ЛИТПРОЗЕКТОР
Наконец-то стал известен человек, знавший, кто написал роман «Тихий Дон». Это – Иосиф Виссарионович Сталин. В книге Бенедикта Сарнова «Сталин и писатели» (том 3) читаем: «…он безусловно знал, что Шолохов не был автором «Тихого Дона». Ну если уж товарищ Сталин «безусловно знал», кто не является автором, то, без сомнений, знал и автора. А то так называемые антишолоховеды уже 85 лет не могут определиться с кандидатурой. В этом качестве предлагался даже неведомый литературный раб, много лет сидевший, как кот учёный, на цепи в подвале шолоховского дома. Антишолоховедам осталось уповать только на Лубянку: может быть, там в каких-то совсекретнейших анналах записано: «Имярек – подлинный автор «Тихого Дона». Отсюда понятно, что мы имеем дело с поисками, аналогичными поискам Буратино Поля чудес в Стране дураков.
Поэтому с понятным нетерпением листал толстый том Сарнова. Сталин всё-таки – надёжный источник, информированный был человек. Увы, опять меня ждало разочарование. На 276 страницах главы «Сталин и Шолохов» я так и не нашёл имени «подлинного» автора «Тихого Дона». Может быть, уста Бенедикта Сарнова запечатаны некой государственной тайной, которую ему сообщил лично Сталин, и раскрыть её он пока не может? Или он прилежно повторил все удивительные открытия антишолоховедов, смахивающие на открытия гоголевского Поприщина, для того чтобы сообщить нам: проблема авторства «Тихого Дона» была той «верёвочкой», на которой Сталин держал Шолохова? Полно, не смешите: Сталин умел покрепче верёвочки вить. Одно нахожу объяснение гигантским компилятивным трудам Сарнова – невероятное на первый взгляд, но полностью соответствующее поприщинской логике антишолоховедов: Сталин и есть автор «Тихого Дона». Да-да, именно Сталин, иначе зачем он «пресёк все «сплетни» о плагиате и «назначил» автором этой великой книги молодого Шолохова», как сказано в аннотации? Натурально затем, что несолидно было руководителю СССР выступать в качестве романиста, и нашёл он для этой роли статиста – мало кому тогда известного юного провинциального прозаика Михаила Шолохова. Роман-то получился «вполне антисоветский», а кто мог себе позволить написать и напечатать антисоветский роман, кроме самого Сталина? Да и Сталин, в общем, не мог себе этого позволить, поэтому и «назначил» другого автора. Ах, какое увлекательнейшее занятие антишолоховедение! Мир, где всё возможно! Игра, в которой нет ни правил, ни запретов!
Нет, не могу удержаться от соблазна! Брошу и свои пять копеек! Торжественно объявляю, что подлинный автор «Тихого Дона» – Михаил Стефанович Кузнецов, казак станицы Еланской!
Но о нём чуть позже.
В своё время я писал в «ЛГ», что найденная шолоховская рукопись первых двух книг «Тихого Дона» (далее – «ТД») ничегошеньки не изменит в позиции антишолоховедов. Предлагать им рукопись в качестве доказательства – это всё равно как сумасшедшим показывать справку, что они сумасшедшие. А на них действует, скажем, только лечение электричеством. Моё пессимистическое предположение полностью подтвердилось. Моментально забыв, что отсутствие рукописи многие годы было их главным аргументом, поприщины от литературоведения заявили, что рукопись здесь ни при чём, её любой дурак переписать может. Мне стыдно за наше «образованное общество», которое долгие годы воспринимало этих людей всерьёз, за телевизионное начальство, что широко открывало им двери ТВ. С точно таким же успехом можно было бы допустить до эфира «специалистов», утверждавших, что большинство романов Достоевского, начиная с «Игрока», написаны другим человеком. Ведь рукописей-то их нет, Достоевский диктовал эти романы жене-стенографистке!
Вот и Сарнов: он ни слова не написал в своей книге о найденной шолоховской рукописи, будто не существовало ни её поисков, ни многолетних спекуляций антишолоховедов по этому поводу! Сильно подозреваю, что глава «Сталин и Шолохов» написана Сарновым давно, до обнаружения рукописи, и подобные спекуляции в ней тоже имелись. Но теперь, по здравом размышлении, чтобы не попасть впросак, он, наверное, решил их выбросить, а о рукописи… просто не упоминать. Что и понятно – одно такое упоминание перечеркнуло бы все его 276 страниц, заполненных пересказом тяжёлого и осложнённого, как говорят психиатры, бреда антишолоховедов. В тех же редких случаях, когда Сарнов добавляет что-то «от себя», поражаешься только одному – его редкой некомпетентности.
«Нужен был писатель только с хорошей анкетой… Вот подоплёка того, что выбор пал на М.А. Шолохова… У М.А. Шолохова оказалась подходящая биография и анкета», – разъясняет нам Сарнов, почему Сталин «назначил» Шолохова автором «ТД». Очень сомневаюсь, что сам Сарнов читал эту анкету, написанную Шолоховым в апреле 1928 года, на съезде ВАППа – как раз тогда, когда печаталась первая книга «ТД» в журнале «Октябрь». Вот ответы Шолохова на политические вопросы анкеты: «Партийность (если член партии или ВЛКСМ – с какого года)» – «беспартийный»; «В каком профсоюзе состоите» – «не состою»; «Какую общественную нагрузку (кроме вапповской) несёте» – «никакой»; «Какую работу выполняете в организациях ВАППа» – «никакой». А за рамками этой анкеты остались более серьёзные, по советским меркам, вещи. Отец Шолохова, когда-то владевший паровой мельницей, был «лишенцем», а тесть, бывший станичный атаман, сидевший в тюрьме при советской власти, служил псаломщиком в церкви, самого Михаила Шолохова в августе 1922 года, в бытность продовольственным инспектором, осудили на год условно за уменьшение налоговых заданий голодающим казакам и исключили из комсомола… Конечно, всё это было известно «соответствующим органам», в поле зрения которых Шолохов попал ещё в 1926 году, когда ГПУ перехватило его письмо из Москвы Харлампию Ермакову, прототипу Григория Мелехова. «Подходящая» ли биография?
Надо представлять, и в каких условиях Сталин якобы «назначил» Шолохова автором «ТД». О своём решении публиковать роман в журнале «Октябрь» А.С. Серафимович объявил в ноябре 1927 года, на приёме в честь 10-летия Октябрьской революции. В ту пору достигла апогея борьба Сталина с троцкистско-зиновьевской оппозицией, которая 7 ноября вывела на улицы Москвы и Ленинграда контрдемонстрации, шла напряжённая подготовка XV съезда ВКП(б)… Только и дел Сталину было, что подыскивать автора для романа о донском казачестве!
Не знаю, на каком основании Сарнов делает и такой вывод: «Что же касается дискуссии об авторстве «Тихого Дона», то она появившимся в «Правде» в марте 1929 года «Письмом в редакцию» была закрыта напрочь и наглухо. И это может служить дополнительным подтверждением того, что закрыл тему не кто иной, как сам Сталин». Ну как же «напрочь и наглухо», когда так называемая голоушевская версия загуляла в начале следующего, 1930 года? Издательство «Федерация» выпустило тогда книгу «Реквием. Сборник памяти Леонида Андреева», включавшую напечатанное без комментариев письмо Л.Н. Андреева театральному критику С.С. Голоушеву, из которого следовало, что последний в сентябре 1917 года предлагал Андрееву для публикации в газете «Русская воля» некое произведение под названием «Тихий Дон», но Андреев его отклонил. Сплетни и пересуды возобновились с новой силой и продолжались несколько месяцев, пока не был обнаружен в газете «Народный вестник» от 24 сентября 1917 года очерк «С тихого Дона», напечатанный С. Голоушевым под псевдонимом «Сергей Глаголь». Одного абзаца из этого плохенького очерка было достаточно, чтобы понять, что Шолохов мог «переписать» его только под угрозой расстрела. Но сплетня есть сплетня, и «голоушевская версия» в различных интерпретациях гуляла до самой смерти Шолохова… А в 1934 году начальник Вёшенского отдела НКВД Меньшиков нашёл нового «автора» «Тихого Дона» – исключённого из ВКП(б) в 1929 году троцкиста Еланкина, даже завёл уголовное дело по этому поводу. Вот тебе «напрочь и наглухо»! В общем, опять Сарнов попал впросак со Сталиным.
Иконечно, не может Сарнов удержаться, чтобы не повторить «символ веры» антишолоховедов, из которого, правда, уже выпало упоминание о рукописи: «Шолохов же в «Тихом Доне» пишет о том, чего не знал и знать не мог, и при этом с редкостной этнографической точностью и художественной сочностью и мощью живописал колоритнейший быт довоенной казачьей станицы (сам – не казак, а иногородний), а потом – войну, и Первую мировую, и Гражданскую, ни в одной из которых по малолетству не мог участвовать».
Ну, во-первых, до восьми лет Шолохов числился именно казаком (казачьим сыном), а мать его – казачкой, и звали его тогда, между прочим, Михаил Стефанов сын Кузнецов, хотя казак станицы Еланской Стефан Кузнецов не был его родным отцом. «Иногородним» и одновременно Михаилом Александровичем Шолоховым будущий писатель стал в 1913 году, когда после кончины Стефана Кузнецова родной отец мальчика Александр Михайлович Шолохов получил разрешение обвенчаться церковным браком с его матерью – Анастасией Даниловной Кузнецовой (Черниковой).
Во-вторых, прототипами героев «ТД» были ближайшие родственники и «свойственники» Шолохова – в частности, его мать Анастасия Даниловна (Аксинья Астахова) и её первый муж казак-гвардеец Стефан Кузнецов (Степан Астахов). Никакой другой писатель, кроме Шолохова, их не знал и знать не мог, выражаясь словами Сарнова. И подобные сугубо личные детали, перешедшие в роман, куда важнее споров относительно рукописи, а также того, что Шолохов «знал» и чего он якобы «не знал». Существуют две лучшие, на мой взгляд, во всём шолоховедении книги – «Тихий Дон»: рассказы о прототипах» и «Михаил Шолохов. Страницы биографии» Г.Я. Сивоволова (изданные в Ростове-на-Дону соответственно в 1991 и 1995 годах), которые я широко использовал в работе над своим романом «Огонь в степи» («Шолохов»). Сивоволов, отставной полковник МВД, житель верхнедонской станицы Каргинская, в течение многих лет записывал рассказы живых прототипов героев «ТД», а также родственников и знакомых тех прототипов, которые уже умерли: Стефана Кузнецова, Харлампия Ермакова, Алексея Дроздова (другого прототипа Григория Мелехова), Павла Дроздова (Петра Мелехова), Анны, Дмитрия и Анастасии Поповых (Листницких), Павла Кудинова, Алексея Ковалёва (Алёшки Шамиля) и многих других. Всё это были люди, которые окружали Шолохова до 1922 года, когда он уехал с Дона. Кроме того, Сивоволов убедительно доказывает, что места, описанные в романе, и их названия прямо связаны с местами пребывания М. Шолохова на Верхнем Дону.
В-третьих, ответ на «козырной» вопрос антишолоховедов, заученно повторенный Сарновым: как мог Шолохов описывать войну – «и Первую мировую, и Гражданскую, ни в одной из которых по малолетству не мог участвовать», содержится отчасти в сохранившемся его письме Харлампию Ермакову, главному прототипу Григория Мелехова, от 6 апреля 1926 года. Шолохов спрашивает, не уезжает ли Ермаков из своего хутора в мае-июне, потому что ему необходимо получить от него «некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года… Сведения эти касаются мелочей восстания В. – Донского». И действительно, в эти два месяца и позже, согласно Сивоволову, Шолохов часто бывал у Ермакова в Базках. Нет оснований сомневаться, что похожим образом он работал с другими прототипами героев-фронтовиков «ТД». Но я не знаю, какие ещё претенденты на авторство «ТД» могли бы получать аналогичные сведения у прототипов героев романа – разве что уже упомянутый Иосиф Сталин, который в принципе мог получить сведения у кого угодно. Скажем, у того же Харлампия Ермакова, когда его арестовало ГПУ.
Но больше всего меня поразил следующий пассаж Сарнова: «Шолохов… являл собой полную противоположность Бабелю. Он был сделан совсем из другого теста, и в этом качестве был так же уникален, как Бабель в своём. В своих взаимоотношениях с цензорами и редакторами он проявлял такую лакейскую готовность к компромиссу, что тут впору говорить уже не о компромиссе, а о полной и безоговорочной капитуляции».
Может быть, это сказано о трёхлетней титанической борьбе Шолохова с цензурой за опубликование третьей книги «ТД»? Шолохов дошёл до самого Сталина, но добился, чтобы она вышла без всяких изменений! А когда такие изменения явочным порядком были всё же сделаны (редакция журнала «Октябрь» изъяла рассказ старика-старовера о кровавом комиссаре Малкине), Шолохов настоял, чтобы этот кусок напечатали в конце следующего номера. Уникальный, между прочим, случай в советской литературе, другого такого я не знаю. Что же касается печально известного издания «ТД» 1953 года, в которое было внесено до 400 изменений, то оно никогда не переиздавалось и теперь его можно найти только в отдельных библиотеках и у коллекционеров. Между тем общий тираж романа ещё к 1946 году превысил пять миллионов экземпляров, он выходил полностью и отдельными частями 118 раз. С этой точки зрения изувеченное редакторами и цензорами издание «ТД» 1953 года, на которое Шолохов согласился из-за материальных проблем (к тому времени его книги четыре года не переиздавались), было каплей в море.
Многие герои трилогии «Сталин и писатели» – Горький, Маяковский, Зощенко, Демьян Бедный, Алексей Толстой, Пастернак, Эренбург, Пильняк и другие – куда чаще шли в жизни на подобные компромиссы, чем Шолохов (чего стоит одна «сталиниана» Пастернака!), но Сарнов их лакеями и капитулянтами не величает.
Я не знаю точно, как строил свои отношения с цензорами и редакторами Исаак Бабель, которого Сарнов противопоставил Шолохову. Знаю только, что до закрытия в середине 1918 года горьковской газеты «Новая жизнь» Бабель публиковал в ней довольно острые антибольшевистские очерки, а после закрытия газеты вдруг стал сотрудником ЧК и вплоть до самого своего ареста вдохновенно прославлял это ведомство. Я знаю также, что Шолохов в 30-х годах два раза отказывался ехать в составе советской делегации на международные писательские антифашистские конгрессы в знак протеста против массовых репрессий на Дону, а Бабель от заграничных поездок ни разу не отказывался, даже когда арестовывали его литературных друзей и соратников. Ещё я читал, что, попав на Лубянку, Бабель оговорил многих известных писателей, и в первую очередь – Шолохова, но мне неизвестен факт, чтобы Шолохов оговаривал Бабеля.
Мне скажут: так Шолохова и не сажали. Но его только потому, я полагаю, не посадили, что, узнав в октябре 1938 года от честного чекиста о готовящемся своём аресте, он не стал, стеная и заламывая руки, ждать, когда за ним придут, а с оружием в руках, обманув бдительность ростовских энкавэдэшников, поехал искать правду в Москву, к Сталину. Кстати, и Шолохов, и его спутник Пётр Луговой взяли с собой оружие не для устрашения, они без колебаний решили при попытке ареста пустить его в ход, потому что Луговой уже побывал в ежовских застенках и не собирался туда живым возвращаться, а Шолохов хорошо знал по рассказам Лугового, что это такое.
Эти люди были мужчинами и вели себя как настоящие мужчины. Разоблачив перед Сталиным Ежова и руководителей ростовского НКВД, они вовсе не удовлетворились этим и потребовали от Сталина освобождения сотен незаконно репрессированных людей на Дону. К сожалению, многих из них тогда уже не было в живых…
Я не могу с уверенностью утверждать, что Ежов был снят с поста наркома внутренних дел потому, что Шолохов, Погорелов и Луговой доказали на встрече со Сталиным и членами Политбюро, что «Вёшенское дело» сфабриковано НКВД. Но что именно «Вёшенское дело» было последней каплей, переполнившей чашу терпения Сталина по отношению к Ежову, – это абсолютно точно, потому что после встречи в Кремле с «донцами» Ежов пробыл наркомом внутренних дел только три недели и со Сталиным до дня отставки больше не встречался.
Хочу при этом отметить, что непосредственно за свою жизнь Шолохов боролся лишь в октябре 1938 года. А во время острейших конфликтов с ростовской партийной верхушкой и чекистами в 1932–1933 и 1936–1937 годах он в одном случае спасал своих земляков от голода и репрессий, а в другом – бескомпромиссно требовал освобождения арестованных друзей. И в обоих случаях добился своего. Он писал Сталину прямые, откровенные, отчаянно смелые письма, каких ему не писал никто, кроме Булгакова. Но Булгаков писал только о самом себе, а Шолохов – исключительно о других. Он был первым советским писателем (и, увы, последним), который прямо заявлял Сталину, что система следствия в НКВД недопустима не только по отношению к его арестованным родственникам и друзьям, но ко всем арестованным вообще: «Т. Сталин! Такой метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдаётся в руки следователей, глубоко порочен; этот метод приводил и неизбежно будет приводить к ошибкам. Тех, которым подчинены следователи, интересует только одно: дал ли подследственный показания, движется ли дело… Надо покончить с постыдной системой пыток, применяющихся к арестованным. Нельзя разрешать вести беспрерывные допросы по 5–10 суток».
В известном смысле Шолохов своим беспримерно стойким поведением в 30-е годы спасал репутацию советских писателей. И не удивительно ли, что именно этому человеку Бенедикт Сарнов приписал «лакейскую готовность к компромиссу», а также «полную и безоговорочную капитуляцию»? Я нахожу лишь два объяснения этому феномену: либо Сарнов испытывает по отношению к Шолохову какую-то лютую злобу явно не литературного характера, либо он валит, как говорят в народе, с больной головы на здоровую.
Что же касается вообще темы «Сталин и писатели», то вот что я хотел бы заметить. У Есенина в поэме «Анна Снегина» есть такие строки: «И каждый с улыбкой угрюмой Смотрел мне в лицо и в глаза…: «Скажи, Кто такое Ленин?» Я тихо ответил: «Он – вы». Я думаю, то же самое можно сказать и о Сталине, и даже с большим основанием. Сталин неслучайно руководил нашей страной в течение более 30 лет. Абсолютный властитель – это некое абсолютное зеркало. С точки зрения морали Сталин был таков, каковы были окружающие его люди. То есть если низменные инстинкты в них преобладали, то и Сталин вёл себя соответственно, подтверждая ту истину, что абсолютная власть развращает абсолютно. Но если люди в этих условиях имели смелость проявить свои лучшие чувства, то и он их проявлял. Он оценил смелость и благородство Булгакова. Он практически во всём шёл навстречу Шолохову (до 1949 года по крайней мере), хотя всякий раз для этого требовалось решение Политбюро.
А вот если бы Сталин точно знал, что не Шолохов – автор «Тихого Дона», то он бы его требований выполнять не стал, а сказал бы ему нечто вроде того, что сказал однажды своему сыну Василию: «Ты думаешь – ты Сталин?.. Это не ты, и даже не я!»
Ф. Шахмагонов, литературный секретарь Шолохова в 40–50-х годах, как-то спросил писателя, почему он столь независимо и даже неосторожно ведёт себя со Сталиным. Шолохов ответил коротко: «Пресмыкающихся не уважает!»
Может быть, в этом и есть тайна столь разного отношения Сталина к писателям, которую в своей книге тщится разгадать Бенедикт Сарнов.
Сталин и писатели: Книга третья. – М.: Эксмо, 2009. – 992 с.