Расположение Осетии с двух сторон главного Кавказского хребта обуславливает геополитические и этнокультурные особенности осетин. И сравнение Рокского тоннеля, соединяющего Северную и Южную Осетию, со стволом пушки, называемой также единорогом, на наш взгляд, вполне уместно. С одной стороны, «орудие» поддерживает селение Нар, откуда был родом Коста Хетагуров, чья «Осетинская лира» собрала под своим крылом всю Осетию, а с другой – Верхний Рук, где родились Грис Плиты, Чермен Беджызаты и др. Разумеется, осетинская культура и искусство были едиными и до Рокского тоннеля, однако его появление сплотило население ещё и географически. Осетия прижалась к лафету, обхватив его руками, словно у неё не осталось ничего, кроме этого орудия.
Рокский тоннель – одна из главных артерий, по которым происходит обращение жизненной и культурной энергии осетин. Многие писатели и художники держали в уме данный фактор, рассуждая о безопасности и единстве народа. Если бы не тоннель, через который в 2008 году в Цхинвал вошли российские танки, город был бы стёрт с земли.
В 2013 году из союзов писателей Северной и Южной Осетии был создан единый Союз писателей Осетии. Между тем, говоря о современном состоянии осетинской литературы, невозможно избавиться от ощущения некоторого упадка. И дело не только во всеобщей тенденции размывания национальной идентичности, которая, по мнению осетинского критика и литературоведа Изеты Мамион, затронула практически весь Северный Кавказ, но и в отсутствии мотивации писать на родном языке. Изета Мамион с горечью констатирует, что золотой век осетинской литературы миновал. Последние зубры изящной словесности покидают наш мир.
После военного конфликта 2008 года в осетинской литературе появились новые писатели. Некоторые из них пишут по-русски и делают это весьма достойно. Такие имена, как Алан Черчесов, Ирлан Хугаев, Тамерлан Тадтаев и другие, на слуху у русскоязычных читателей. Их печатают московские толстые журналы, называя представителями современной осетинской литературы, в чём лично я сомневаюсь. Разумеется, известны примеры высшей экзофонии (термин введён немецкими литературоведами в 2007 году), когда пишущие не на родном языке вносили существенный вклад в сокровищницу словесности. Это и Кафка, писавший на немецком, и двуязычные Набоков и Кундера, и многие другие. Однако Кафка был евреем, жившим в чешскоязычной среде, и вряд ли перед ним стояла проблема сохранения родного языка. Что же касается Набокова и Кундеры, то они создали себе имя задолго до того, как первый написал по-английски «Лолиту», а второй по-французски – «Неспешность». В любом случае каждый из них, на наш скромный взгляд, руководствовался не желанием обогатить английский и французский языки, а выражать свои мысли сообразно поставленным целям – лаконично и ёмко. Бродский, кстати, был русским поэтом и англоязычным эссеистом, настаивавшим на том, что два языка всегда играют друг с другом, между ними происходит интерференция, традиции сталкиваются, и этим необходимо пользоваться.
Итак, утверждать, что русскоязычные писатели способствуют развитию осетинского языка, который Мартин Хайдеггер определял как «дом бытия», не приходится. Но обвинять их в том, что они игнорируют проблему исчезновения осетинского языка, – также неправомерно.
Следует отметить, что переводы представленных нами осетинских авторов выполнены достаточно профессионально. В них бережно сохранены и колорит, и языковые особенности оригинала, чтобы русский читатель получил адекватное представление о современной осетинской литературе.
Игорь Булкаты