идеи живы, являются общим достоянием, одним из возможных способов понимания мира вообще.
Вопрос, как человеку думать, который фиксирует в своей проблемной статье профессор Л. Науменко, был для Ильенкова главным, а слова «мышление» и «логика» – синонимами, и он предпочитал писать их с большой буквы. Метод восхождения от абстрактного к конкретному, как и диалектика в целом, нужны были Ильенкову не просто сами по себе, а для того, чтобы разрешить проблему мышления, проблему идеального.
Вторая тема ильенковской философии – философская интерпретация так называемого загорского эксперимента, в ходе которого четверо молодых слепоглухих людей смогли получить высшее образование на психологическом факультете МГУ в 70-е годы прошлого уже века. В этом благородном деле Ильенков принимал самое активное участие, давая общую философски-мировоззренческую санкцию на него и философски «окормляя» его непосредственных участников.
Отмечу такую важную черту и особенность работы Ильенкова со слепо-глухими – его оптимистическая уверенность в том, что благодаря успехам советской психологии и педагогики можно добиться сколь угодно высокого развития их личности, да и просто жить, работать и учиться, как все обычные люди, была во многом обусловлена соперничеством марксизма с религией.
По Ильенкову, чудеса Христа в Евангелии, когда слепые прозревали, а глухие начинали слышать, вполне под силу самому человеку, оснащённому современной наукой и педагогической техникой.
На место всемогущего Бога он хотел поставить всемогущего человека. Как отметит В.Г. Арсланов со ссылкой на М.А. Лифшица, «только религия является настоящим соперником марксизма, потому что человек действительно не может быть человеком без сознания, что есть нечто выше, значительнее его».
Тот же Лифшиц говорил про Ильенкова, что его беспокойная натура и пламя его души определялись «страстным желанием выразить близость земного, нерелигиозного воскресения жизни». Парадокс истории заключается в том, что если кто сегодня и занимается в России душами слепоглухих людей систематически, а не от случая к случаю, если кто и даёт им духовные силы жить в наше жёсткое и даже жестокое время, то это Церковь и христианство. Но так уж получилось, что и Церковь, и атеист Ильенков оказались заодно – протянули свою руку тем, кто был бы обречён без их помощи и поддержки навсегда остаться в «стране тьмы и молчания».
Стоит особо выделить Письмо в ЦК КПСС «О положении с философией», написанное во второй половине 1960-х годов и опубликованное в книге. Именно оно особенно ярко иллюстрирует драму философа Ильенкова. В нём он фиксирует главное, то, что в итоге, на наш взгляд, и предопределило крушение советского проекта.
Констатируя сам факт того, что влияние подлинной марксистской философии «на события, на развитие общественных наук и естествознания приближается к нулю», философ фиксировал необратимость этой ситуации, следовательно, и крах попытки построить жизнь по Марксу.
Для него как человека мысли такое признание было настоящей трагедией. Видимо, поэтому в марте 1979 года и случилось то, что Эвальд Васильевич по собственной воле ушёл из жизни. Через 12 лет историческое самоубийство совершил Советский Союз, страна, в которую Ильенков верил и крах которой, судя по всему, предчувствовал.
Продолжает жить в философии ильенковская школа. Современная Россия робкими усилиями пытается возродить и сохранить то хорошее, что было в СССР, осуществить синтез «белой» и «красной» России. Чтобы синтез удался «вопреки всему», надо сохранить память о светлом уме и утончённом философе «красной» России – Эвальде Ильенкове, запечатлевшем метафизику и диалектику советской эпохи.