В СССР даже при «перестройке» редко привлекались к уголовной ответственности за коррупцию прокуроры или судьи. Возможно, не всё выявлялось. Сегодня три московских СИЗО чуть ли не под завязку полны бывшими правоохранителями, включая выходцев из ФСБ. По некоторым данным, сидят около десятка генералов. Это показатель: государство не на словах даёт бой коррупции. Но и свидетельство: болезнь не побеждена, глубоко проникла в сферу правоохранительной деятельности, а её работники подчас нарушают нормы закона и морали. В круглом столе по теме «Коррупция как причина нарушений прав человека в правоохранительной сфере» участвуют Евгений Мысловский – член СПЧ при Президенте РФ, почётный президент фонда «Антимафия», автор персональной рубрики в «ЛГ», Татьяна Андреева – член СПЧ, доцент кафедры гражданского процесса юрфака МГУ им. Ломоносова, Кирилл Каледа (отец Кирилл) – настоятель храма на Бутовском полигоне в Московской области.
Татьяна Андреева:
– Нет ничего опаснее для общества и государства, чем чиновник или правоохранитель с нечистыми руками и совестью. За девять месяцев 2023 года в суды направили 7947 уголовных дел о коррупционных преступлениях, в них участвовали 8998 человек. Больше всего дел о взяточничестве – 67%, остальные связаны с мошенничеством. В 2022-м было примерно так же: 10 тысяч дел. Надо и дальше прилагать усилия, чтобы кардинально поменять ситуацию. Сразу возникают вопросы: откуда берутся судьи-оборотни? Неужели виной низкие зарплаты?
Полагаю, что одна из важнейших проблем сложившейся у нас системы – чрезмерная нагрузка, что и сказывается на качестве решений. Хотя, на мой взгляд, главное – человеческий фактор, этическая, нравственная составляющая. Если честь и достоинство у судьи есть, никакие обстоятельства не заставят его идти против совести даже ценой потери работы. Такие случаи, кстати говоря, есть. Судьи уходили и уходят из профессии, чтобы не продаваться.
Как многие коллеги, полагаю, что неправильно было убирать из практики институт «Друзей суда», когда независимые учёные-юристы могли представить свои соображения суду. Это, конечно, некое вмешательство в процесс, но не попытка оказать давление. Судьи могли согласиться с оценками или нет, но в любом случае взгляд со стороны, как правило, был полезен. Этот институт пришёл с Запада (юридические практики там имеют большую историю), был одобрен Конституционным судом и включён в его регламент. Затем перешёл в Арбитражный суд. Вдруг года два назад «Друзей суда» официально отказались признавать. Сторонний взгляд на судопроизводство теперь невозможен. Не следует ли вернуть?
Также считаю, что для усиления правозащиты надо повысить статус и возможности Совета по правам человека и развитию гражданского общества при Президенте РФ. По отзывам граждан можно сделать вывод: люди доверяют Совету, надеются, что он может не только советовать, выступать с заявлениями, но и что-то решать практически.
Не могу не высказаться о третейских судах. У меня есть личный опыт. Была арбитром международного коммерческого суда при Торгово-промышленной палате РФ. Эта форма судопроизводства – одна из альтернативных форм разбирательства. Её преимущество: стороны сами выбирают арбитров при решении спора, обязательное требование – беспристрастность и независимость. Когда меня привлекали к рассмотрению споров, я должна была давать подписку, что не имею конфликта интересов со сторонами. При этом форма контроля остаётся за государством, оно вправе отменить решение, например, через механизм выдачи исполнительного листа, если проигравшая сторона отказывается выполнять вердикт.
Третейские суды не входят в судебную систему, закреплённую в Конституции РФ, но в Гражданском кодексе предусмотрено, что защита гражданских прав ими может осуществляться, всё это в рамках закона. Кстати говоря, и частное следствие, вокруг которого немало споров, на мой взгляд, возможно. Возражают, что, мол, частная деятельность требует платы за работу, а кто платит, тот и заказывает музыку. Именно поэтому важно добиваться, чтобы эта публичная функция не превратилась в средство получения дохода, не стала бизнесом. Надо определить чёткие критерии: всегда ли частное – честное.
Нравственная основа в ра¬боте правоохранителей сверхважна. В моей биографии был период, когда я возглавляла юридический отдел в Совете по делам религий при Совмине СССР. Нередко готовила письма в защиту верующих. Например, одного мальчика исключили из техникума за то, что пел в церковном хоре. А как-то в духовном учебном заведении в Сергиеве Посаде читала лекцию о свободе совести, и один семинарист вдруг сказал: вы всё хорошо говорите, но законно или незаконно меня лишили воинского звания, когда я поступил в духовную семинарию? Ответила: надо изучить обстоятельства. Он вскоре приехал в Москву, показал документы. Взялась восстанавливать справедливость. Один из руководителей, помню, спросил: у вас партбилет другого цвета, коль вы так за парня переживаете? Но меня поддержал председатель Совета по делам религий Константин Михайлович Харчев. Написали Генеральному прокурору СССР Сухареву. Тот удивился: мол, не было такого, чтобы опротестовывался приказ Министра обороны СССР. Молодого человека в итоге восстановили в офицерском звании, а он уже окончил семинарию, получил свой приход. Но служение Богу и офицерство, как служение Родине, совсем не противоречат друг другу.
Отец Кирилл (Каледа):
– Мне представляется, что ситуация в следствии и судах отражает нравственное состояние общества. К сожалению, нередко стёрты грани между добром и злом. В советское время понятия были яснее обозначены. Сейчас нередко чёрное называют белым, а белое чёрным. Кроме того, очевидно, что основной ценностью для многих соотечественников стали деньги. В том числе для служителей Фемиды. Люди пытаются строить земной рай в отдельно взятой квартире или коттедже. Думаю, необходимо принять меры, организационные и законодательные. Я не юрист, что-то конкретно не посоветую. Но одно совершенно очевидно: надо гораздо серьёзнее и системнее вести воспитание молодёжи, детей, всего общества. Без религиозной идеологии это очень трудно. Пока не поймём и не двинемся в этом направлении, будем натыкаться на коррупцию и правовой беспредел.
Татьяна Константиновна Андреева правильно сказала, что без доверия к суду государство рассыпается. Особенно теперь, когда идёт СВО. Люди, пережившие военные тяготы, невзгоды, часто обращаются к Богу. Задумываются о смысле жизни: что важно? Или даже идут в монастырь, как это в давние времена сделал Пересвет, участник Куликовской битвы. Он был воином, но ушёл в монастырь, а там Сергий Радонежский благословил его на участие в войске Дмитрия Донского. Мы также знаем, что после Великой Отечественной войны в монастыри и храмы пришло много офицеров-фронтовиков.
Обнадёживает, что запрос на духовность востребован, усиливается. Люди чаще задумываются, для чего живут, в чём промысел Божий. Мы по-настоящему свободны, если с нами Дух Господень, совершающий над нами попечение. В завершение скажу, что мы готовы принять у себя на Бутовском полигоне сотрудников любых правоохранительных органов. Как и любого другого человека.
Евгений Мысловский:
– Хочу поддержать отца Кирилла. Я пришёл на работу в прокуратуру в 1969 году. Тогда 70% сотрудников были женщины, а 30% – мужчины, прошедшие войну и имевшие фронтовые ранения, из-за чего их не брали на службу в КГБ или МВД. Когда получал направление в отделе кадров Мосгорпрокуратуры, мне в шутку сказали: нашли вам место в артели инвалидов. Я понял, что к чему, лишь на работе. Потом осознал гораздо более значимое: прошедшие войну люди относились с великодушием к своим клиентам, не видели в них врагов, а видели падших, которых надо поднимать, исправлять, помогать. И многих поднимали. Правоохранительство шло рука об руку с человечностью. Это надо быстрее возрождать.
Отец Кирилл стоит во главе необычного храма. Бутовский полигон – место, известное массовыми расстрелами в 1937 году. Было бы полезно всех сотрудников правоохранительных органов, студентов юридических вузов знакомить с ним, чтобы они прочувствовали ужас бездоказательного террора от имени государства. Расстрелы ведь не были беззаконными, проводились на основе действовавших законов. Но сами законы были чудовищными. Как и многие исполнители. Прочувствовав это, все, кто трудится в нашей сфере, станут более готовы к размышлениям на темы: что важнее – голос разума или сердца, жестокость или милосердие, гуманизм или реальность бытия. Ответить себе на подобные вопросы крайне важно. Если кто-то не находит доказательств существования Бога, пусть хоть задумается, в чём причины возрастания религиозных убеждений во время войны, других крайних испытаний? И, конечно, человек, который служит правосудию, должен задумываться над понятием «душа», а также производными от него понятиями: «бездушие», «равнодушие», «благодушие», «великодушие»…
Увы, от фактов не уйти. Прежде среди взяточников попадались чаще всего участковые, оперативники, реже следователи, ещё реже прокуроры. О судьях речи не было. А если что, поступали жёстко. В начале 1950-х нашумело дело по судьям Москвы и Верховного суда СССР. С ними поступили по всей строгости, была сделана «прививка» на десятилетия вперёд. Надеюсь, недавняя чистка судей в Ростовской области станет чем-то подобным.
В связи со всем этим сошлюсь на личный опыт. Работая какое-то время в Российской академии интеллектуальной собственности, участвовал в рассмотрении уголовных нарушений прав на объекты интеллектуальной собственности. Например, прав владельцев программного обеспечения. Как-то по стране пачками стали привлекать к уголовной ответственности людей, которые устанавливали на компьютеры пиратские программы. А происходило так. Оперативники высматривали в газетах или интернете объявления с предложениями частных мастеров по услугам ремонта или наладки компьютеров. Следователь «инкогнито» выходил на мастера и просил установить у себя на якобы частном компьютере программу «Автокад» стоимостью порядка 90 тысяч рублей. У мастеров таких программ не было. «Подсказывали» поехать на рынок и за 10 тысяч рублей спокойненько скачать пиратскую копию. А расходы плюс плата за установку будут-де возмещены. Всё это не назовёшь иначе как провокацией, что запрещено Законом об оперативно-розыскной деятельности. Однако мастера велись, ехали на рынок за программой. Оперативники объявляли покупку контрольной, возбуждали уголовное дело. Лихая технология «раскрытия» преступлений настолько им нравилась, что они даже обменивались в интернете опытом. Как-то представили такое уголовное дело в один из райсудов Москвы. Разобравшись, судья вызвала провокаторов и при прокуроре буквально швырнула папку с делом в лицо одного из них. Сказала: если ещё раз попробуете провернуть что-то в таком духе, появится уголовное дело. Скандал не стал публичным, но провокации, а ими занимались не только столичные оперативники, тут же сошли на нет.
Уверен, если судьи будут принципиальными и не станут идти на поводу у оперативников, сумеем обуздать следственно-судебный произвол. Да, уже сейчас для исправления судебных ошибок (от них не застрахуешься на сто процентов) существуют судебные инстанции – апелляционная и кассационная. Но обычно они не желают исправлять допущенные судебные ошибки, за исключением одиозных случаев. Отсюда масса необоснованных приговоров. Страшно сказать, но анализ жалоб осуждённых приводит к выводу: примерно 30% из них сидят ни за что. По нашим заключениям и по мнению Уполномоченного по правам человека Т. Н. Москальковой, суды неохотно исправляют ошибки, подчас неумышленные, а совершённые по неопытности или из-за спешки. Почему? Готового ответа нет. Часто причины кроются в сфере психологии. Кроме того, в судебном сообществе понятие «честь мундира» нередко воспринимают буквально. Законодателям и представителям Верховного суда России надо обратить на проблему пристальное внимание. И решить её наконец.
Как ни печально, надо признать: предусмотренная УПК система контроля за работой судов себя не оправдывает. Ещё в Древнем Риме возник вопрос: «Кто будет сторожить сторожей?» Востребована система внешнего контроля за правоохранительной и судебной системами, независимая от руководителей этих органов, подчинённая государству. Что-то вроде Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Такую структуру реально учредить при Совете безопасности РФ, чтобы нарушения в правоохранительной сфере перестали угрожать людям и государству. Надо ужесточить контроль за работой чиновников всех уровней во всех сферах. Например, массовые аварии тепловых сетей в Подмосковье во время зимних морозов – прямое следствие безответственности хозяев сетей.