Ах, дача милая! Любила б я тебя,
когда б не времена и нравы!
Наш подмосковный дачный посёлок образовался после войны, когда офицерам Генштаба давали тут большие участки. Потом они стали мельчать – делились между наследниками. Менялись и обстоятельства дачного бытия. В конце 80-х – вдруг перестал действовать поселковый водопровод. Дважды собирали средства на его ремонт, и оба раза деньги пропадали вместе с очередным поселковым начальством, а народ ходил по воду к единственному общему колодцу.
Когда поселковое начальство исчезло как класс, а общественный колодец, всегда прежде открытый, завесили замками, что всё равно не спасло его от откуда-то набежавшего хулиганья, швырявшего туда для забавы что в голову взбредёт, все стали рыть колодцы у себя на участках. Дорогие, исключительно индивидуального пользования. Но землю – в отличие от людей – не обманешь. Когда нарушается подземная природная гидросистема, не жди чистой водички.
Всё это происходило летом. А зимой дачи стали разорять, не столько грабя, сколько пакостя: разбивали стёкла, выламывали замки. Как-то по весне позвонил сосед: Анна, кто у тебя там живёт? Я приехала немедленно и, когда отпирала калитку, увидела, как через забор врассыпную бросились на улицу бомжи, облюбовавшие, как оказалось, мой флигелёчек. Электричество включить они не сумели и от злости разломали выключатели. На полу, расстелив лист железа, разводили костёр; около него так и осталось стоять ведро с очищенной картошкой. Я до сих пор не понимаю, как дом вообще не сгорел.
Но это были цветочки. Ягодки ждали нас впереди, когда территорию расположенного по соседству опустевшего пионерлагеря купили новые русские. И пошла ну совсем другая жизнь.
Первым делом они возвели шестиметровый сплошной забор. По периметру – охрана, день и ночь глазеющая на нас, старых русских, со своих вышек. Старым русским показалась не слишком уютной жизнь под всевидящем оком новоявленного Большого Брата, а что сделаешь? Они – на своей территории, куда хотят, туда и смотрят.
Впрочем, старые дачи благодаря именно этому обстоятельству грабить стало не очень удобно. И мы даже рады были, что всю ночь на наши участки светили оттуда мощные прожектора, и даже просили, заискивая, охранников: ты уж глянь лишний раз в мою сторону, будь так добр, а, Колян?!
Но радовались мы рано. Новым русским понадобились дороги. И они их сделали – асфальтовые, вырубив деревья, соорудив себе роскошный, выложенный плитами кювет. А поскольку новый русский сосед с другой стороны завёл себе бассейн, воду из которого спускал прямо под наши участки, у нас заколосились папоротники, зацвели мхи и явились на свет грибницы, которых отродясь тут не было, а вода в колодцах окончательно позеленела от горя и совсем перестала быть питьевой.
Парковки они устроили в нескольких метрах от наших домов. Тихий переулочек, по которому раньше проезжали ну раз пять в год, не больше, превратился в подобие Садового кольца – и по количеству машин, и по качеству воздуха. Идёт-гудёт весёлый шум в любое время суток. Особенно радостно, когда часа в четыре утра в трёх метрах от твоего спального места паркуется кавалькада, оживлённо хлопают дверцы, на встречу дня встаёшь, кудрявая, и хохочут в лицо тебе бойкие девицы с розовеющими голыми пупками.
И занимается заря над озером, давно превратившимся в чьё-то частное владение, забором огороженное, и показывается солнце по-над лесом, куда мы забыли дорогу, потому что стал он настоящей помойкой.
Но самое интересное происходило с электричеством. Ну тем самым, которое не обнаружили когда-то мои бомжи. Оно отрубалось по всему посёлку, когда новым хозяевам жизни надобилось – в особо крупных размерах. У нас текли холодильники, портились продукты и невозможно было даже согреть чаю – тоску залить. Но им же надо, они – строятся! Какие ещё вопросы?
Потом они завели себе автономную электростанцию, и это было хорошо, потому что общественное электричество в последние годы стало отключаться при дожде или вообще когда захочет. Требования к службам электрообеспечения результата не дали, хотя были подкреплены солидным авансом. «Когда упадёт столб – он стоит под углом в 45 градусов – кто будет отвечать?» – горячится сосед. «Я, я», – поглаживает себя по животу электроначальник таким движением, что понимаешь ясно: ни за что и никогда он не ответит. Хоть убейся. Так что если бы не новые русские, весь посёлок бы регулярно погружался в сплошную тьму, а так от их «кремля» всё-таки хоть далёкий свет во тьме светит.
Новая дорога новых русских также развила в нас творческое, дизайнерское начало. Их грузовики стали регулярно въезжать в угловой забор соседа. Он регулярно его чинит. Иногда пытается отгородить его от проезжей части – бетонирует трубы стоймя, возводит живописные горки из камешков. Но что КамАЗу эта производственная эстетика? Проехал раз – и нет труб и камешков. Теперь мы ищем, где бы приобрести противотанковые «ежи». Но это, согласитесь, экзотика.
Не могу сказать, что мы сдались сразу. Пытались договариваться. Сажали по обочинам переулка деревца – саженцы немедленно утрамбовывались автомобилями. Мы рисовали на въезде знак «тупик», но никто не верил. Мы купили шлагбаум – его сбивали столько раз, что в конце концов он превратился в негодный прутик. Соседка выскакивала на дорогу, грудью преграждая дорогу, – ей переехали ногу.
Словом, дачные отношения старых и новых русских находятся в стадии динамичного развития. Как будет развиваться процесс, увидим. Но в нашем посёлке проживает ещё и община вовсе нерусских. Это гастарбайтеры-таджики. У них здесь своя иерархия. Есть «хозяин» – глава общины, разделённой на бригады. Бригадиры, как правило, – молодые пассионарные ребята, сносно говорящие по-русски, с ними мы, дачники, и ведём дела; рядовые члены бригады по-русски почти не говорят. Работают они от зари до зари, строят плохо, зато недорого и всегда под рукой.
Один такой работяга, с трудом подбирающий русские слова, увидев меня впервые, вдруг превратился в соляной столп. Как выяснилось, я ну очень похожа на его жену в Новосибирске, которую он оставил с маленьким сыном. Так похожа, что он в первую минуту просто решил, что я – это она, только косу обрезала.
Другой его земляк долго расспрашивал меня, «как снять жену в России». Я пробовала объяснить ему, что «снимают» – проституток, а жена – это когда женятся. Не понимает. Говорит: «Нет, мне на год-два надо жену. Ты журналистка? Ну напиши в газете объявление: сниму жену на год». «А сам?» – любопытствую я. – «Писать не умею». – «Как???» – «Да с шести лет вот работаю…»
Милицейскую машину, которая регулярно объезжает посёлок, они знают по звуку мотора. Когда они впервые, работая у меня в саду, бросились вдруг вглубь участка, падая ничком в высокую, некошеную траву, я растерялась; оказывается, в переулок въезжали милиционеры. Как увидят – штраф с каждого; сколько раз в день увидят – столько раз и оштрафуют.
В Подмосковье таджики живут то арендуя бедные дачки, то в каких-нибудь железных гаражах, раскаляющихся на жаре до невозможности дышать. Новые же русские живут, полагаю, неплохо, может быть, даже с кондиционерами, но за забором не видно. Во всяком случае, могут позволить себе, наняв таджиков, не заплатить им за работу. И ничего не сделаешь, у богатых охрана, к ним не подойдёшь.
А мы, старые русские дачники, поживаем тут так себе. По сравнению с таджиками так просто замечательно. Устаём только очень. Особенно – от тревожных мыслей о душевном самочувствии наших соседей – новых русских. Ведь как же они, бедняги, страдают от созерцания дачных контрастов! Как мучаются, глядя на нас и на гастарбайтеров!
А иначе зачем бы им строить вокруг своих загородных жилищ такие высокие заборы?