В подмосковном посёлке Селятино живёт и работает Альбина Георгиевна Акритас – график и живописец, народный художник РФ, член президиума Российской академии художеств, участник крупнейших всесоюзных и российских выставок. Её работы находятся в Государственной Третьяковской галерее, в Музее современного искусства в Москве, в Русском музее в Санкт-Петербурге, во многих галереях и частных коллекциях России и мира. Но Альбина Акритас совершает творческие открытия не только с кистью в руках: она издала три сборника стихов, является членом СП России. Её третья книга «Агат» вышла совсем недавно. Это стихи об искусстве, о жизни в искусстве, о душевных коллизиях в этом привычном мире вещей и людей, где зачастую никто не слышит стремительной «музыки солнца» и не замечает крохотного паучка, спустившегося на ладонь.
Говорят – нет пророка в своём отечестве. Но все стереотипы ломаются, если в дело вступает непреодолимая культурная реальность. Вот и в нашем подмосковном отечестве Альбину Георгиевну любят и с нетерпением ждут её новых произведений. Несмотря на всегдашнюю занятость, на профессорские обязанности в МГАХИ им. Сурикова, Альбина Георгиевна находит время для общения со многими и многими людьми, являясь завсегдатаем селятинской библиотеки – и как читатель, и как участник мероприятий. В этом году здесь прошла выставка её работ и презентация новой книги. Наверное, само «призванье, что обернулось судьбою», как она выразилась в одном из своих стихотворений, не даёт ей покоя, и именно этот творческий непокой воплощается в образы, которые становятся настолько реальными, что их хочется потрогать, во всяком случае, о них стоит рассказать.
Войдя впервые в мастерскую Альбины Акритас, я вдруг остановилась и замерла с «ощущением присутствия» чего-то трансцендентного. Несколько раз в жизни я испытывала это чувство и научилась его распознавать. Прямо передо мной сидели за столом и играли в карты, совсем не обращая на нас внимания, наши общие знакомые. Впрочем, хозяйка мастерской мне всё же их представила: «Это Ахматова, это Раневская и… Пушкин». Мне показалось – краски заиграли, а сама фактура холста вдруг стала воздухом, так, что сквозь него можно было пройти. Анна царственно восседала за столом, серьёзно вглядывалась в игровую ситуацию, Раневская хитро прищурилась, видно, жульничает, Александр Сергеевич – всё видит, взгляд задумчив и прост. И создавалось впечатление, что им хорошо втроём, при свечах, поздним вечером… «Вот и у меня так бывает, – словно угадывая мои мысли, добавляет автор картины. – Приду в мастерскую, слышу – они здесь». – «Что, и Пушкин?». – «И Пушкин. Они все здесь. Я вообще пишу только с натуры».
...В 1904 году дед нашей героини приехал в Россию на заработки и остался жить с семьёй на Северном Кавказе в греческом селе Дубовая Балка. В переводе с греческого «Акритас» – «пограничник». Интересно, что мать Альбины Георгиевны из кубанских казаков и тоже, значит, принадлежала к сословию военному. Но только в 1988 году Альбина Акритас впервые побывала в Греции, что и «наделало много шума» в её творческой биографии. Из своего путешествия она привезла не только серии «греческих» работ, не только незабываемые впечатления и неуловимые чужому слуху «зовы предков», но и некоторые природные материалы для работы, например песок, землю. «Там же земля разноцветная! – восклицает она. – Необыкновенный воздух». Этим вот подлинным воздухом Греции дышат её графические серии «Античный театр» (1989), «Воины» (1989), «Танцовщицы» (1992) и живописные полотна – «Похищение Европы», «Гермес и Майя» и другие.
Детство и юность художницы прошли в Тбилиси. Там она занималась в студии у мастера старой петербургской школы В.И. Шухаева, уроки которого запомнились на всю жизнь. «Мне кажется, я рисовала с самого рождения, в детстве, в школе – на книгах, тетрадях…» Но одного желания было мало, это она поняла очень скоро и всё свободное время посвящала рисованию. Рисунок и стал её коньком при поступлении в Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина в Ленинграде. Но с первого раза её не приняли, не хватило живописных навыков. Упорным и целеустремлённым человеком она была всегда и со второй попытки попала в число студентов. «Со мной педагогам было трудно, – признаётся Альбина Георгиевна. – Я всегда отстаивала своё мнение. Например, решила в дипломной работе писать обнажённых, а мне не разрешали. Ну, конечно, в те времена такая тема была невыигрышной. Но я настояла на своём. Картина называлась «Купание трактористок». Одна девушка снимает рубашку, другая отжимает волосы. Руководителем диплома был Виктор Михайлович Орешников. Всё-таки немного я ему уступила – появился маленький трактор на горизонте…»
Альбина вместе с мужем, художником Олегом Огурцовым, по распределению после института попадает в Брянск, а в 1966 году – в Подмосковье. Это время становления её графического дара. Гравюры на линолеуме по мотивам произведений Э. Верхарна и серия гравюр на картоне «Прачки в Переславле-Залесском» связаны единой внутренней творческой пружиной. Простые люди, их труд на земле, их стремление к покою и радости – общие темы этих серий. Но «Прачки» всё же стали поворотным моментом в процессе совершенствования новой техники – гравюры на картоне, где художник часто вносит поправки «от руки» в готовый оттиск.
Обнажённая натура для Акритас обладает первозданной глубиной и открытостью. Вот как она пишет об этом: «Человек по своей внешней физической форме – одно из самых совершенных созданий на земле. Если, конечно, взглянуть на него чистым, серьёзным взглядом, без примеси игривости, стыдливости, сексуальности и прочей слюнявости, привитой нам нашей массовой, ширпотребной «культурой», а точнее – бескультурьем. Для меня обнажённое человеческое тело – музыка…» Действительно, для неё это – высшая точка творческого процесса, посредством приближения к которой она решает любую художественную задачу.
Любовь и свет разлиты в ограниченном пространстве мастерской Альбины Акритас. И она цитирует слова Эжена Делакруа: «Я принимаюсь за работу с тем чувством, с каким другие спешат к своей любовнице. Кто мог бы поверить мне, однако наиболее реальное для меня – это то вымышленное, что я воплощаю в своей живописи». И сама же отвечает стихами: Люблю таинственный свет, когда вечером на портрет Падает луч горячий, Краски смеются, плачут, Дышат и оживают: Волосы, уши, тени, Шея совсем живая, Розовые колени…
Во многих портретах участники внутреннего сюжета – зеркала. Они придают изображению объём, полноту, многомерность, символическую осторожность прямых трактовок. В «Портрете Верочки» зеркало уносит хрупкие частички детства куда-то вдаль, а юная девушка обращена к нам всей своей первозданностью и музыкальной торжественностью истока, когда река только начинается, с усилием выплывает из подземного царства на волю, и шумящая стихия воды оживляет всё вокруг. И рядом на табуретке, прикрытой полотном, стоят сухие цветы. Мне они показались напоминанием о бренности бытия, о том полноводном устье, что ждёт нас за горизонтом.
Альбина Акритас часто работает в мастерской под музыку Моцарта, Листа, греческие мелодии. Она рассыпает разрозненные впечатления жизни, словно мелкие камешки, а затем собирает сверкающие мозаичные полотна и выстраивает графические листы. Потому-то и создаётся живой образ времени, образ движущегося пространства, гибкой сюжетной канвы. Потому и работы собраны в серии. Каждой из них нужно продолжение. Они живые и, собранные вместе, готовы общаться. Нельзя не сказать о её известной серии гравюр на картоне «Сорок первый год» (1982). Это классический «сказ о скорби». Классический не только в смысле композиционной выверенности, пластического решения, но и в смысле духовного «надсобытийного» полёта автора. Такой полёт был в «Тихом Доне», «Войне и мире»… Гравюра «Прощание» с яркой центральной вспышкой – белым платком, укрывшимся в объятиях солдата, словно раненая птица. Гравюра «Тревожный сон», где ломаные лучи прожекторов выхватывают из темноты мёрзнущих, неукрытых, усталых женщин. Их пронзительные фигуры скажут нам, сегодняшним, больше, чем фронтовые сводки. «На строительстве укреплений» – те же белые платки, но здесь преодоление женского бессилия женским же упорством и любовью. Это строительство «укреплений духа», строительство себя в нечеловеческих условиях войны.
В школьные годы Альбина Акритас с восторгом прочла «Метаморфозы» Апулея, и светлый облик очаровательной Психеи с тех пор сопутствовал ей всегда. И вдруг появилась дерзкая мысль – возродить в Белом зале Академии художеств сюжет истории Психеи. Ещё в начале прошлого века хозяин особняка на Пречистенке И.А. Морозов заказал Морису Дени серию декоративных панно для своего концертного зала. Таким образом, полотна известного художника, «одного из самых странных талантов», «поэта детских грёз», украсили стены особняка. Но не всё прошло гладко. Приехав в Москву, Дени записал в дневнике: «Моя большая декорация оказалась немного изолированной в холодном зале серого камня с мебелью мышиного цвета. Требуется что-то, чтобы связать…» По его эскизам были выполнены четыре вазы, гармонирующие с полотнами. По его же чертежам сделана новая мебель. В целом получился художественно-декоративный ансамбль, восхитивший многих. В начале Великой Отечественной войны панно были свёрнуты в рулоны и переданы в Эрмитаж в 1951 году, где долгое время хранились в запасниках. В Белый зал академии они возвращены не были, и стены пустовали.
Но душа всегда возвращается! Психея носилась в воздухе, трепеща меж белых плоскостей зала, усаживаясь на плечи академиков, собравшихся на Президиум. Конечно, это надо было увидеть, разглядеть и расслышать. Альбина Акритас в конце 90-х обратилась к президенту Российской академии художеств Зурабу Церетели – и он увидел, услышал и одобрил инициативу. Работа началась. Акритас уехала в Грецию, чтобы рисовать храмы, оливы, море, чтобы погрузиться в атмосферу античности. Зимой делала эскизы, летом снова в Грецию. Так продолжалось более трёх лет. И вот эскизы готовы. «По опыту Дени я знала, что масляная живопись для Белого зала тяжела, – вспоминает Альбина Георгиевна. – Мне хотелось сохранить и поддержать живописью его светлый объём, сделать изображения необходимыми ингредиентами архитектурного пространства. Хотелось, чтобы при любых изменениях внизу, где происходит людская деятельность, зал оставался гармоничным, самодостаточным. После длительных проб и сомнений остановилась на казеиново-масляной темпере. Это решение мне подсказали наши северные храмы в Новгороде, Пскове, Ферапонтове… Краски готовила вручную. По цеховым рецептам античных и средневековых мастеров… Холст нашёлся неожиданно в старых запасах одного художника… Двойной, плотный, ещё доперестроечный…»
Альбина Акритас работала прямо на холстах, меняя, если нужно, детали, колорит, словом, не загоняя себя в рамки эскиза. Работала, как всегда, сердцем. Остаётся тайной, какие слова нашёптывала художнице в самые ответственные моменты сама Психея, какие удивительные мелодии слышались в замкнутом пространстве мастерской. 12 июля 2000 года холсты были завершены, а через месяц укреплены на стенах Белого зала Российской академии художеств. «Разговор Венеры с Купидоном», «В спальне», «На вершине горы», «Подземное царство», «Купидон, уносящий Психею», «Уснувшая Психея», «Свадьба Психеи и Купидона» – вот уже целое десятилетие эти семь живописных панно, образно говоря, живут в Белом зале Академии художеств. Душа воссоединилась с любовью, Психея нашла своего Купидона, и остаётся только уговорить её полетать немножко и над нами, грешными, над нашей мятущейся родиной.
На днях появилось сообщение в прессе, что впервые в истории астрономы Шеффилдского университета смогли зафиксировать сверхъестественную музыкальную гармонию атмосферы Солнца. Учёные выяснили, что находящиеся в ней кольца вибрируют, издавая гармоничные звуки, наподобие струнных, а иногда – духовых инструментов. Так вот что слышат сегодня художники и поэты! Это уж действительно посильнее «музыки революции». Во всяком случае, в произведениях Альбины Акритас музыка солнца обретает вторую родину в многоцветной палитре чувств. И прекрасно и удивительно, что мы легко смотрим на эти полотна без солнцезащитных очков.