Движение «жёлтых жилетов» (ЖЖ) началось как сугубо провинциальное явление 17 ноября. Волею судеб, именно в ту знаменательную субботу я гостил у друзей в Нормандии, в прекрасном замке XVII века. В их истинно «дворянском гнезде» собралась очень приятная компания образованных людей с умными и хорошо воспитанными детьми, обучающимися в элитарных учебных заведениях Америки и Западной Европы. Я выступал с лекцией по случаю выхода своей очередной книги, а потом мы слушали прекрасный концерт классической музыки в исполнении знаменитого французского пианиста и не менее известной ирландской оперной дивы.
А в это время «жёлтые жилеты», о которых никто ничего толком тогда не знал, стояли на дорогах, автострадах, перекрёстках под холодным дождём.
«Всё! Достали!»
Мы, конечно, обсуждали происходящее, запивая фуагра с трюфелями дивным «Сотерном». Но никто из нас, несмотря на завидные наши айкью, не понимал суть происходящего.
Возвращаясь в воскресенье вечером в Париж, мы с женой всю дорогу слушали в машине информационные радиоканалы и узнали, что первый день протестного движения завершился несколькими убитыми и сотнями раненых. Нас «тормозили» иногда группы продрогших и усталых, но добродушных «жёлтых жилетов». Я сигналил им в знак симпатии, а они, аплодируя в ответ, с улыбкой пропускали нас.
Движение «жёлтых жилетов» началось с протеста из-за очередного повышения цен на дизельное топливо – «горючее малоимущих», передвигающихся на подержанных автомобилях. Но совсем скоро стало ясно, что это лишь последняя капля. Не могу забыть одного мужичка, кричащего в телекамеру: «Всё! Достали! Я больше не могу!» Этот крик души резюмирует, на мой взгляд, положение вещей лучше всего.
Лет пять назад французский географ и социолог Кристоф Гилюи опубликовал под названием «Периферийная Франция» (La France pОriphОrique) небольшое научное исследование, показывающее, что глобалистские элиты просто бросили на произвол судьбы большую часть населения, проживающую в деревнях и в небольших городах. В периферийной Франции, доказывал Гилюи, нет ни работы, ни доступа к культуре, ни хороших учебных заведений. Там невозможно жить без машины, ибо общественного транспорта практически нет, а всё далеко – и детский сад, и школа, и почта, и магазин, и больница. Самая же главная проблема в том, что никто не видит выхода из создавшейся ситуации, а социальная безнадёжность ведёт к массовому чувству отчаяния.
Тогда официальные СМИ и доминирующая либеральная интеллигенция раскритиковали Кристофа Гилюи за «реакционный пессимизм», но сегодня мало кто осмелится оспаривать провидческую суть умозаключений этого неординарного исследователя. Прислушались бы к его предупреждениям о грядущем бунте «периферийной Франции», может, и не было бы сегодня «жёлтых жилетов». Ибо он чётко пишет о неизбежности социального конфликта между глобалистской, отключённой от реальности элитой и забытыми ею народными массами.
Следует заметить, что концептуальное открытие Гилюи не ограничивается сугубо французскими реалиями. Оно абсолютно адекватно для всех стран западного мира. Периферийная Англия проголосовала за Брексит, периферийная Америка избрала Трампа, периферийная Италия привела к власти своих левых и правых популистов, периферийная Бразилия устроила плебисцит Болсонару.
Елисейский молчун
Первая протестная суббота была сугубо провинциальной, периферийной. Но со второй – первой парижской – начались столкновения, побоища, погромы, аресты. Причём проявления насилия были и со стороны протестующих, и со стороны властей. Сейчас не поймёшь уже, кто прав, а кто виноват.
Но суть даже не в этом. Суть в том, что насилие – это язык. О языке насилия много рассуждал немецкий философ и теоретик культуры Вальтер Беньямин, а также знаменитый французский психосоциолог Жак Саломэ, который утверждает, что сегодня язык насилия – наиболее распространённый способ общения в мире в независимости от расовой, культурной или религиозной принадлежности людей. Насилие, как способ выражения, как язык, пишет Саломэ, позволяет (пусть даже временно) «эвакуировать фрустрации, игнорировать непонимания, приуменьшать тяжёлое ощущение того, что тебя не любят».
В нашумевшем письме президенту Макрону, опубликованном в «Либерасьон», молодой депутат Национальной ассамблеи (парламента Франции) Франсуа Рюфэн повторяет десятки раз: «Вас ненавидят! Вас ненавидят! Вас ненавидят!» Такого не может припомнить никто. Даже «ненавистного» короля Людовика XVI и казнённую вместе с ним королеву Марию-Антуанетту не ненавидели так, как ненавидят Макрона. Причём трудно понять причину столь лютой ненависти. Ведь совсем недавно этот молодой ещё 39-летний человек восходил на престол с грациозной лёгкостью кинозвезды. Он культурней и тоньше всех своих недавних предшественников, за исключением, пожалуй, Франсуа Миттерана. Но его подвела непростительная для истинного лидера самовлюблённость. Он стал допускать грубейшие коммуникационные ошибки, совершать недопустимые для простых людей поступки. У него низкое возобладало над высоким, которого жаждал утомлённый позорными президентствами Саркози и Олланда народ.
Неожиданно для себя Макрон оказался пресловутой последней каплей. Пребывая в некоем ступоре от извержения «ненависти и презрения трудящихся» – ведь движение ЖЖ пользуется поддержкой 85% населения Франции – Макрон долго безмолвствовал, и юмористы окрестили его Елисейским молчуном. А когда 10 декабря он наконец, собравшись с силами, торжественно обратился к нации, его хватило лишь на тринадцать минут. За это время он успел упрекнуть тех, кто прибегал к насилию, изъявить сожаление (без извинений) за свои оскорбительные для граждан высказывания и поступки, выразить личное приятие закономерности чаяний французов да пообещать увеличить на сто евро в месяц минимальную зарплату. И всё это под пафосные аккорды «Марсельезы».
Почти вскользь, чуть ли не скороговоркой Макрон заметил, что он находится у власти всего полтора года. А то, против чего люди столь яростно протестуют, – результат сорока лет неправильной политики. Здесь он сказал чистую правду. И страшную. Потому что за последние сорок лет у власти были и либералы, и социалисты, и центристы, и правые, и левые. А политика, оказывается, была одна. Вопрос напрашивается сам: зачем же тогда голосовать? Зачем делать вид, что есть альтернатива, когда альтернативы нет?
Двадцать три миллиона телезрителей смотрели выступление президента в прямом эфире, а миллионов десять слушали его по радио в своих машинах. Для страны с шестидесятипятимиллионным населением это колоссальные цифры. Ни один обозреватель такого не ожидал и не предвидел. Что ещё раз говорит об исторической сути происходящего. При этом никто толком не понимает, что это? Революция? Но она подразумевает свержение существующей власти и смену одного конституционного порядка другим. Революция нуждается в идеологии, организации, авангарде, предводителях. В движении «жёлтых жилетов» ничего такого нет. Власть несколько раз пыталась начать переговоры, на которые никто не являлся, ибо у движения нет ни предводителей, ни представителей. Как такое может быть? Я не знаю. Никто не знает. Всё у ЖЖ абсолютно горизонтально. Тысячи ячеек действуют по всей стране, пользуясь в основном «Фейсбуком».
Никто ничего не скрывает ни от полиции, ни от властей. Всё происходит открыто и молниеносно. И Макрон мгновенно был осведомлён о том, что его красноречивое обращение не произвело ни малейшего впечатления на активных членов движения. Обещания его были расценены как подачки, как крошки с барского стола.
Макрон, хоть и не опытен, но – умён. Я думаю, что он изначально обращался не к «жёлтым жилетам», а к симпатизирующим ему «народным массам». Он хотел продемонстрировать свою открытость, свою способность и готовность идти на уступки. Фейковое ли всё это или настоящее покажет будущее.
Происходящее сегодня во Франции не просто очередное проявление исторически неоспоримой «революционности» французского народа. Системный кризис неолиберализма с его глобалистской идеологией разразился из-за столкновения с реальностью. Он тупо напоролся на сопротивление общества. Напоминаю: неолиберализм отрицает принцип существования общества как такового. «There is no society», «Общества нет», утверждала Маргарет Тэтчер. Она же кричала: «There is no alternativе!», «Альтернативы нет!» Вся эта идеологическая чушь привела страны Евросоюза на грань страшной для всех нас развязки. Внешне французское общество выглядит ещё достаточно привлекательным и благополучным. Особенно для туристов и отдыхающих. Но в то же время в «периферийной Франции» ютится от восьми до десяти миллионов людей, живущих за чертой бедности. Официально они составляют 12% населения страны. На самом деле – их гораздо больше. Бедолаг этих пока не видно. «Жёлтые жилеты» – это не они. У них просто нет денег, чтобы приехать на демонстрацию в Париж.
Такие у нас во Франции дела.
Виктор Лупан,
Париж